Эта женщина, сердито подумала Морин, не стала бы подбирать кофейную чашку с одного края столика и ставить ее на другой. Она просто лентяйка.

Хотя это была правда, но, возможно, не вполне справедливо по отношению к Илоне. Имея достаточно денег всю жизнь, она ожидала услуг и принимала их. В Танжере нет ни подоходного налога, ни других налогов, за исключением двенадцати с половиной процента пошлины на любой импорт. Таким образом, можно ввозить и даже продавать с прибылью самые современные американские автомобили. Илона с ее деньгами жила как в раю.

На сей раз Морин импульсивно протянула руку Марку Хэммонду. Она была рада познакомиться с американским писателем, автором научно-популярных книг.

— Здравствуйте, мисс Холмс, — приятным голосом заговорил Хэммонд. — Боюсь, я должен опровергнуть оба комплимента Илоны Щербацкой. Я не очень хороший писатель и, безусловно, не… второй. Правда, хотел бы быть тем и другим.

— Уверена, что вы себя недооцениваете, мистер Хэммонд, — улыбнулась Морин.

Хэммонд криво усмехнулся в ответ. Подобно тому как от Илоны постоянно исходил аромат духов, вызывая странно возбуждающий эффект, Марк Хэммонд пребывал в ауре джина, нисколько не будучи пьяным. Выглядевший хрупким и сутулым, несмотря на приличный рост, Хэммонд в свои тридцать пять лет был почти лысым. Он обладал длинным носом, светлыми глазами и вообще — обликом бывалого путешественника. Одет он был так же неброско, как Альварес.

— Как поживаете, комендант? — спросил он, с удовольствием пожимая Альваресу руку. Его лоб иронически наморщился. — Мы знакомы… два или три года, не так ли? Интересно, когда вы рискнете назвать меня по имени.

Альварес засмеялся.

— Несомненно, это заинтересовало бы покойного доктора Фрейда,[77] — признал он не без смущения. — Но я не в состоянии это сделать, мистер Хэммонд.

— Однако, — заметил Хэммонд с мыслью о Поле, которая всегда не давала ему покоя, — вы называете по имени Билла Бентли.

— Его — да. Билл мой ближайший и, возможно, единственный друг.

— Но он англичанин, старина, а вы испанец.

— Я натурализовавшийся англичанин, — ответил Альварес, пожав плечами. — Возможно, поэтому у меня английские инстинкты. Я привык называть себя испанцем, как вы в вашей стране называете себя ирландцами, шотландцами, голландцами или немцами, хотя ваши деды и прадеды могли родиться на американской почве.

Илона яростно подергивала тройную нитку жемчуга на шее. Она не могла вынести ни минуты неучастия в разговоре.

— Ба! — воскликнула она. — Этот Билл Бентли. Я ненавидеть его! И все же… — Илона придала глазам томное выражение… — в некоторых отношениях он приятный. Но он англичанин, как вы говорите. Он не галантный! Не amoureux![78] Он не может выразить… сами знаете, что… даже когда учить вас трахать пистолетом!

— Что? — воскликнула Морин.

Илона драматическим жестом вытянула руку:

— Трах-трах-трах!

Слова и жесты Илоны часто выглядели двусмысленными, но ее это вполне устраивало. Она посещала вполне респектабельный танжерский пляж в купальном костюме, не скрывающем практически ничего. Хотя для подобных экспериментов у нее была совсем не подходящая фигура, она, по крайней мере, привлекала внимание. Уже давно, по причинам, оставшимся неизвестными, она уговорила Билла Бентли дать ей уроки стрельбы в цель из пистолета.

— Этот англичанин! — взвизгнула она. — Bon Dieu![79] Он говорит: «Черт возьми, женщина, целься в яблочко!» Или: «Незачем стрелять в человека, который менять мишени». Ба! Если бы это был француз… — Илона мечтательно вздохнула. — Un francais![80] Он бы шептать комплименты вам в ушко, и вы бы чувствовать себя женщиной. Если он показывать вам, как держать оружие, то трогать не только вашу руку, но и здесь, и здесь! И вы знаете, что он хотеть… делать то и это, comprenez?

Морин покосилась на Альвареса.

Когда он слышал острое словцо в ее присутствии, то бледнел под загаром и выглядел разгневанным. Морин испытывала одновременно восхищение и растерянность. Неужели Хуан не понимает, что она слышит ежедневно в десять раз худшее в офисах фирмы «Джоунс, Хауард и Рэмсботтом», да и сама использует те же слова в разговорах с друзьями?

Всего несколько минут назад он почтительно коснулся ее щеки. Теоретически, может быть, приятно, когда с тобой обращаются так, будто ты сделана из витражного стекла. Но Морин это не нравилось.

— А жена этот англичанин! — с отвращением воскликнула Илона.

Несмотря на свое добродушие, она ненавидела Полу Бентли, причем не только из-за ее хорошей фигуры, но и потому, что та отказывалась принимать ее всерьез.

— Полегче, Илона! — неожиданно резко сказал Хэммонд.

— Но я ничего против нее не говорить! — Илона шагнула назад, приложив драматическим жестом руку к сердцу. — Pauvre Марк! Как он ее любить! Но разве я не любить всех? Разве я не устраивать для всех вечеринки? — Маленькая девочка вновь надула губы. В ее глазах появились бы настоящие слезы, если бы она не боялась повредить тушь. — Я только говорить, что эта бедная Пола вульгарна. Вульгарна!

Сделав еще один шаг назад, она повернулась налево и застыла как вкопанная, оказавшись лицом к лицу с Г. М. в зеркальной нише.

Ни единая складка на темно-красном халате не шевелилась, свидетельствуя, что он хотя бы дышит. Его глаза были закрыты, лицо окаменело в медитации или молитве, неподвижные руки скрестились на животе.

— А это что? — взвизгнула Илона, тыча в Г. М. указательным пальцем с алым ногтем и прижимаясь широким задом к столу.

Альварес быстро встал перед нишей, словно прикрывая экспонат Музея мадам Тюссо.

— Этот джентльмен, мадам, — сказал он, — мусульманский пророк по имени Хасан эль-Мулик, или Хасан Вождь. Он много лет медитировал в пустыне, а теперь вернулся изучать тайные писания ислама. Я предложил ему примерить современную одежду, но боюсь, она ему не понравилась.

Марк Хэммонд больше не мог сдерживать любопытство.

— Явно не понравилась, — согласился он, указывая на мокрые рубашки и растоптанные шляпы. — Похоже, ваш пророк разгромил весь магазин. Но почему здесь вода?

Альварес не растерялся.

— Как видите, у стремянки стоит противопожарное ведро. Месье Топен случайно упал со стремянки и опрокинул его.

— Опрокинул! Да он, должно быть, нырнул в него вниз головой! — Хэммонд сдержал усмешку. — Как бы то ни было, это не мое дело.

Но Илона, привыкшая к подобному разгрому на каждой посещаемой ею вечеринке, не видела в этом ничего интересного.

— О, я любить этот пророк! — вскричала она, хлопнув в ладоши. — Для него я устроить специальная вечеринка с «кайф» и, конечно, выпивка. — Илона улыбнулась Морин: — Вы пробовать «кайф», дорогая?

Впервые пророк Хасан эль-Мулик слегка шевельнулся. Один его глаз слегка приоткрылся, и в нем блеснул живой интерес, но он закрылся так быстро, что никто этого не заметил.

— Нет, графиня Щербацкая, — холодно произнес Альварес. — Мисс Холмс не употребляет «кайф».

Илона игриво улыбнулась Альваресу. Внимательный наблюдатель мог бы подумать, что она не вполне забыла об отметинах на ее шее.

— Cheri! — обратилась к нему Илона, подняв нитку жемчуга и прикусив ее отличными белыми зубами. — Я совсем забыла! Ведь мы старые друзья, верно? Тогда я задать вам один вопрос, и вы на него ответить!

— Какой вопрос, мадам?

— Ну-у… — Илона вынула изо рта жемчуг. — В котором часу ночи ваша полиция устроить рейд в дом 40-бис на Маршан?

В наступившей паузе стали слышны крики людей на улице. Никто не шевелился, кроме Хэммонда, который сердито посмотрел на Илону.

— Где вы получили эту информацию, мадам? — спокойно спросил Альварес.

— Ах это? Мое сердце…

— Меня не интересует ни ваше сердце, ни любой другой орган, которым вы обладаете или нет. Где вы об этом узнали?