Официантка убрала тарелки из-под салатов.

– Где ты живешь? – спросил Дэвид.

– У друзей.

– Означает ли это, что ты не хочешь говорить мне? – Он сорвал ягодку с остролиста, покрутил ее в пальцах и бросил в пепельницу.

– Верно. – Я слегка меняю направление разговора. – Мне хотелось бы думать, что мы сможем достичь согласия.

– Если ты собираешься поживиться за мой счет, то ничего не выйдет. Это ведь ты бросаешь меня. Именно ты начала играть не по правилам, не оставив мне ни единого шанса.

Мне вдруг представилось, как в его глазах загорелись долларовые символы, как у Скруджа Мак-Дака из диснеевского мультфильма.

– Твои слова только еще раз показывают, какие мы с тобой разные, – говорю я.

Официантка приносит его телячью отбивную и мое мясное ассорти с бобами. Она ставит перед ним отбивную чуть-чуть не по центру. Он аккуратно подвигает тарелку так, чтобы она оказалась точно перед ним.

Мы приступаем к основному блюду. Сейчас Дэвид, как обычно, найдет повод для недовольства – исключением была лишь наша недавняя трапеза в Атланте. Я жду.

– В соусе явно не хватает вина, – говорит он.

– А мое ассорти просто великолепно. – На самом деле я едва попробовала его. Меня поташнивает – больше от нервов, чем из-за Хлои.

– Почему бы тебе не отложить окончательное решение на пару месяцев? – Он делает глоток воды. Кубики льда в его бокале уже растаяли. – Можно я позаимствую твой лед?

Я киваю на лед, не соглашаясь на промедление.

– Мы уже слишком далеки друг от друга. Я признаю, что вела себя неправильно, не попытавшись рассказать тебе, какой несчастной представляется мне моя жизнь, но я и сама долго этого не понимала. – Это правда. Такая же правда, как то, что во мне растет Хлоя.

– Может, нам стоит проконсультироваться у психолога по вопросам семьи и брака, – предлагает он.

Семейный консультант не превратит его в человека, которому нравится смотреть на скалы и деревья. Или меня в пустышку, подобную Агги-Лу.

– Может, нам стоит поговорить с адвокатом, – сказала я, гордясь моим контрпредложением.

– Разумеется, в случае необходимости, хотя я все-таки считаю это преждевременным. Мы можем сэкономить деньги, обратившись к знакомому юристу. Возможно, к кому-то из моей фирмы. – Я не успеваю ничего ответить, а он добавляет: – Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя нет никаких оснований для развода.

– Несовместимость характеров. – Я отодвигаю тарелку с половиной недоеденного ассорти. Подлетевшая официантка забирает наши тарелки. От кофе мы отказываемся.

– Ты подумала, на что ты будешь жить?

– Я работаю. Припоминаешь?

– На твою жалкую зарплату не очень-то разбежишься, – усмехается он.

Он сводит на нет значение моего жалованья так же, как многие годы сводил на нет значение моей работы. Я все отлично понимаю. И это не просто недостаток интереса к тому, чем я занимаюсь – это недостаток уважения к моим достоинствам и успехам. И ко мне самой. Даже в конце нашей семейной жизни он насмехается над моей работой.

Я даже не злюсь, а погружаюсь в какой-то печальный туман. Я продолжаю говорить, осознавая всю бессмысленность своих слов:

– Большинство людей живет, зарабатывая меньше меня. Целая семья может прожить на одно мое жалованье. Так что одной мне вполне его хватит. – На самом деле сейчас я представляю собой одну целую и три десятых человека.

– Привычный тебе стиль жизни отличен от стиля большинства людей, – бросает он.

– Это твой стиль, а не мой. Мне не нужна яхта, членство в загородном клубе и прочее.

Я беру счет, принесенный официанткой. Мне крайне важно самой заплатить за этот ланч, поскольку благодаря этой встрече я выиграла больше, чем он: проявив твердость характера и отстояв мою физическую свободу. Мне необходимо заплатить, подтвердив, что деньги не имеют значения.

– Тебе всегда нравились ребяческие выходки, – говорит он, убирая свою кредитку.

– Да, ты прав. – Я встаю из-за стола.

– Я пока не дал согласия на развод, – говорит он. – И если ты будешь слишком спешить, то ничего не получишь. – Поскольку я ухожу, ему приходится повысить голос.

Две сиреневых головки, словно на шарнирах, повернулись в его сторону, пока я надевала пальто. Я подошла обратно к столику. Бабульки смотрят на меня, возможно, надеясь получше прояснить ситуацию.

– Я забыла сказать, что Флориан пришлет меню и смету для твоего рождественского приема. Позвони ему и обговори последние детали.

Он не будет этим заниматься. Он поручит все Сильвии.

Я исполнила мой последний формальный супружеский долг.

В тот же день я пытаюсь дозвониться адвокатам. Шесть раз мне удается пообщаться только с секретарями. Голоса двух юристов звучат раздраженно из-за того, что их отрывают от работы.

Еще один просто не занимается такими делами. Наконец одна женщина, Кэрол Госс, владелица единоличного офиса на Кулидж-корнер, сама подходит к телефону. Она не отшивает меня. И мы назначаем встречу на шестнадцатое января.

Я готовлю Питеру на ужин испанское блюдо «тако», вкусные рулеты из маисовых лепешек, начиненные рубленым мясом, сыром, луком и бобами с острой подливой из растертого авокадо, смешанного с помидорами, луком и приправами. Лепешки шкворчат на сковороде. Кухонный комбайн решительно не желает работать, пока я не вспоминаю, что надо все время прижимать крышку. Авокадо превращается в однородную зеленую массу. Я пробую подливку, вкус кажется мне невнятным. Я добавляю еще лимонного сока, соуса «Табаско» и опять проверяю остроту вкуса. Теперь подливка кусается и жжется.

Питер приходит около восьми вечера с букетом цветов и подарком, завернутым в бумагу с желтыми утятами. Развернув сверток, я обнаруживаю в нем комплект одежды для трехмесячной малышки, розовое платьице и отделанные кружевами трусики с продернутой резинкой.

Он проводит пальцем по кружевам.

– Разве они не удивительны? Такие крошечные. Я купил их в «Детском мире».

Трусишки по размеру не больше его ладони. Глядя, как он обращается с этими вещичками, я понимаю, что приняла правильное решение.

Как раз в тот момент, когда я отправляю в рот последний кусочек мясного рулета «тако», раздается звонок в дверь. Питер, уже закончивший ужинать, пошел открыть дверь. Босси плетется за ним. Эта псина никогда не лает на людей, как другие собаки.

Убирая со стола, я слышу:

– Меня зовут Бен, я брат Лиз. Вы, должно быть, Питер. Это моя жена, Джанис.

Они проходят за Питером в гостиную. Бен порывисто обнимает меня, его мягкая фланелевая рубашка прижимается к моей щеке. Наше долгое объятие завершается взаимным похлопыванием.

Забрав снятые куртки, Питер предлагает моим родственникам кофе.

Джанис целует меня, и я попадаю в привычный и вкусный аромат ее духов «Шалима». Она подхватывает детское платьице со стула.

– Какая прелесть. Помню, у Сэмми было похожее.

– Питер купил его сегодня. Первый наряд для Хлои.

– Хлои? – удивленно произносит Джанис. – Вы уже выбрали имя?

– Пока мы зовем ее так. Хотя, вероятно, это имя останется у нее на всю жизнь, – говорит Питер.

– Ты всегда хотела ребенка, – замечает Бен. Питер принес покрытый салфеткой поднос с четырьмя чашками. Все ложечки на блюдцах лежат строго в одном направлении, и рядом стоит плетеная корзинка с пряниками, оставшимися от елочных украшений. Он показывает на мою чашку.

– Эта без кофеина, – предупреждает он. Джанис и Бен переглядываются. Отлично зная их, я вижу, что они одобряют его поведение. В атмосфере еще витает легкое напряжение, не затаенное, а скорее подобное дыханию ветра в жаркий полдень.

– Какие у вас планы? – спрашивает мой брат.

– Перестань строить из себя папочку, – говорю я Бену, который сразу приносит извинения.

Питер, найдя удобный предлог, удаляется, предоставив нам возможность для родственного разговора. Босси предпочитает остаться со мной или, возможно, поближе к пряникам. Она пристраивается так, что прямо перед ее носом маячит заветная корзинка.