Больше всего на свете я люблю кухни.

Если это кухня — место, где готовят пищу, — где и какой бы она ни была, мне все едино. Конечно, лучше, когда она функциональна и ею удобно пользоваться. Хорошо, когда под рукой всегда есть несколько сухих чистых салфеток, а свет отражается на белом кафеле.

Но даже если кухни ужасно грязные, я все равно их люблю. По полу могут быть разбросаны очистки от овощей, подошвы шлепанцев становятся черными — но такие кухни мне кажутся до странного просторными. Там может громоздиться холодильник, в котором столько продуктов, что хватит на всю зиму, и я прижимаюсь щекой к его серебряной дверце. И когда я вдруг поднимаю взгляд от забрызганных жиром газовых горелок, поржавевших кухонных ножей, то вижу, как за окном грустно сияют холодные звезды.

Я остаюсь наедине с кухней, а это уже намного лучше, чем быть одной. Когда я остаюсь одна, то часто погружаюсь в грезы, представляя, что, когда мне настанет срок умереть, я смогу испустить последний вздох на кухне. И мне не важно, буду ли я совсем одна в холодном помещении, или с кем-то еще в теплом месте. Главное — чтобы это была кухня.

До того как я попала в дом Танабэ, я всегда спала на кухне.

В любом другом месте мне заснуть не удавалось, я пробиралась туда из комнаты и до самого рассвета безмятежно спала возле холодильника.

Меня зовут Сакураи Микагэ. Мои родители умерли молодыми, и воспитывали меня дедушка с бабушкой. Как только я поступила в среднюю школу, умер дед. С тех пор я постоянно жила только с бабушкой.

Но вчера умерла и она. Я была в шоке.

Моя семья неуклонно уменьшалась с каждым годом, и когда я поняла, что осталась совсем одна, все, что оставалось в моей памяти, вдруг показалось ложным. Меня поразило, что в комнате, где я родилась и выросла, по прошествии некоторого времени не осталось никого, кроме меня. В ней остался только космический рак, как в научной фантастике.

Три дня после похорон я жила как в тумане. Меня охватила такая грусть, что я даже почти не плакала, а только расстилала футон на залитой светом кухне и погружалась в мягкую дремоту. Я спала, как Линус, закутавшись в одеяло. Гудение холодильника заглушало мои мысли об одиночестве. Долгая ночь проходила совершенно спокойно, а потом наступало утро. Но спать я могла только при звездах.

С первыми лучами утреннего солнца мне хотелось проснуться.

А все, помимо этого, проплывало передо мной, как в дымке.

И все же! Я не могла жить только так! Действительность удивительна!

Бабушка оставила мне в наследство немного денег, но жить одной в такой большой и такой дорогой квартире не имело смысла. Нужно было искать новое жилье.

Другого выхода не было. Я попыталась найти жилье по объявлениям. Но когда я увидела длинный список однотипных жилищ, у меня голова пошла кругом. Переезд требует времени, требует усилий.

Я не отличаюсь крепким здоровьем, а от беспрерывного спанья на кухне у меня ныло все тело. Когда я призадумалась, то поняла, что мне придется ходить и осматривать новые дома, перевозить вещи, устанавливать телефон. Представляя все эти хлопоты, я заваливалась спать. Но я прекрасно помню, как однажды пополудни ко мне явился кто-то вроде ангела-спасителя.

Ударами шарика пинг-понга задребезжал звонок. Был туманный весенний день. Я занималась перевязыванием журнальных пачек, попутно проглядывая объявления о продаже жилья и размышляя о том, как буду переезжать. Растерянная и полусонная, я, не задумываясь, повернула ключ и отворила дверь. (Хорошо, что это был не вор!) На пороге стоял Танабэ Юити.

— Спасибо за то, что вы недавно для меня сделали, — сказала я.

Он был приятным молодым человеком, на год младше меня, и помогал мне во время похорон. Я знала, что он был учащимся той же самой школы, что и я. Сейчас я перестала посещать занятия.

— Не за что! — сказал он. — Ты уже решила, куда переедешь?

— Не совсем, — улыбнулась я.

— Ясно.

— Не хочешь ли зайти и выпить чаю?

— Спасибо, сейчас я тороплюсь, — с улыбкой ответил он. — Я только заскочил на минутку, чтобы кое-что предложить. Я переговорил с моей матерью, и мы подумали: а почему бы тебе некоторое время не пожить в нашем доме?

— Что? — удивилась я.

— В любом случае приходи сегодня в семь вечера. Вот план.

— Ладно, — сказала я, рассеянно принимая листок бумаги.

— Пока. Всего хорошего. Мы с мамой будем рады, если ты придешь. — Он улыбнулся, и улыбка его была настолько сияющей, что я не могла оторвать взгляд от его глаз, пока он стоял в прихожей. Мне вдруг показалось, что он называет мое имя.

— Пока. Я приду.

Хотя это звучит оскорбительно, но мне показалось, что меня окружили бесы. Но поскольку он был совершенно «холоден», я почувствовала к нему доверие. Как это всегда бывает в случае одержимости бесами, я увидела во мраке перед глазами прямую дорогу, и за ней был отчетливо виден яркий свет, и я откликнулась на него.

— Пока. Увидимся позже, — сказал он и вышел.

До смерти бабушки я почти его не знала. Когда в день похорон вдруг появился Юити Танабэ, я всерьез подумала: а не был ли он бабушкиным любовником? Когда он воскурял свечи, его закрытые глаза были распухшими от слез, а руки дрожали. Когда он увидел на алтаре портрет моей бабушки, по его щекам снова ручьями потекли слезы. Увидев такое, я непроизвольно подумала, что моя любовь к бабушке была слабее, чем его — настолько удрученным он казался.

И тогда, вытирая лицо носовым платком, он сказал:

— Позвольте чем-нибудь вам помочь.

Впоследствии он часто мне помогал.

Танабэ… Юити…

Я вспомнила, что когда-то слышала это имя от бабушки, и растерялась.

Он подрабатывал в цветочном магазине, куда любила ходить бабушка. Я вспомнила, что она часто говорила: «Какой славный мальчик этот Танабэ-кун… Вот и сегодня снова…» Бабушка любила живые цветы, а поскольку те, что росли на кухне, она не срезала, то раза два в неделю отправлялась в цветочную лавку. Я вспоминаю, как однажды он следом за бабушкой пришел в наш дом, держа в руках большой цветочный горшок.

Он был длинноногим юношей с красивыми чертами лица. Кроме имени, я ничего о нем не знала, но часто замечала, с каким усердием он трудится в цветочной лавке. И даже после того, как я узнала его немного лучше, впечатление «холодности» не исчезло. Его поведение и речь были безупречными, но мне он казался очень одиноким. Впрочем, мы никогда не были с ним близки, он оставался для меня чужаком.

Ночью пошел дождь. Когда весенним вечером с планом в руке я шла под мягким, теплым дождем, дорога была окутана дымкой.

Блочный дом, в котором жили Танабэ, находился прямо напротив моего, по другую сторону Центрального Парка. Когда я шла через парк, мне казалось, что меня окутывают запахи ночной зелени. Я шла, поскальзываясь, по влажной тропинке, переливающейся всеми цветами радуги.

По правде говоря, я пошла туда только потому, что меня пригласила семья Танабэ. Я даже не знала зачем.

Подняв глаза на это внушительное здание, я подумала, какой прекрасный вид должен открываться с высоты десятого этажа, на котором они живут.

Я вышла из лифта, прошла по коридору, прислушиваясь к звуку собственных шагов, и не успела нажать кнопку звонка, как Юити отворил дверь.

— Проходите! — пригласил он.

Со словами: «Надеюсь, не помешала» я прошла внутрь и оказалась в воистину странной комнате.

Первое, что привлекло мое внимание, была огромная софа в гостиной — прямо напротив большой кухни, где висели полки с разной посудой, — не было ни стола, ни ковра, только она, словно из рекламного ролика. Покрытая бежевым покрывалом. На ней могла бы поместиться вся семья и смотреть телевизор, могла бы уютно разлечься крупная собака, каких не держат в Японии. Это был воистину великолепный диван. Перед большим окном, выходящим на террасу, выстроились горшки с растениями, напоминая заросли джунглей. Осмотревшись, я заметила, что весь дом заполонен цветами. Повсюду стояли цветочные вазы, а в них — весенние цветы.