Беспрепятственно сев в такси, Сандра, тем не менее, находилась в таком волнении, что не смогла дождаться, пока машина довезет ее до дома. Пока они ехали, ей все время казалось, что красный сигнал светофора горит неестественно долго, а такси еле ползет. Наконец, не выдержав, она попросила высадить ее на одной из центральных улиц и отправилась к дому пешком. Сандра давно не гуляла по городу, но и сейчас это была не прогулка, а бег – от себя, от собственных мыслей и чувств.

Было уже десять часов вечера, но улицы выглядели оживленно: люди уже не спешили по своим делам, они наслаждались свободой начавшегося уикэнда, и никто не обращал внимания на одиноко бредущую молодую женщину в легкой светло-голубой куртке. Вряд ли кто-нибудь мог узнать в ней Сандру Харпер, если раньше видел ее только на страницах журналов светской хроники. Только тревожное выражение лица этой женщины заставило нескольких зевак с любопытством обернуться ей вслед.

Незаметно для себя Сандра миновала несколько кварталов. Ей очень хотелось закурить, но она постеснялась делать это на ходу. С Оксфорд-стрит молодая женщина свернула на маленькую улочку и, увидев возле одного из домов уютный сквер, направилась туда. Здесь, в уютном уединении, стояли две скамейки. Сквер украшала мраморная, серая от времени статуя Амура и Психеи. Глядя на каменных любовников, Сандра села на скамейку и достала сигареты. В сумерках блеснул огонёк зажигалки. Вытянув гудевшие от непривычно долгой ходьбы ноги, она попыталась собраться с мыслями.

Во-первых – да, это, конечно, во-первых, – Урмас Шольц жив. Свершилось чудо, на которое Сандра так страстно надеялась в первые месяцы и даже годы после его «гибели», порой доводя себя этой надеждой едва ли не до умопомрачения. Но теперь Сандра уже сомневалась, стоит ли этому радоваться. Во-вторых, он не забыл ее – это она остро почувствовала, когда они стояли рядом в темноте. В-третьих, и это беспокоило ее больше всего, она сама тоже ничего не забыла. Сандра испытывала странное раздвоение души. Одна ее половина продолжала любить мужа, отца ее дочери. Эта часть души твердила ей, что Шольц опасный человек. Возможно, он причастен к покушениям на Джеймса, и тогда он враг и для нее, причем враг жестокий и безжалостный, который не остановится ни перед чем. Но тут же Сандра слышала другой голос, и тогда ей казалось, что она по-прежнему любит Урмаса, а потому сможет оправдать и объяснить все, что бы он ни сделал. Эти половинки не боролись между собой, они словно существовали одновременно, с одинаковой степенью реальности, и Сандра подумала, что вот так сходят с ума.

Итак, завтра она снова увидит Урмаса. При мысли о предстоящем свидании одна половинка сердца радостно затрепетала, а другая тревожно сжалась: она вспомнила, что завтра Джеймс возвращается домой. В такой день и ей следовало бы остаться дома. Но… Шольц обещал все объяснить. И что она будет делать, если он признается в том, что причастен к покушениям на Джеймса? Сандра попыталась вызвать в себе ненависть к Урмасу – и не смогла. Да и он сам, похоже, не допускал мысли, что она не приедет на встречу с ним или кому-нибудь о ней расскажет. Впрочем, кому она может рассказать? Полиции? Но это грозит публичным скандалом. Или Иоахиму Мельдерсу, который совместно с Лиз Харпер задался целью разлучить ее с Джеймсом?

В ее воображении возник образ главы службы безопасности. Темные, страстные глаза на лице, скрывающем под маской легкого презрения к окружающим истинное к ним отношение. Сандра никогда не понимала, как он к ней относится. Иногда ей казалось, что она интересует его как женщина гораздо больше, чем он хочет это показать. И это было понятно: Мельдерс был джентльменом, и он работал на ее мужа. Но тогда почему он пошел на поводу у Лиз? Что касается самой Лиз, то Сандра всегда знала, что находится у нее под подозрением. Правда, она и не догадывалась о степени неприязни, которую испытывала к ней свекровь. Оказывается, чопорная аристократка Лиз Харпер готова пойти даже на скандал, лишь бы разлучить ее со своим сыном. В лондонском свете такие события без публичного скандала не обходятся.

Если бы не Урмас, человеку Мельдерса удалось бы сфотографировать ее с Максимом Окуневым в окне номера захудалой гостиницы. Она представила эти снимки в руках у Джеймса. При всей любви к ней Джеймс бы никогда не поверил ее объяснениям и не простил бы ее. В голове у Сандры возникло отвратительное слово – «развод». И Кора, не понимающая, что произошло между мамой и папой… Какое счастье, что Урмас спас ее от этого ужаса! – говорила одна половина ее души. А другая упорно нашептывала, что Урмас Шольц ничего не делает просто так.

Сандре не хотелось ехать домой – ведь там ей, возможно, придется встретиться со свекровью… Но, взглянув на часы, она ахнула: половина одиннадцатого! Быстро поднявшись со скамьи, молодая женщина поспешила выйти из сквера на улицу и подняла руку, останавливая машину.

Джеймс Харпер лежал на постели с открытыми глазами, хотя свет в палате был уже погашен. Анна Монт ушла полчаса назад. Они провели вместе весь день до позднего вечера. Все благие намерения Джеймса не поддаться чарам этой женщины рассыпались прахом от одного прикосновения к ее телу. Возвращение домой, еще сегодня утром такое желанное, сейчас беспокоило его. Он боялся встречи с Сандрой, боялся, что она обо всем догадается по выражению его лица. Джеймс чувствовал вину перед женой и всячески старался успокоить собственную совесть. Он вспомнил слова своего приятеля: «В том, что женатый мужчина заводит любовницу, виновата его жена». Действительно, разве он виноват, что нашел у Анны то, чего никогда не получал от Сандры – искреннее восхищение им, Джеймсом Харпером? А любому мужчине необходимо, чтобы им кто-нибудь восхищался!

Он еще не знал, как это устроить, но был уверен, что и дальше будет встречаться с Анной. Пока он не может ездить в офис, ему в любом случае нужна секретарша, которая будет постоянно находиться при нем. А потом… Потом он будет время от времени приезжать к ней. В конце концов, так поступали многие его знакомые. Джеймс забыл, что раньше с неизменной брезгливостью относился к подобным историям. Он снова и снова вспоминал, какой страстной и покорной любовницей оказалась Анна, и не мог уснуть в нетерпеливом ожидании нового дня, когда он снова ее увидит.

Стараясь не шуметь, Сандра вошла через парадный вход особняка. В доме стояла тишина, прислуга уже легла спать. Войдя в холл, молодая женщина машинально взглянула на напольные часы в углу. Мерными ударами десятифунтовых медных гирь они отсчитывали неумолимое время уже многие десятки лет. Несообразно по сравнению с массивным механизмом зазвучали стеклянные куранты, нежно и тонко выпевающие каждую четверть часа незамысловатую мелодию «Джона Гилпина» – старинной лондонской песенки о весельчаке-неудачнике. Сандра вздрогнула от неожиданности и вдруг почувствовала, что очень голодна. Время ужина давно прошло, но в столовой, в высоком старинном буфете, всегда оставалась еда для запоздавших обитателей дома – кухарка свято поддерживала эту традицию. Сандра хотела уже подняться в столовую, как вдруг в холл с половины Лиз вышел Иоахим Мельдерс. Сандра едва не вскрикнула.

– Что вы здесь делаете? – спросила она, и ее голос звонко раздался по замершему дому.

– Мне нужно было приготовить все к приезду мистера Харпера, – ответил Мельдерс. – Обычный режим охраны дома я считаю недостаточным, надо усилить систему наблюдения за парком.

Он хотел добавить еще что-то, но тут в холле появилась Лиз Харпер, одетая в длинное домашнее платье темно-вишневого цвета. Не обращая внимания на Сандру – они не разговаривали с той памятной ссоры, – Лиз произнесла:

– Благодарю вас, мистер Мельдерс. Вы прекрасно исполняете свои обязанности.

Не в силах молчать и делать вид, что ничего не происходит, Сандра, кипевшая от негодования, повернулась к свекрови и ледяным тоном проговорила: