— Комендант, нам остается только одно, не так ли? — осведомился Перес.

— Да!

Покуда Колльер, стоя на фоне красных стекол как огромный белый слизняк, яростно дергал ручку, исполняющий обязанности коменданта махнул рукой в сторону левой стороны стены позади него.

— Гарсия! — скомандовал он.

В стене открылось на петлях потайное отверстие.

Та-та-та-та! — затарахтел автомат, посылая через комнату град пуль.

— Ложитесь! — крикнул Перес. — Приказываю всем лечь лицом вниз!

Пола и арабская девушка тут же выполнили указание. Даже сэр Генри Мерривейл снова плюхнулся на живот, в ущерб своему достоинству. Но Билл, находившийся за линией огня, остался сидеть. Альварес, приподнявшись на локте, и Перес, сидя на корточках, с отчаянием видели, что угол огня слишком широк, а повернуть автомат Гарсия не мог.

Пули рисовали вертикальную нисходящую линию отверстий в камне справа от окна, разбрасывая облака штукатурки, но разбив лишь одну стеклянную панель. Повернув окровавленное лицо, Колльер ухмыльнулся и продолжил попытки открыть окно.

Рука Переса снова взметнулась, на сей раз в направлении правой стороны стены сзади. Открылось еще одно потайное отверстие, и затарахтел второй автомат.

Теперь угол был верным. Первая же пуля угодила в правый бок Колльера, почти отбросив его от окна. Он ухватился правой рукой за карниз, а левой вцепился в ручку. Халаты и кинжал закачались. Ятаган ударился о стекло и отлетел назад, упав на ковер.

Одежда Колльера развевалась от града пуль, последняя из которых пролетела в дюйме от головы Билла. Но ему наконец удалось повернуть ручку левой рукой и распахнуть окно.

Перес махнул рукой над головой, прокричав очередное имя.

Та-та-та — затарахтел третий автомат, к которому присоединился первый, со свежей обоймой. Мавританский молот сорвался с карниза и чисто случайно приземлился поперек ятагана. Изумленному взору Альвареса представился сверкающий на ковре рисунок серпа и молота.

Та-та-та-та… Две линии огня соединились в правой стороне спины Колльера. Отпустив карниз, он сорвался с подоконника и упал на ковер лицом вниз. Спустя мгновение Колльер дернулся в предсмертной агонии и застыл навсегда. На «серп и молот» хлынула кровь.

Утренний воздух, теплый и солнечный, веял над Танжером так же мягко, как над Парижем.

— Вы имеете в виду, сэр Генри, что ожидается нечто более худшее?

— Гораздо худшее, девочка моя. Если я не ошибаюсь, величайшее событие произойдет сегодня вечером. Видите, насколько я откровенен?

— Значит, тут какая-то хитрость, — заявила Морин Холмс. — Что может произойти, когда Колльер мертв, а в газетах не сообщают ничего важного ни о нем, ни даже о Железном Сундуке?

— А вы не забыли, что личность Железного Сундука все еще неизвестна? — отозвался Г. М.

Внезапно он вытянул шею и посмотрел сквозь стекло, убеждаясь, что его портшез с носильщиками находится внутри помещения и в полной безопасности. На улице они собрали такую толпу, что тактичный полицейский предложил спрятать транспортное средство.

Откровенно говоря, Г. М. понятия не имел, где находится.

Он знал, что сидит за железным столиком под навесом на обширной площади, которая походила бы на площадь французского провинциального города, если бы дома были серыми, а не белыми или светло-коричневыми. Три улицы спускались от площади вниз, а еще три поднимались наверх. Справа от Г. М. по другую сторону улицы высилось внушительного вида здание с подстриженной лужайкой и рядом деревьев впереди.

Г. М. также знал, что на столике стоят три чашки черного кофе. Напротив него сидела Морин Холмс в фиолетовом платье и такого же цвета туфлях. Ее бледное лицо успело загореть, что придавало теплый блеск зеленым глазам и черным волосам. С другой стороны поместилась Пола в обычном белом шелковом платье без рукавов и ярких сандалиях. Одежда Морин казалась ей чересчур броской.

Обе старательно избегали темы Железного Сундука.

— Прошлой ночью… — неуверенно начала Пола.

— Наверное, это было ужасно. — Морин положила руку ей на плечо. — Я бы не могла вынести такое. Эти пули…

— Против пуль я особо не возражала. — Пола задумчиво приподняла бровь. — Мне они даже нравились, хотя ничто бы меня не заставило взглянуть потом на тело Колльера. — Она вздрогнула. — Нет, я имею в виду схватку, когда этот жуткий волосатый рыжий робот колотил Билла. А когда Билл его нокаутировал, я, как последняя дура, устроила истерику, сама не знаю почему.

— Но это вполне естественно, — возразила Морин. — Как Билл сейчас?

— Неплохо. Он в отеле — почти не может двигаться, поэтому лежит в постели и читает «Задига».[107] — Пола зевнула. — Становится жарко. Пожалуй, я вернусь в номер и вздремну.

— Хуан также был чудесен, не так ли?

— Да, дорогая. Они оба были чудесными, хотя и вели себя глупо. И все же, — задумчиво добавила Пола, — я предпочитаю, чтобы они оставались такими, как есть. А как сейчас Хуан?

Морин посмотрела на часы:

— Через пятнадцать минут я пойду в лечебницу доктора Макфейла навестить его. Я просто влюблена в доктора! А вы?

— Влюблена? — переспросила мыслящая буквально Пола. — Нет. Конечно, он очень славный…

— Я имею в виду, — быстро объяснила Морин, — что у него голова как у Цезаря. Кажется, древние римляне красили свои бюсты, чтобы они выглядели живее…

— Конечно, — мрачно проворчал Г. М. — А хорошо раскрашенный бюст…

Но Морин не слышала его.

— Глаза они делали голубыми, щеки — румяными, а волосы — светлыми. Доктор Макфейл как раз такой. Он не позволяет мне слишком часто навещать Хуана — говорит, что ему нужен покой.

— Это верно, — согласилась Пола.

— Хуан пострадал не так уж сильно, только напрасно так долго не обращал внимания на рану в груди. Доктор Макфейл винит в этом сэра Генри.

Лицо Г. М. приобрело цвет спелого баклажана.

— Прекрасно! — обратился он к площади в целом. — Вот она, благодарность! Если все идет как надо, это просто удача. А если что-то не так, виноват я. Клянусь панталонами моей тетушки, это уже чересчур!

Обе девушки виновато повернулись к нему. Испугавшись, что они станут публично суетиться над ним, Г. М. посмотрел на них как лев на тушу антилопы, и обе красавицы будто приросли к своим стульям.

— Кто выполнил всю работу в этом деле? — Положив на стол черчиллианский котелок, Г. М. продемонстрировал внутренний карман пиджака, набитый бумагами. — В конце этого месяца я пришлю счет за телеграммы, который потрясет даже Дюрока. Вот ответ на одну из них, который я получил вчера и о котором забыл рассказать полковнику. Это по поводу женщины из Мадрида.

— Какой женщины? — с интересом спросила Пола.

— Неужели вы не помните? Одна крупная и сильная женщина пыталась отобрать железный сундук у его хозяина.

— Да! — кивнула Морин, держащая в голове содержание своей записной книжки.

— Когда он собирался выстрелить, она вильнула бедрами, но не в ту сторону и получила пулю в одно из них. Но дело в том, что она уверяет, будто видела Железного Сундука. Он был лысый и с усами.

— Лысый? С усами? — одновременно воскликнули Морин и Пола.

— А вот еще одна телеграмма, — продолжал Г. М. тоном мученика, — о полицейском, который каждый месяц получает такую пенсию, как будто… — Он фыркнул и разорвал обе телеграммы. — Интересно, что я получу за свои труды?

— Но, согласно моим записям, — запротестовала Морин, — Железный Сундук всегда носил шляпу. Как же испанская женщина может утверждать, что он лысый?

Г. М. нахлобучил котелок и усмехнулся.

— Смотрите, девочка моя. Разве вы не можете утверждать, что у меня на башке нет ни единого волоска? Кроме, конечно… — Он снова усмехнулся.

Голос Полы был таким робким, что Г. М. не заметил ловушки.

— Между прочим, они поймали этого Али и его четырех сообщников?