– Ты умрешь, если не сделаешь, как я велю, – сказал мне Билл.

– Прости, не хочу становиться вампиром, – ответила я, и мой голос прозвучал слабо, прерывисто.

– Не станешь, – сказал он чуть мягче. – Ты исцелишься. Быстро. У меня есть средство. Но ты должна дать согласие.

– Давай свое лекарство, – прошептала я. – Я согласна.

Тело сделалось совсем тяжелым. Частью своего разума, еще способного воспринимать внешние раздражители, я слышала Билла, ворчащего будто бы от боли. Затем к моим губам что-то прижалось.

– Пей, – сказал он.

Я попыталась высунуть язык, и у меня получилось. Это была кровь – запястье Билла сочилось кровью, и он сжимал руку, стараясь усилить ток. Меня замутило. Но я хотела жить. Я заставила себя сделать глоток. И еще.

Внезапно солоноватый вкус крови показался мне идеальным. Настоящий источник жизни. Неповрежденная рука взметнулась вверх, и я вцепилась в запястье Билла, прижимая его ко рту. Мне становилось лучше с каждым глотком. Через минуту я погрузилась в дрему.

Когда я очнулась, я все еще лежала на земле в лесу. Кто-то был подле меня – Билл. Он светился. Я чувствовала, как он вылизывает рану на моей голове. Не то чтобы я была против.

– Отличаюсь от других на вкус? – спросила я.

– Да, – сказал он глухо. – Что ты такое?

Он задал этот вопрос в третий раз. Бог любит троицу, всегда говорила бабушка.

– Я не умерла, – пробормотала я. Я ведь правда думала, что умру.

Я пошевелила сломанной рукой. Мышцы ослабли, но она больше не висела плетью. К ногам тоже вернулась чувствительность. На пробу я сделала вдох и выдох и обрадовалась, почувствовав лишь слабую боль. Сесть было сложно, но у меня получилось. Это напоминало то, как я чувствовала себя в детстве, едва выздоровев от пневмонии, когда температура только-только спадала. Слабость и блаженство. Я понимала, что пережила нечто ужасное.

Прежде чем я сумела сесть ровно, Билл подхватил меня обеими руками и прижал к себе. Он оперся спиной о дерево, и мне было очень комфортно сидеть на его коленях, прижимаясь щекой к груди.

– Что я такое… я телепатка, – сказала я. – Я слышу мысли людей.

– Даже мои? – в его голосе звучало лишь любопытство.

– Нет. Поэтому ты мне так нравишься, – ответила я, все еще плавая в розоватом тумане блаженства. Мне не было дела до того, что он может обо мне подумать.

Его грудь под моей щекой задрожала от смеха – слегка глуховатого.

– Я совсем не слышу тебя, – продолжила я мечтательным тоном. – Ты не представляешь, как это хорошо. После постоянного «бла, бла, бла»… не слышать ничего.

– Как ты ухитряешься общаться с мужчинами? Твои ровесники наверняка думают лишь о том, как затащить тебя в постель.

– Никак. Честно говоря, мне кажется, что мужчины любого возраста думают только о том, как затащить женщин в постель. Я не хожу на свидания. Понимаешь, все думают, что я сумасшедшая, а рассказать им правду я не могу… правду о том, что я слышу каждую их мысль, и это сводит меня с ума. Когда я только начинала работать в баре, я пару раз встречалась с парнями, которые ничего обо мне не знали. Но это не помогло. Невозможно расслабиться или настроиться на хороший вечер, когда постоянно слышишь, как парень думает, осветляешь ли ты волосы, или мысленно критикует твою задницу, или представляет, как выглядит твоя грудь без лифчика…

Внезапно нахлынула тревога – от того, как много я рассказала этому существу о себе.

– Прости. Не хотела грузить тебя своими проблемами. Спасибо, что спас меня от Крыс.

– В том, что они смогли до тебя добраться, есть моя вина, – сказал он. Под мягким спокойствием его голоса скрывался гнев. – Если бы мне хватило вежливости прийти вовремя, ничего бы не произошло. Так что я должен был дать тебе кровь. Должен был тебя вылечить.

– Они мертвы? – к моему стыду, голос дрожал.

– О да.

Я сглотнула. Трудно было жалеть о том, что мир избавился от Крыс. Но, глядя Биллу прямо в лицо, я не могла избавиться от мысли, что сижу на коленях у убийцы. И чувствую себя счастливой в его объятиях.

– Мне стоило бы испугаться, но я не боюсь, – сказала я, прежде чем прикусить язык, и снова почувствовала его глухой смех.

– Сьюки, о чем ты хотела со мной поговорить?

Мне пришлось хорошенько задуматься. Пусть я магическим образом и восстановилась физически, разум все еще был затуманен.

– Моя бабушка хотела выяснить, сколько тебе лет, – медленно проговорила я, не уверенная, насколько вампиры считают подобные вопросы личными. Мой вампир тем временем гладил меня по спине так, как будто успокаивал котенка.

– Меня обратили в тысяча восемьсот семидесятом, когда мне было тридцать человеческих лет. – Я подняла взгляд. Его бледное лицо не выражало никаких чувств, глаза в лесной полутьме казались бездонно-черными.

– Ты участвовал в Войне?

– Да.

– Мне кажется, ты разозлишься, но бабушка и ее товарищи по клубу будут счастливы, если ты расскажешь им немного о том, какой Война была на самом деле.

– О каком клубе речь?

– Она состоит в «Потомках Доблестно Павших».

– Доблестно павших, – трудно было с уверенностью определить эмоцию в голосе Билла, но он точно не обрадовался.

– Послушай, тебе необязательно рассказывать им об опарышах, инфекциях и голоде, – сказала я. – У них свои представления о Войне, и хотя они неглупые люди, пережившие другие войны… Им было бы интересней узнать больше о том, как люди жили в то время, о форме и движениях войск.

– О чистых вещах.

Я сделала глубокий вдох.

– Да.

– Ты порадуешься, если я соглашусь?

– Какая разница? Порадуется моя бабушка, и, раз уж ты оказался в Бон-Темпсе и, очевидно, решил остаться здесь жить, тебе полезно будет произвести хорошее впечатление.

– Ты порадуешься, если я соглашусь?

Да, он не из тех парней, которых можно прокатить.

– Ну да.

– Тогда я согласен.

– Бабушка просит тебя поесть перед приходом, – уточнила я.

Билл снова расхохотался, в этот раз громче.

– Теперь мне интересно с ней познакомиться. Я смогу зайти к вам как-нибудь ночью?

– О. Конечно. Завтра я буду работать допоздна, но потом у меня два выходных, так что четверг вполне подойдет. – Я подняла руку и посмотрела на часы. Они работали, но стекло было заляпано засохшей кровью. – Черт, – пробормотала я и, смочив палец слюной, принялась их оттирать. Затем я нажала кнопку, которая подсвечивала циферблат, и ахнула, увидев время. – Боже, мне пора домой. Надеюсь, бабушка легла спать.

– Она, должно быть, беспокоится, что ты гуляешь по ночам совсем одна, – констатировал Билл. В его голосе звучало неодобрение. Может, он подумал о Модетт? На мгновение мне стало тревожно от мысли, что Билл мог ее знать, что она могла пригласить его к себе. Но я решила не думать об этом, упрямо отказываясь касаться странной и жуткой природы жизни и смерти Модетт. Мне не хотелось, чтобы ее призрак отравлял секунды моего счастья.

– Это часть моей работы, – едко сказала я. – Ничего не поделаешь. В любом случае я не всегда работаю по ночам. Только когда выпадает возможность.

– Почему? – Билл поставил меня на ноги, и следом легко поднялся сам.

– Больше чаевых. Больше работы. Нет времени думать.

– Но ночами опаснее, – сказал он укоризненно.

Уж он-то знал.

– Ты говоришь совсем как бабушка, – пожурила я. Мы почти добрались до парковки.

– Я старше твоей бабушки, – напомнил Билл.

На этом разговор закончился. Выйдя из леса, я осмотрелась. Парковка выглядела нетронутой и безмятежной – как будто ничего не произошло. Как будто час назад меня не пытались забить до смерти, как будто Крысы не встретили на этом самом месте свой конец.

Свет в баре и в трейлере Сэма погас.

Гравий был влажным, но не окровавленным.

Моя сумочка стояла на капоте машины.

– А что насчет пса? – спросила я, оборачиваясь к своему спасителю.

Но он уже исчез.

Следующим утром я проснулась очень поздно, что вовсе не удивительно. К счастью, когда я вернулась вчера, бабушка уже спала, так что мне удалось пробраться в постель, не разбудив ее.