— Я должна выбраться отсюда. Маме нужна моя помощь. — Она уперлась в грудь Гейбла в тщетной попытке освободиться. — Разве ты не слышишь крики женщин?

— Тут кричишь одна ты. Приди в себя, красотка. Тебя испугал ночной кошмар.

— Нет, это кричит мама!

Гейбл снова встряхнул девушку, а когда отпустил, она безвольно повисла у него на груди.

— Тогда я была слишком мала, а теперь выросла и сумею ей помочь. — Эйнсли нахмурилась — похоже, она начала осознавать, где находится. — Да нет, не выйдет. Мама мертва. Теперь ничего не изменишь…

— Не изменишь, это верно.

Почувствовав, что тело Эйнсли обмякло, Гейбл ухватил ее покрепче, стараясь не замечать, какое это удовольствие — держать ее в своих объятиях.

— Никто не может вернуться в прошлое и изменить чужую судьбу.

— Но это была злая судьба, страшная, жестокая, ужасная! Я до сих пор вижу кровь, — прошептала девушка. — Тогда мне не удалось смыть ее, ведь я была ребенком. Я только закрыла ей глаза, чтобы их не выжгло солнце…

Гейбл начал успокаиваться — голос Эйнсли снова стал нормальным. Рыцарь осторожно подвел девушку поближе к костру. Рональд, убедившись, что с его любимицей все в порядке, устало откинулся на своем ложе. Воины Гейбла, повинуясь безмолвному приказу, тоже вернулись — кто на пост, а кто досыпать. Внутренний голос подсказывал Гейблу, что Эйнсли, окончательно очнувшись, будет смущена вниманием стольких людей.

— Я пойду спать, — пробормотала Эйнсли, но Гейбл силой заставил ее сесть.

— Выпей! — тихо попросил он, садясь рядом с девушкой и протягивая ей бурдюк с вином.

Медленно пробуждаясь от леденящего душу кошмара своих воспоминаний, Эйнсли искоса взглянула на Гейбла и сделала глоток. Вино показалось ей вкусным и сладким. Девушка чувствовала сильное смущение от того, что выказала непростительную слабость перед Гейблом и его рыцарями. Мучило ее и другое — многие мужчины наверняка сочтут позором то, что случилось с ее матерью, хотя ни она, ни другие женщины, убитые в тот день, не искали себе такой ужасной судьбы. Вот почему Эйнсли никогда и ни с кем не говорила об этом — боялась услышать в ответ суровую отповедь по поводу чести и мужества дорогого ей человека. Девушка знала, что подобное отношение к матери приведет ее в ярость, тем более что поколебать уверенность мужчин в их правоте ей вряд ли удастся, какие бы аргументы она ни приводила.

— Ты считаешь, что это вино избавит меня от кошмаров? — шепотом спросила она Гейбла.

— К сожалению, лишь до конца этой ночи, — ответил тот. — Хотел бы я иметь волшебное снадобье, которое навсегда избавило бы тебя от мрачных воспоминаний! Ты видела, как умирала твоя мать?

— Не видела, а слышала — ее и других женщин, которые имели несчастье попасться этим извергам.

— Слышала? — взволнованно переспросил Гейбл. Какой это, должно быть, ужас — ребенком пережить такое!

— Да. Мать спрятала меня в укромном месте и завалила ветками. Она сказала, чтобы я сидела тихо — не шевелилась и не произносила ни звука. Вообще-то я была не самым послушным ребенком на свете… — Говоря эти слова, Эйнсли в первый раз улыбнулась. — Но тогда поняла сразу — надо сделать так, как велела мать. Я сидела в погребе до тех пор, пока не стало тихо, а когда вылезла, то увидела, до какого бесчинства могут дойти мужчины, когда им противостоят одни лишь беззащитные женщины.

Гейбл смущенно отвел глаза, не в силах вынести осуждающего взгляда Эйнсли.

— Не могу утверждать, что я или мои люди никогда не совершали подобных преступлений, но в одном мы точно не повинны — ни один из моих рыцарей не способен хладнокровно перерезать женщине горло, словно бессловесной скотине! — Он вздохнул и сокрушенно покачал головой. — Но мне доводилось сражаться бок о бок с такими вояками и наблюдать, как совершалось такое. А раз я не сумел остановить их, значит, часть вины лежит и на мне. Но где же был в то время твой отец?

— Сбежал, спасая собственную жизнь и жизнь своих сыновей.

— И оставил жену и дочь наедине с кровожадным врагом?

— Мой отец чрезвычайно ценит своих сыновей. Он часто повторяет, что от дочерей только одна польза — выгодно выдать их замуж. По его мнению, найти жену вообще не проблема. Сам он похоронил еще двух после того, как умерла моя мать. Поскольку ни одна из них не родила ему сына, он, похоже, проклял весь женский род и решил больше не жениться.

— Значит, ты потеряла трех матерей.

— Нет, только одну. Мачехи казались мне лишь бледными тенями, бесшумно скользящими по залам Кенгарвея. Они не обращали на меня никакого внимания, поскольку не любили меня. Я чувствовала это, но не придавала значения, поскольку после гибели матери обо мне заботился Рональд.

Гейблу было трудно себе представить столь безрадостное детство. В его семье тоже были свои проблемы, но он никогда не чувствовал себя ненужным, нежеланным. Несмотря ни на что, Гейбл всегда ощущал тесную связь со своим семейством — как с близкими, так и с дальними родственниками. Если судить по словам Эйнсли, единственный любивший ее член семьи умер много лет назад, и она осталась на попечении Рональда — человека, который по своему положению лишь немногим отличался от слуги.

Эйнсли снова отхлебнула вина, и Гейбл с удовольствием отметил, что краска понемногу возвращается на ее мертвенно-бледные щеки. В чертах этого милого лица до сих пор оставалось что-то трогательно детское. Должно быть, Эйнсли Макнейрн была очаровательным ребенком, но это не помешало ее отцу обращаться с дочерью как с ненужной вещью. Гейбл ни минуты не сомневался в правдивости ее рассказа — достаточно было видеть лицо девушки, когда она говорила о своей жизни. Вместе с тем ощущалось, что Эйнсли не чувствует себя ущемленной и ни от кого не ждет жалости.

— Твой родственник прекрасно справился со своими обязанностями, — заметил Гейбл.

— Да, хотя многие наверняка так не считают. — Эйнсли улыбнулась и посмотрела на своего спящего ментора. — Рональд научил меня всему, что умеет сам. Он щедро делился своими знаниями, но, к сожалению, это не те знания, которыми должна обладать благородная девушка.

— В этой грубой стране они тебе наверняка пригодились.

— Конечно, пригодились, но не помогли найти мужа.

На мгновение Эйнсли смутилась — не слишком ли свободно она выражается? Однако девушка была настолько измучена, что не чувствовала в себе сил сдерживаться. Кроме того, знакомство с Гейблом вряд ли будет продолжительным, а значит, не имеет значения, что он узнает о ее жизни.

— Беря жену, мужчина стремится получить землю, богатство и власть. Ему нужна женщина, искусная в рукоделии и с хорошими манерами. В конце концов, жена — лишь способ приобрести влияние и обзавестись сыновьями. Сыновей я родить смогу — моя мать родила четверых, а вот во всем остальном вряд ли буду хорошим приобретением для своего мужа. Да еще если учесть, что мой отец враждует со всеми соседями…

Она рассуждала вполне здраво. Гейбл и сам считал, что выбирать жену нужно именно по этим качествам. Тем не менее он почему-то смутился. В голосе Эйнсли не было гнева или осуждения, и все же Гейблу было неприятно сознавать, что он руководствуется такими корыстными мотивами, хотя и понимал, что большинство людей сочли бы его величайшим глупцом, если бы при выборе жены он не принял во внимание ее происхождение, связи, богатство и способность рожать детей. Кто знает, возможно, гораздо большей глупостью было бы не рассматривать Эйнсли в качестве предполагаемой жены, несмотря на все ее недостатки…

— Мужчина должен думать о будущем, — пробормотал он.

Эйнсли удивилась. Он словно оправдывается! Но почему? Гейбл де Амальвилль — человек благородный и образованный. Такие люди особенно тщательно выбирают себе жену. Так принято. Более того, именно этого ждут от человека в его положении. Поразмыслив, Эйнсли решила, что ей просто показалось. Наверняка он и не думал оправдываться.

— Похоже, все мои страхи уже улетучились, — проговорила девушка, вставая. — Пожалуй, я пойду спать. Жаль, что я наделала столько шуму.