Эйнсли не успела добавить ни одного слова, потому что Дугган обрушился на нее со всей яростью. На этот раз увернуться ей не удалось. Под градом сыпавшихся на нее ударов девушка рухнула на пол. Свернувшись клубочком, она пыталась защитить наиболее уязвимые места своего тела, но удары отца были так сильны, что вскоре Эйнсли почувствовала, как теряет сознание. Когда Дугган в бешенстве схватил ее за волосы и рывком поставил перед собой, она закрыла лицо руками, и тогда он ударил ее в живот. Вдруг Эйнсли почувствовала, что хватка отца ослабела. Глаза ее заплыли от синяков, но все же она сумела рассмотреть, что и на этот раз именно Колин пришел ей на помощь. Как ни странно, Дугган тут же послушно отпустил дочь.
— Не испытывай моего терпения, парень, — прохрипел Дугган, еле сдерживая гнев.
— Но ты мог убить ее! — возразил Колин.
— Я не собирался ее убивать, хотел только вбить немного здравого смысла в ее безмозглую башку. Эта дрянь вообразила, что раз на нее обратил внимание лэрд, пользующийся расположением короля, так ей уже все позволено!
— Она просто старалась спасти Кенгарвей. Она боится, вот и все.
— Если бы она действительно хотела принести пользу Кенгарвею, то могла бы добиться некоторых уступок от этого паршивого норманна, что изливал в нее свое семя. Ну а если у нее в брюхе уже растет ублюдок, никто не помешает мне выбить его оттуда, даже ты, парень!
— Позволь мне отнести Эйнсли в ее комнату, — попросил Колин, беря сестру на руки. — Тогда тебе не придется больше смотреть на нее.
— Да не желаю я на нее смотреть, чтоб она сдохла! — проревел Дугган вслед Колину, удалявшемуся из зала.
— Ты что, с ума сошла? — вскричал Колин, как только они с Эйнсли очутились на ступеньках лестницы, ведущей наверх.
— Я только старалась спасти Кенгарвей или хотя бы его людей, — слабо запротестовала девушка, приваливаясь к брату.
«Очевидно, мои слова не убедят Колина», — подумала она в отчаянии.
— А почему бы тебе не попытаться прежде спасти себя?
— Нас всех перебьют, если отец не постарается исправить свои ошибки.
— Боюсь, что уже поздно. Ни один уважающий себя монарх не простит человека, совершившего столько злодеяний, как наш отец. К тому же он не раз давал королю понять, что презирает его. Я и так был удивлен, когда сэр Гейбл предложил нам мир. Как ты правильно сказала, второго такого случая больше не представится.
Эйнсли промолчала. В коридоре показалась испуганная горничная. Она помогла Колину раздеть сестру, промыть ей раны и тут же скрылась. Глядя вслед девушке, Эйнсли оперлась на подушки и отхлебнула медового напитка, который подал брат. Пить было больно — должно быть, отец опять в кровь разбил ей губы и язык.
— Да, отец ни за что меня не послушается, — согласилась она. — Хотя сэр Гейбл готов протянуть руку каждому, кто согласится сложить перед ним оружие.
— Похоже, ты в этом совершенно уверена, — заметил Колин, присаживаясь на край кровати.
— Так и есть. Если бы Кенгарвею угрожал один Гейбл, я бы не тревожилась за судьбу беспомощных стариков, женщин и детей — он бы их не тронул. К сожалению, нам придется столкнуться не только с Гейблом…
— Трудно поверить, что норманн так милостиво обошелся бы с Макнейрнами. Да, он был добр к тебе и старику, но ведь ты спала с ним, а если бы кто-нибудь попытался тронуть Рональда, я уверен, что ты встала бы на его защиту.
— Гейбл был добр ко мне с самого начала, когда мы даже не целовались. Господи, ну неужели никто в Кенгарвее ко мне не прислушается! — вскричала Эйнсли в бессильном отчаянии.
— Если ты еще раз попытаешься поговорить с отцом, он убьет тебя, и тогда ты больше никогда не увидишь своего бравого норманна и не сможешь помочь тем, кто, возможно, уцелеет после битвы. — Он потрепал сестру по руке. Она подняла на него глаза, полные боли и разочарования. — А теперь отдыхай, Эйнсли.
Даже если погода не изменится, у нас в запасе по крайней мере две недели. И кто знает, возможно, враги придут под стены Кенгарвея лишь весной…
— Ты считаешь, что это что-то изменит?
Эйнсли не слишком удивилась, когда Колин, печально улыбнувшись, покинул ее комнату. Она хорошо знала своего брата и была благодарна ему хотя бы за то, что он не стал ее расстраивать. Осторожно повернувшись и стараясь не причинить себе лишней боли, Эйнсли легла на спину. Колин прав — у них в запасе еще есть время, по крайней мере две недели. Но этого времени явно недостаточно для того, чтобы она поправилась и снова попыталась убедить кого-нибудь из обитателей Кенгарвея внять голосу разума и пойти на мировую ради самих себя и своих близких. Эйнсли твердо знала, что предпримет новую попытку, но на этот раз постарается уберечься от побоев.
Негромко чертыхаясь, Эйнсли скользнула вдоль стены. Прошла всего неделя с тех пор, как отец подверг ее страшному избиению — второму за прошедшие полмесяца. От новых синяков, которые легли поверх еще не заживших старых, девушка чувствовала слабость во всем теле. Однако и дальше оставаться в постели она не могла. За все это время у нее не было других собеседников, кроме робкой молоденькой горничной, ухаживавшей за своей хозяйкой, пока та была так слаба, что не могла подняться с постели. Хотя на словах горничная и согласилась искать защиты у Гейбла или его людей в случае, если военное счастье отвернется от Макнейрнов, Эйнсли боялась, что эта дуреха не сумеет воспользоваться данным ей советом и будет убита.
— Или обратится не к тому человеку, — добавила Эйнсли шепотом, пробираясь вдоль обшарпанной стены большого зала.
После последнего разговора с Колином девушка решила, что, нежась в постели, лишь напрасно теряет время. Надо действовать, но действовать осторожно — в этом брат абсолютно прав. За время ее болезни он иногда навещал ее. Они разговаривали или играли в шахматы. Временами ей казалось, что он приставлен к ней в качестве стража, но она тут же ругала себя за дурные мысли о брате. Если Колин и сторожил ее, то исключительно для того, чтобы она не наделала глупостей, например, не попыталась снова поговорить с отцом.
Холод дохнул Эйнсли в лицо, как только она вышла за двери зала и очутилась на стене замка. Вздрогнув, она крепче прижала к себе узелок со своими нехитрыми пожитками. Расстояние между дверями зала и воротами Кенгарвея было не таким уж большим, но Эйнсли показалось, что их разделяют мили. Мужчины, охранявшие стены замка, высматривали врага и не обратили никакого внимания на миниатюрную женскую фигурку, выскользнувшую из дверей.
Стараясь держаться в тени и создавать как можно меньше шума, Эйнсли заторопилась туда, где толстые внешние стены Кенгарвея обещали ей защиту. Она знала, что в одной из стен есть небольшая тяжелая дверь, обитая железом и крепко запертая на засов. Если ей удастся проскользнуть наружу, подумала Эйнсли, она исчезнет, растворится в ночи. Но вот как открыть дверь? Это будет делом нелегким!
На цыпочках миновав стражника, уютно похрапывавшего под крошечным навесом, девушка опустила на землю узелок и принялась осторожно вытаскивать засов, вздрагивая при каждом звуке. Прошло немало времени, прежде чем тяжелая деревянная балка легла на мерзлую землю. У Эйнсли вырвался вздох облегчения. Подхватив узелок, она приоткрыла ворота и тихонько выскользнула наружу.
Окрыленная успехом, девушка с трудом преодолела искушение стремглав броситься к густому лесу, окружавшему Кенгарвей. Сердце ее гулко билось. Стараясь держаться в тени, Эйнсли крадучись направилась в чащу. Ей предстояло до рассвета как можно дальше уйти от замка, и как только девушка очутилась под спасительной защитой деревьев, она ускорила шаг.
До рассвета оставался еще час, когда, сраженная усталостью и болью во всем своем израненном теле, Эйнсли наконец опустилась на землю. Она надеялась, что теперь, когда ее отделяет от Кенгарвея порядочное расстояние, она может позволить себе немного отдохнуть. Подстелив одно одеяло и накрывшись другим, девушка легла на промерзшую почву и мгновенно уснула.
