— Прокали лезвие самого острого ножа, какой только найдешь, — только не в воде, а на пламени. Так быстрей и надежней. — Дыхание становилось се более учащенным, голос слабел и все чаще прерывался. — У тебя нет каких-либо открытых ранок во рту или на губах? Или больных зубов?

— Какое это имеет отношение к делу, Блейк? Ты точно не бредишь?

— Онемели у меня плечо и рука, но не мозги.

По крайней мере пока что, — с трудом ответил он. Тебе придется крест-накрест разрезать места укусов. Если удастся выдавить руками достаточно яда тогда не придется его отсасывать. Если нет, тебе придется использовать свой рот, только если там нет ранок, а то яд проникнет в твое тело. — От его внимания не ускользнуло, как она невольно вздрогнула. — И Бога ради, не проглоти ничего! А когда все сделаешь, как следует очисти рот. Это очень важно. Ты ведь поняла, правда?

Она все поняла хорошо, даже слишком хорошо, — и то, насколько это опасно, и то, насколько быстро уплывает драгоценное время.

— Да! Да! Что-нибудь еще?

— Когда обработаешь рану, возьми свой любимый аалум. Он поможет вытащить оставшийся яд и уменьшит опухоль. Когда раны будут чистыми, сделай перевязку и оставь меня в покое. Не удивляйся, если у меня будет сильный жар. Мое тело должно победить яд.

— Это все? Ничего больше?

Блейк дрожал, перебарывая дурноту.

— Это все, что ты в состоянии сделать. Остальное за мной и за природой. — Слова его становились невнятными, глаза застилал туман.

Видя, что он уже готов сомлеть, Меган велела ему перевернуться на живот. — Оставайся со мной, Блейк. Постарайся как можно дольше не впадать в беспамятство. Я быстро. Клянусь, я быстро.

Меган понадобилось все мужество, чтобы приблизиться к дровам. Она с опаской перешагнула через мертвую змею и была благодарна Лобо, что он увязался за ней. Набрав охапку поленьев, она поспешила вернуться в хижину. Затем, на удивление быстро, разожгла огонь и вскипятила воду.

Когда она осторожно поднесла накаленный нож к ранкам на спине Блейка, он издал мучительный стон, и Меган едва не закричала вместе с ним. Только строгое предостережение Блейка не давало ей больно закусить губу. По своей беспомощности она причиняла ему лишние мучения и готова была обменяться с ним местами, лишь бы не делать ему больно. Еще тяжелей стало, когда она сжала пальцами мышцы вокруг ран, чтобы выдавить яд. Пот выступил у нее на лбу и побежал едкими ручейками в глаза, но это было ничто по сравнению с муками, которые терпел Блейк. Он покрылся испариной и весь трясся так сильно, что Меган едва удавалось держать руки на ране.

— Боюсь, что все это не слишком помогает, — сказала она ему, отнюдь не уверенная, что он ее слышит. — Всего сделанного мало.

Молча и страстно помолившись, она приникла губами к ранам, сначала к одной, затем к другой, и стала отсасывать изо всех сил кровь. Ей приходилось перебарывать в себе невольное желание сделать глоток и еще более сильные позывы к тошноте. С неимоверными усилиями она заставляла себя не думать о смертельном яде, а сосредоточиться только на своем занятии. Блейк был без сознания. К тому времени, когда раны оказались очищены и перевязаны, он лежал в жару, лицо его пылало.

Весь день и всю ночь Блейк боролся за свою жизнь. Меган не отходила от него, разве что для того, чтобы принести свежей воды из реки — ею она охлаждала его пылающее тело. Сознание его почти не прояснялось, в основном он метался, стонал и бормотал что-то бессвязное про ферму и Кирка, а порой и про Меган, но все обрывками фраз, которые невозможно было понять. Из этих бредовых выкриков она уяснила себе лишь одно: Блейк говорил ей правду насчет Кирка. Ведь ясно, что человек в таком состоянии не может выкрикивать придуманную прежде ложь!

На следующее утро, сразу после рассвета, жар

Блейка спал, и он погрузился в крепкий и здоровый сон, дыхание сделалось более ровным. Меган протерла его тело прохладной, освежающей водой последний раз. Затем легла рядом и забылась.

Однако по-настоящему так и не заснула. Усталый мозг не давал отдохнуть ослабевшему телу. В сознании вертелось одно слово, всплывало вновь и вновь: «Беги, беги, беги». Голова уже разрывалась В конце концов она перестала бороться с настойчивым требованием рассудка и открыла затуманенные глаза. Солнечный луч падал на постель, высвечивая изможденное от боли лицо Блейка, небритую щеку, черные густые ресницы и тонкий шрам вдоль левой скулы. Пальцы сами собой потянулись к нему и погладили маленький изъян на его чеканном лице. «Интересно, откуда у него шрам? « Она никогда не спрашивала об этом и вот теперь скорее всего никогда не узнает. С тяжким вздохом она осознала, что уже приняла решение. Сейчас, когда уже ясно, что Блейк останется жив, она убежит — прежде чем он проснется и попытается ее задержать.

Она осторожно слезла с кровати, стараясь не задеть его. Налила свежей воды в стакан и поставила поближе, чтобы он сумел дотянуться, когда проснется. Ей пришлось перебороть в себе желание приготовить ему что-нибудь легкое, но питательное, например бульон. Нельзя терять ни минуты. Он как-нибудь обойдется, тут и сомневаться нечего. Взяв с собой только фляжку, она вышла из хижины, бросив долгий последний взгляд на спящего возлюбленного мужчину, к которому привязалась всем сердцем.

Лобо вовсе не пытался ее остановить, когда она оседлала одну из лошадей. Громадный волк, кажется, хотел даже побежать за ней, но она строго прикрикнула на него и велела оставаться с Блейком, охранять его.

— Смотри, чтобы с ним ничего не случилось Лобо, — рыдая, сказала она. — Я люблю его так же, как и ты.

На этот раз Меган поехала вдоль той же еле заметной тропы, по которой Блейк привез ее в хижину Тропа была более короткой и безопасной, чем дорога вдоль реки, которую она выбрала в прошлый раз. Стоял полдень, и она уже почти спустилась с горы, как вдруг остановилась, не в силах ехать дальше. Всю дорогу сердце спорило с рассудком. Что, если у Блейка повторится жар? Что, если он проснется и, обнаружив ее бегство, попытается преследовать ее? Он слишком слаб, чтобы выжить после такой попытки. Что, если кто-то придет в хижину, пока он лежит без памяти? Кто-то недобрый? Что, если Лобо не сможет его защитить? Что, если Лобо бросился за нею следом, вместо того чтобы оставаться с Блейком? Что, если Блейк слишком слаб, чтобы позаботиться о себе, когда проснется? Что, если он будет умирать в этой заброшенной хижине, совсем один, и все потому, что она сбежала от него в то самое время, когда он больше всего в ней нуждается?

Горькие рыдания вырвались у нее из груди, она повернула лошадь и поскакала назад, к Блейку. Уже давно село солнце, когда она наконец-то въехала на поляну, приветствуемая радостным лаем Лобо. Утерев слезы радости, она с облегчением вздохнула. Все-таки ей удалось добраться до хижины, ведь она уже было думала, что заблудилась в темноте. Не обращая внимания на онемевшие мышцы и ноющую спину, она бросилась в хижину… и застыла перед дулом нацеленного на нее пистолета. В растерянности стояла она, не зная, какой прием ее ждет.

Блейк медленно опустил оружие; рука у него заметно дрожала.

— Я думал, что ты уехала, — произнес он слабым голосом.

Меган неуверенно подошла к кровати, прикусив от волнения губу.

— Я это и сделала, — призналась она шепотом.

Синие глаза сурово сощурились.

— Почему ты вернулась?

Слезы хлынули у нее из глаз, сметая последние остатки гордости.

— Потому что я люблю тебя, Блейк. Люблю тебя больше, чем свою свободу, больше, чем свою жизнь. Я… я пыталась перебороть себя, но бесполезно С сердцем не поспоришь. — Упав на колени возле кровати, она уткнулась лицом в тонкий матрас и зарыдала.

Дрожащей рукой он погладил ее спутанные волосы.

— Я понимаю, Меган. Я сам проиграл ту же битву с самим собой, — признался он хриплым, срывающимся голосом. — Я люблю тебя тоже, querida. Вопреки здравому смыслу, вопреки своим принципам, и совершенно не знаю, что мне с этим поделать.