— Боюсь, вам придется на какое-то время умерить ваш пыл, милорд, — надо убедиться, что те клочки кожи, которые пощадил снег и мороз, так и останутся на мне! — Сон уже навалился на Эйнсли. С трудом открыв глаза, она протянула руку и коснулась щеки Гейбла. — Помни о том, что я тебе сказала — опасайся Фрейзеров! Если ты допустишь, чтобы они всадили тебе в спину нож, я… я не знаю, что сделаю. Сама тебя убью, вот увидишь!

— Ну, если человека можно убить дважды… Тогда ты как раз та женщина, которая на это способна!

Эйнсли тихонько засмеялась и почти мгновенно уснула. Гейбл еще какое-то время не отходил от нее, гладя забинтованную руку девушки. Неожиданно он поймал себя на странной мысли — ему вдруг захотелось, чтобы слухи о Дуггане Макнейрне оправдались и чтобы этот человек и в самом деле оказался бессердечным негодяем, не желающим платить выкуп за дочь. Конечно, это прибавит проблем ему, Гейблу… Он чертыхнулся. Ну разве можно быть таким чудовищным эгоистом? Он хочет иметь все разом — и договор с Макнейрном, и Эйнсли, и подходящую жену. А ведь если Эйнсли останется в Бельфлере в качестве его любовницы, это причинит ей боль, так же как отказ отца выкупить ее, как бы она ни храбрилась. А Гейблу не хотелось доставлять страдания этой девушке. Сознавая, что потерпел поражение в борьбе со своими чувствами, рыцарь надеялся, что хотя бы не даст им полностью руководить им.

— Хватит тебе тереть руки, девонька, — укоризненно заметил Рональд, войдя в комнату Эйнсли и увидев, что она снова втирает мазь в свои почти зажившие ладони. — Ты так всю кожу с них сдерешь!

Эйнсли улыбнулась. Старик подошел к кровати и примостился на краешке. Он встал с постели на следующий же день после возвращения Эйнсли и с тех пор исправно нес вахту возле своей любимицы, настаивая, что она нуждается в охране. Девушку это очень беспокоило — она боялась, как бы Рональд не навредил этим себе, ведь его рана еще не до конца зажила. Но, к счастью, через два дня Фрейзеры покинули Бельфлер, что дало старику возможность немного ослабить свою бдительность, хотя полностью на постельный режим он так и не перешел. Впрочем, здоровье Рональда с каждым днем заметно улучшалось, и теперь Эйнсли уже не сомневалась, что скоро его раны полностью заживут.

Она отложила баночку с мазью, уселась поудобнее на овечьей шкуре, брошенной у камина, и рассеянно почесала Страшилу за ухом. Хотя девушка была очень рада визиту Рональда, в глубине души ей хотелось, чтобы вместо него пришел Гейбл. Со времени ее возвращения рыцарь ни разу не делал попытки заняться с ней любовью. Он был нежен, но ласки его не шли дальше мимолетного прикосновения или легкого поцелуя. На сердце у Эйнсли стало тревожно. Ей казалось, что Гейбла больше не влечет к ней, что та ночь окажется единственной. От этой мысли хотелось плакать, но девушка старалась сдерживаться, чтобы своим несчастным видом не расстраивать Рональда.

— Похоже, ты совсем поправился, — радостно заметила она.

Рональд кивнул и отхлебнул медового напитка.

— Иногда тяжеловато быть все время на ногах, но когда я хожу, ко мне быстрее возвращаются силы. С каждым днем меня все меньше и меньше тянет в постель. — Он знаком предложил Эйнсли вина, но Эйнсли отказалась. — Я страшно рад, что ты поправляешься и что эти проклятые Фрейзеры наконец убрались отсюда. — Старик нахмурился и снова отхлебнул напитка. — Расставание было не слишком дружеским. Молодому сэру Гейблу надо остерегаться Фрейзеров.

— Думаю, теперь он это понял. Когда человек так благороден сам, ему трудно заподозрить других в коварстве, но он достаточно умен, чтобы внять нашим предостережениям.

— Что да, то да. Он проводит с тобой много времени, девонька.

— Да. И не надо мне подмигивать — из этого ничего не выйдет.

— Почему же? Теперь, когда парень переспал с тобой…

— Рональд!

— Может быть, я стар, девонька, но не глух и не слеп.

— Об этом уже судачат? — с ужасом спросила Эйнсли.

До сих пор она надеялась, что даже если кто-то что-то и заметил, дело это не стало предметом пересудов.

— Да не смотри ты на меня так испуганно! Прямо никто ничего не говорит, так, словечко тут, словечко там… Просто я уже давно подозревал, что между тобой и этим бравым норманном завяжутся шуры-муры, вот и понял все с полунамека. Честно говоря, не понимаю, в чем тут дело, но никто не отозвался о тебе дурно и не сказал, что это, мол, грех и все такое. Так что можешь по-прежнему держать голову прямо, когда идешь по Бельфлеру.

— Должно быть, это оттого, что они обожают своего хозяина. — Эйнсли усмехнулась. — У меня создалось впечатление, что в глазах своих людей он непогрешим, ну прямо святой!

Рональд рассмеялся.

— Да, я тоже это заметил. — Но тут же, посерьезнев, окинул Эйнсли внимательным взглядом. — А как ты сама относишься к парню?

Упорство, с которым Рональд продолжал именовать Гейбла парнем, рассмешило Эйнсли, но ненадолго.

— Я думаю, ты сам понимаешь, что я чувствую.

— Ты его любишь?

— Да, но это не имеет значения.

— Неужели? А почему же ты легла с ним?

— Наверное, ты прав, хотя, должна признаться, в тот момент я об этом не думала. — Заметив удивление Рональда, Эйнсли прыснула: — Я просто хотела его. Извини, если такой ответ тебя разочаровал.

— Ты девушка сильных чувств, Эйнсли. Я всегда знал, что тому, кто тронет твое сердце, ты подаришь его целиком. Нет, ты меня не разочаровала. Я тебе не отец, и родительская слепота не застит мне очи. На мой взгляд, ты не всегда бываешь права, но можешь не бояться — я никогда не упрекну тебя за неразумную любовь.

— Кажется, именно это со мной и происходит… О нет, конечно, Гейбл достоин любви, тут не может быть никаких сомнений! Я поступила неразумно не потому, что полюбила его, а потому, что с самого начала знала — он ни за что на мне не женится и даже не полюбит в ответ… Но не могу же я спрятать свои чувства и вести себя так, словно ничего не произошло!

— С чувствами всегда так.

Эйнсли вздернула голову и с вызовом взглянула на Рональда.

— Да? А по-моему, Гейблу это удается весьма успешно. Он всегда начеку, ничем себя не выдаст! — Эйнсли легла на спину, подложив руки под голову, и улыбнулась, когда сонный Страшила подкатился к ней под бочок. — Гейбл предпочитает показывать, что испытывает ко мне только плотскую страсть. Даже если у него есть еще какие-нибудь чувства, он умело их прячет.

— Худо, коли человек проживет так всю жизнь. Если таить все в себе, недалеко и до беды! Но почему ты так думаешь? А может быть, он один из тех, кто не умеет ясно выразиться, не может найти слов, чтобы рассказать о своей любви?

— Нет, я уверена, что права. Его кузина Элен как-то рассказала мне о том, что произошло с Гейблом в юности. Это многое объясняет… Женщина, которой он доверял, которую любил всем сердцем, хладнокровно водила его за нос, использовала в своих целях, а в результате лучший друг Гейбла поплатился жизнью за его слепоту. Друг, с которым они были неразлучны с детства…

— Сердечная боль мало кого минует…

— Это мне известно. А как насчет потери друга?

— Ну как тебе сказать…

— Рональд, Гейбл был тогда совсем мальчишкой. Эта женщина была старше его, хитрее и весьма искушена в интригах. Она использовала его для того, чтобы потворствовать своему любовнику, стремившемуся расправиться с де Амальвиллями и завладеть их богатством. Она пыталась убить Гейбла, но его друг принял удар на себя. Умер он на руках Гейбла, а перед смертью рассказал, кто замыслил это подлое убийство. Гейбл успел предупредить своих родичей, но друга не сумел спасти… Такое трудно забыть… — Эйнсли перевернулась на бок и посмотрела на Рональда. — Возможно, с той поры Гейбл решил, что эмоции — весьма опасная вещь. Нельзя доверяться чувствам, а любовь, наверное, самое опасное из них…

— Но он не похож на бесчувственного человека.

— Да, и я думаю, что это беспокоит его самого. — В ответ на улыбку Рональда Эйнсли тоже невольно улыбнулась. — Мне скоро предстоит вернуться в Кенгарвей. Гейбл не мог бы бесконечно держать меня здесь, даже если бы захотел. Соглашение с моим отцом будет так или иначе заключено, ибо это — повеление самого короля. Так что у меня нет ни времени, ни возможностей залечить его душевные раны, заставить снова поверить в чувства!