— Я тоже боялась, — созналась Нина Косинская.

— Ой, девочки! На кого мы похожи… — ахнула Надя, взглянув на Нину.

Действительно, перемазались они сильно, и больше всех Нина.

— Невелика беда! Вычистимся, вымоемся, — успокоила Женя.

Вернулась первая машина.

— Давайте сюда, давайте! — в один голос закричали восьмиклассницы.

— Что вы так долго? — спросила Катя.

— А я не торопился, — сказал шофер. — Думал, что вы еще копаетесь. Неужели погрузили? Ну молодцы!

Восьмиклассницы принялись за погрузку. Разделение работы по классам и соревнование возбудило хороший азарт. Девушки, глядя на работу других, подмечали удачи, учитывали ошибки.

— Смотри, Женя, вон те двое правильно стоят и пережидают одна другую, у них появился ритм, — заметила Светлана.

— Это случайно!

— Неважно. Надо нашим показать. А те, вон сзади, все время сталкиваются лопатами.

Лида стояла далеко в стороне, сердито кусая губы. Ее раздражала эта пыль, грязь, и она уже каким-то образом поцарапала руку. Самолюбие заставляло ее молчать, хотя внутренне она была уверена, что с этой затеей у них ничего не получится и завтра на работу не придет половина девочек. Непонятно ей было и поведение Светланы, Ани, Тамары, Жени и Кати, которые работали так, словно они получали от этого какое-то удовольствие. «В чем дело? — думала Лида. — Прикидываются они или им действительно нравится эта грязная работа?»

Восьмиклассницы закончили погрузку за двадцать минут. Вероятно, сказывался возраст. Не успела их машина уехать, как за воротами зашумела другая, и Тамара с сияющим лицом вбежала в цех.

— Порядок! Половину дороги я сама вела… Петя у нас толковый! — сказала она и заорала во весь голос: — Давай, Петя! Не задерживай!

Петя за шумом мотора, конечно, ничего не слышал, но для Тамары сейчас это и не имело значения.

— Катя, а мы все-таки лишний рейсик сделаем, — сказала она тихо. — Вот увидишь! Я по дороге местечко заметила. Вытряхнем — и назад!

Когда машина была нагружена, Тамара направилась к кабинке.

— Поехали, Петя! — сказала она на ходу.

— Ого! Какую себе помощницу отхватил!

Около трех часов пришел Михаил Сергеевич и, взглянув на проделанную работу, заулыбался.

— Молодцы! Не ожидал. Устали, девочки? — спросил он.

В ответ послышались голоса:

— Ну что вы…

— Нисколько.

— На сегодня довольно, — сказал инженер.

— Можно еще часок поработать.

— Мне машины нужны. Милости просим завтра. Охрану я предупредил.

Домой возвращались довольные, веселые, не переставая шутить по всякому поводу.

Только Нина Косинская, шедшая с Таней, никак не реагировала на ее веселую болтовню.

— Ты что хмуришься? — спросила Таня.

— Мне дома, наверно, попадет, — созналась Нина,

— За что?

— Вообще… Видишь, как запачкалась.

— Ну, уж не знаю!.. Почиститься бы, конечно, надо. Знаешь что, зайдем ко мне.

Нина согласилась. Она чувствовала, что дома будут неприятные разговоры.

— Что такое? Таня! — всплеснула руками мать, увидев перемазанную дочь. — Андрей! Иди сюда! Полюбуйся на дочку! — сказала она пришедшему на ее крик мужу.

Андрей Петрович строго посмотрел на девушек.

— Что это значит, Татьяна?

— Я не понимаю, папа, зачем ты панику устраиваешь, — сказала Таня. — Мы были на работе.

— На какой работе? Говори толком!

Таня коротко сообщила отцу, где они были, зачем и что делали. По мере ее рассказа лицо матери хмурилось все больше и больше.

— Грузчики! Боже мой! Опять ногу сломает! — воскликнула мать.

Андрей Петрович подошел к дочери и взял ее за подбородок.

— Очень хорошо, Танюша! Работайте! — одобрил он. Нина Косинская привела себя в порядок и вернулась домой как ни в чем не бывало, но одна из бабушек увидела на спине пальто грязь и пристала к ней с вопросами. Когда Нина сказала, где она была и что делала, бабушка чуть не упала в обморок. Через пять минут все стало известно матери, и начался разговор.

— Нина, это правда, что ты где-то на заводе работаешь? — едва сдерживая себя, спросила мать.

— Да.

— И что же вы делаете?

— Грузим на машины всякий мусор.

— Это кто же вас заставил?

— Никто. Мы сами.

— Кто это «мы»?

— Ну мы… девочки трех старших классов.

— Зачем?

— Мы хотим заработать деньги на подарок Василию Васильевичу.

— А ты думаешь о том, что делаешь?

— Я не одна…

— Что значит не одна? Если все начнут кидаться с крыши вниз головой, то, значит, ты тоже…

— Но, мама…

— Помолчи! — строго остановила ее мать. — Неужели ты не понимаешь, как это нелепо! Заработать деньги на подарок и погубить свое здоровье! Ты же можешь там заразиться чем-нибудь, и вообще, бог знает, что может случиться! Неужели ты не могла попросить у меня? Разве мы тебе отказываем?

— Но, мама… Ведь мы решили заработать сами.

— Глупости! Ты, кажется, не маленькая. Нет!.. Этого дела я так не оставлю! Заставлять детей грузить на каком-то заводе всякую грязь…

— Никто нас не заставляет, мама. Я комсомолка, и если мы…

— Это не оправдание! Если ты комсомолка, то это не значит, что ты должна ходить вниз головой! Ну что это такое! Что это такое!.. — Она трагически подняла руки и забегала по комнате. — Ниночка, почему же ты не спросила меня? Почему ты не щадишь мои нервы? Надеюсь, что больше ты никогда этого не сделаешь, — продолжала она умоляющим голосом. — Подумай, что скажет папа! Если тебе нужны деньги, то, пожалуйста, скажи. Ну, будь умницей, и забудем этот неприятный случай…

Мать ушла к себе, а Нина осталась в полном смятении: «Как ей сейчас быть?». Сказать подругам, что ей запретили работать, — стыдно и неудобно за родителей. Что плохого в том, что она работает? Разве она не слышала от своего же отца слов о том, что нет позорного труда и что труд — это самое главное в жизни человека! Да и мать говорила ей о том же. Почему же у них слова расходятся с делом?

Не находя выхода из создавшегося положения, Нина, привыкшая всегда говорить правду, вынуждена была солгать. На другой день, отправляясь на работу, она сказала, что идет к Тане. Подруга одобрила эту ложь и помогла ей тем, что дала для работы старое пальто и платок на голову.

Были неприятности и у Нади. Увидев ее в помятом и испачканном пальто, Мария Ивановна рассердилась:

— Выбрось эту дурь из головы! Не для того я тебя в школу отдавала!

— Мама, ты хочешь из меня какую-то белоручку воспитать, а я тебе категорически заявляю, что это не выйдет! Я никакая не барышня! Я комсомолка!

— Это ничего не значит. Грузчиком ты работать не будешь.

— Нет, буду!

— Надежда! Как ты смеешь так разговаривать?

— А вот смею! Потому что это мои политические убеждения — и, значит, смею. Я должна подчиняться большинству, а не тебе. У тебя не коммунистические взгляды…

— А большинство тебе купит новое пальто?

— Покупать пальто не надо, а надо только почистить, а вообще это совершенно другой вопрос. Имей в виду, что я буду учиться на инженера и на практике мне придется работать еще хуже. Даже кочегаром…

Пришла Аня и поддержала Надю. Марии Ивановне пришлось уступить. Она согласилась, что позорного труда нет, хотя в профессии грузчика ничего завидного не находила.

— А ты знаешь, сколько мы заработаем? — спросила Надя.

— Сколько?

— Три тысячи рублей!

— Без ноля.

— Ой! Аня, ты слышишь? Мама не верит! Я тебе официально заявляю, что три тысячи… со всеми нолями.

— Но ты-то хоть работаешь или так, для вида болтаешься? — примирительно спросила мать.

— Конечно, работаю! По-твоему, я какая-то ненормальная!

На второй день явились на работу не все. Из десятого класса не пришла Крылова, у девятиклассниц не хватало троих, а у восьмиклассниц — четверых. Это нисколько не смутило девочек и мало отразилось на работе. Первые минуты с непривычки болели все мускулы, но уже через час девушки разогрелись и боль исчезла.