– Ну и наконец, этот парень, Бендер…

– Кстати, – рассеянно вставил сэр Джордж, – кто такой Бендер?

– Что? Бендер? Ты его не знаешь? Такой мелкий, темнолицый, с мягкими, как у врача, манерами, с дамами ладит. – Он ухмыльнулся. – Да ты вроде бы с ним знаком…

– Знаком, да. Но я имею в виду другое. Что тебе о нем известно?

Мантлинг остановился и огляделся.

– Что мне о нем известно? Немного. Очередной протеже Изабель, художник или что-то вроде того. Приехал откуда-то из провинции. А что?

– Ничего. Просто интересно. Продолжай, излагай свой план.

– Хорошо. И в довершение двое посторонних. Одного надлежало выбрать наугад. Я велел Шортеру ровно в восемь подойти к двери, остановить первого – кххрр! – представительного прохожего и пригласить на обед. – Мантлинг кивнул Терлейну. – Вас. Второго постороннего выбрали с расчетом, и ему, разрази его гром, уже полагалось бы прийти. Я назову вам только его инициалы, этого будет достаточно. Слышали о Г. М.?

Джордж вскинул голову:

– Уж не сэра ли Генри Мерривейла ты имеешь в виду? Из военного министерства? Того самого…

– Того самого, который вычислил убийцу в Белом Монастыре. Большого медведя. Ворчуна. Лучшего игрока в покер, которого я когда-либо встречал, – довольным тоном продолжил Мантлинг. – Я знал его по клубу «Диоген». Он скоро будет. И если в этом деле что-то нечисто, он разберется.

Терлейн уже слышал это имя из двух источников. Первым был его друг Джон Гонт, отзывавшийся о Мерривейле почти с восхищением. Вторым – его бывший студент по фамилии Беннет, высказывавшийся о нем в высшей степени одобрительно.

– Когда он придет, – твердым голосом продолжал Мантлинг, – мы вчетвером войдем в комнату, о которой я говорил. Отопрем дверь, вывернем шурупы, все осмотрим. Там наверняка беспорядок – еще бы, столько лет оставалась под замком, – но это не важно. Потом мы все идем обедать. Я уже говорил, что эта комната находится в конце коридора, который идет от обеденного зала. После обеда мы все будем тянуть карты, чтобы определить того, кто проведет там два часа. Все, кроме троих. Двое посторонних не участвуют. И Изабель тоже.

Сэр Джордж с угрюмым видом перешел к кожаному креслу и сел.

– Послушай… Насчет карт. Это твоя идея? – недовольно спросил он.

Мантлинг бросил на него резкий взгляд:

– Здорово, да? Нет, идея не моя. А жаль. Я хотел бы остаться в этой комнате. Но старина Боб Карстерс предложил кое-что получше. «Послушай, дружище, – сказал он, – а почему не дать шанс каждому? За исключением Джудит». Это моя младшая сестра, – пояснил Мантлинг.

– Но почему за исключением Джудит? Ей уже тридцать один.

Мантлинг повернулся к сэру Джорджу, и Терлейн почувствовал, что он едва сдерживается, чтобы не заорать.

– С чего бы это вдруг такая дьявольская въедливость, а? Почему, почему, почему! Только это от тебя и слышу. Мы сделаем так, как я считаю нужным. Джудит сейчас в городе, отправилась поужинать с Арнольдом, и, когда вернется, все уже закончится… – Он вдруг осекся, поймав себя на слове, и обеими руками потянул полы пиджака. – Так или иначе, один из нас войдет туда. Тот, кто вытащит старшую карту. Мы останемся в обеденном зале. Через каждые пятнадцать минут будем окликать его, проверять, все ли в порядке. А теперь давай закончим с твоими «почему».

– Да, – сказал сэр Джордж, – однако ж и без них не обойтись. Не лишним будет спросить, почему кто-то пытался мошенничать с картами.

– Чепуха! Просто кто-то сбросил их со шкафа.

– Но сначала достал их из коробки. Нет-нет, мой друг. Такое объяснение не пройдет. Кто-то определенно хотел подтасовать карты так, чтобы не он вытянул старшую.

Мантлинг тяжело вздохнул:

– Так ты думаешь, что есть опасность?

– Я бы выслушал мнение Гонта. Но не беспокойся, – сэр Джордж с некоторым раздражением махнул рукой, – отступать я не намерен. Кстати, у комнаты есть какое-то название?

– Название?

– В больших домах комнатам обычно дают какое-то название, чтобы отличить одну от другой, – довольно путано объяснил Джордж. – Зная, как в доме называют комнату, становится ясно, с чем она ассоциируется и можем ли мы получить ключик к понимаю того, что с ней не так…

– Ее называют Вдовьей комнатой. Ну, помогло? Будь я проклят, если знаю почему. Разве что из-за ее смертоносного воздействия.

– Почему ты не говоришь правду? – раздался вдруг тихий голос. – Ты же все прекрасно знаешь.

Расстеленные в доме ковры приглушали шаги, так что кто угодно мог подойти сзади и его никто не услышал бы. Мантлинг, очевидно, привык к этому, потому что даже не пошевелился и лишь заморгал покрасневшими веками. Но Терлейн вздрогнул от неожиданности.

В дверном проеме стояла худощавая женщина с высоко поднятыми плечами. Определить ее возраст Терлейн затруднился бы, как, вероятно, и каждый, кто видел ее впервые. Ей можно было дать как на десять лет больше ее нынешних пятидесяти, так и на десять меньше. Тонкое, вытянутое лицо не было, однако, ни худым, ни угловатым. Как и у Мантлинга, нос у нее был с высокой горбинкой, но губы насмешливые; волосы были коротко подстрижены и отливали серебром. Терлейн подумал, что ее можно было бы назвать красивой или, по крайней мере, привлекательной, если бы не одна деталь. Ей бы стоило закрыть глаза. Они были бледно-голубыми, такими блеклыми, что радужка сливалась с белком, и возникало неприятное ощущение, что на вас в упор смотрит слепой. Голос у нее был мелодичный, даже слишком мелодичный, как у радиоведущей.

– Раз уж мы пригласили гостей, – продолжила она и приветливо кивнула Терлейну, – давай хотя бы будем с ними откровенны. Доктор Терлейн, не так ли? – Она подошла к нему и протянула руку – Ваше имя назвал мне Шортер. Я – Изабель Бриксгем. Покойный лорд Мантлинг был моим братом. Рада принять вас в моем… нашем доме. Добрый вечер, сэр Джордж.

– Любезная хозяйка, – хохотнул Мантлинг, и его широкая грудь как будто стала еще шире. – Ладно. Что вы хотите, Изабель?

Пропустив вопрос мимо ушей, она обернулась.

– Позвольте представить – мистер Бендер, наш очень хороший друг.

Впоследствии (хотя, возможно, это была всего лишь arrière-pensée[1], которая ничего не значила) Терлейн всегда говорил, что именно тогда, в первый раз увидев Бендера, он явственно почувствовал ужас предстоящего и ощутил дыхание смерти. Объяснить этого он не мог. Во внешности самого Бендера не было ничего зловещего, ничего, что могло бы предвещать грядущую беду. Довольно бесцветный, он все же скорее располагал к себе, чем отталкивал. Невысокого роста, аккуратный, с редеющими волосами и серьезным спокойным лицом, в чертах которого угадывался острый ум. При этом в нем ощущалась нервозность или даже не нервозность, а какое-то недовольство или давняя обида. Он определенно чувствовал себя не в своей тарелке: катал языком по щеке и вымученно улыбался, руки его слегка дрожали.

Возможно, на воображение Терлейна подействовала едва заметная выпуклость пиджака в том месте, где был внутренний карман. Он решил, не оружие ли это, но потом заметил, что выпуклость слишком плоская. Фляжка? Для смелости? Нет, для фляжки мала. Да и вообще, что за мысли?

– Мы с мистером Бендером знакомы, – сказал сэр Джордж, окинув его внимательным взглядом. – Вид у вас усталый. Много работы сегодня?

– Наверно. – Голос у Бендера был приятный, но бесцветный, невыразительный. Он попытался улыбнуться. – Знаете, работа бывает тяжелая, но мне нравится. И мисс Бриксгем меня поддерживает.

– Да, поддерживает, – добродушно сказал сэр Джордж, хотя выражение его лица говорило о другом. – И все же не перетруждайтесь. Рассчитываете скоро представить?

– Очень скоро, как мы надеемся, – негромко сказала мисс Бриксгем. – Но давайте не будем об этом сейчас.

В комнате повисло странное, зловещее молчание, и только Мантлинг, похоже, ничего не заметил; сунув руки в карманы, он продолжал нетерпеливо расхаживать, словно желая заполнить собой комнату. Остановившись возле одной из дубовых полок, он поправил бронзовую фигурку всадника. Взгляд его упал на два перекрещенных дротика с широкими наконечниками. Он уж было протянул к ним руку, но остановился при звуке мелодичного голоса мисс Бриксгем.