— Так, значит, вы не догадались об этом? — еще громче и настойчивее повторила Паула. Казалось, она разговаривала скорее не с ним, а сама с собой — одинокой странной фигурой, силуэт которой вырисовывался на фоне высокого окна. Паула спокойно встретилась с Брайаном взглядом. — Простите, если это прозвучало немного грубо. Но дело в том, что это — правда. Женщины, подобные Одри Пейдж, могут влюбиться только в мужчин старше себя, которым они придают романтический ореол. В такого, как вы, или как тот человек у камина, который находит все происходящее очень забавным. Неужели это никогда не приходило вам в голову — я имею в виду то, что касается вас?

— Да, приходило, — честно признался Брайан, — и не раз. Я надеялся, что все было именно так, да и сейчас надеюсь. Однако мне кажется, что человеком более всего пострадавшим в этом скверном деле является Филип Ферье.

Человек у камина рассмеялся:

— Никогда не старайтесь быть джентльменом, дружище. Хватайте, что можете, и благодарите судьбу за это. — А затем совершенно другим тоном добавил: — Хотя женитьба — совершенно другое дело. Мы должны предостеречь вас от женитьбы на ней.

— Вы полагаете, что можете сделать это?

— Полагаю, что могу попытаться.

Поскольку Паула считала совершенно безнадежными мужчин с возбужденным самолюбием и тщеславием, она решила перейти к вещам, гораздо больше ее волновавшим:

— Десмонд, прекратите! Если бедная Ева думала, что вы добиваетесь Одри Пейдж, тогда это объясняет многое из того, что я не могла понять: я не понимала, отчего девушка так напугана, почему Ева была так мила и ласкова с ней до того момента, как Одри перешагнула порог этого дома. Но прошу вас: довольно притворства! В конце концов, это совсем не смешно.

— Притворства, да? Вы полагаете, что я нахожу это смешным?

— По крайней мере, это так выглядит.

— Тогда поразмыслите еще, ангелочек. Я смеюсь, как вы выразились, потому, что моя история чертовски глупа и каждое слово в ней — правда. Мне приходилось играть подобную роль, но я никогда не ожидал, что такое произойдет со мной в реальной жизни. Спросите меня почему?

— Десмонд, я…

— Давайте, Паула! Ваши большие глаза никого не обманут. Вначале вы выпытываете суждения у людей, которые даже не подозревают, насколько опрометчиво они поступают до тех пор, пока не увидят свои слова процитированными на первой странице. Ну что ж, давайте, оттачивайте свое мастерство на мне!

— Десмонд, я не могу! Не сейчас.

— Тогда кто-то другой должен сделать это, чтобы все узнали, как я веду себя. — Ферье повернул свирепое лицо к Брайану: — Может быть, вы, дружище? Не хотите ли задать мне несколько вопросов?

— Только об этом и мечтаю.

— Тогда вперед! Разве что если доктор Фелл…

Но доктор Фелл молчал. Погруженный в свои мысли, сосредоточенный и немного испуганный, он переводил взгляд с Ферье на Паулу и снова на Ферье. Это сильно потрясло Паулу, тогда как на Десмонда Ферье не произвело никакого впечатления. Фигура Ферье в парчовом халате царила, словно Отелло на сцене.

— Оракул и авгур безмолвствуют. Из него ничего не вытянешь. Фон готов, можно смешивать краски, только поменьше дилетантства. Это я к тому, что вы, надеюсь, умеете допрашивать свидетеля.

— Постараюсь, — торопливо и сердито буркнул Брайан. Опрос он начал очень неуверенно, но с самого начала: — Состояли или не состояли вы в любовной связи с Одри?

— Хо! Это единственное, о чем он может думать!

— Так состояли или нет?

— Нет, не состоял. Что-нибудь еще?

— Да. Мистер Ферье, вы ведете дневник?

Тишина наступила так внезапно, как удар гонга. Паула быстро взглянула на Ферье; глаза доктора Фелла забегали.

— Да, я веду дневник. Я вел его двадцать лет. А почему вы об этом спрашиваете?

— Готовы ли вы передать этот дневник полиции?

— Нет, конечно нет. Не больше, чем хотел бы опубликовать его в континентальном издании «Дейли мейл». А кто бы на такое согласился?

— Вчера вы уехали из дому около семи часов вечера и не возвращались до половины одиннадцатого. Куда вы ездили?

— Как я уже говорил доктору Феллу, я обедал один, если это можно назвать обедом.

— Где это происходило?

— В «Пещере ведьм».

— «Пещере ведьм»? Что это такое?

— О нет! Я согласился только отвечать на вопросы, дружище, а не обучать вас тому, что вы уже давно должны были сами знать.

— Почему вы так внезапно решили ехать обедать в одиночестве?

— Потому что больше не мог выдерживать притворства моей дорогой жены, а может быть, ее болтовни. Кроме того, мне хотелось кое-что обдумать.

Паула, сжав руки, тихо вздохнула, почувствовав в поведении Десмонда Ферье одну лишь безнадежность, повернулась и быстро пошла к буфету, стоявшему между двумя окнами, в сторону фасада. Протянув руку к графину с бренди, она вдруг замерла, так и не дотронувшись до него.

Ферье смотрел на Брайана с застывшей приятной улыбкой.

— В половине одиннадцатого, узнав, что миссис Ферье уехала на такси, вы поехали прямо в «Отель дю Рон». Ответьте, пожалуйста, на ваш собственный вопрос: откуда вы узнали, что она поехала туда?

— Я не знал.

— Неужели?

— Но это было вполне естественное предположение, — быстро возразил Ферье. — Мне сказали, что Ева отправилась пообедать. Сам я часто обедал там, как и все вы. Для нее было вполне естественным искать меня там.

— А вам искать ее? После того, как она уже пообедала у себя дома?

— А почему бы и нет?

— Вы только по этой причине направились в тот отель?

— Да!

— Очень хорошо. Если вы полагали, что Одри угрожает опасность, то почему позволили ей приехать сюда?

— Потому что я был почти уверен, что моя дорогая жена блефует, и что реальной опасности нет. Одри и сама так не думала. Спросите ее!

— Откуда вам известно, что думала Одри?

— Говорю вам, спросите ее! Ну ладно, мы оба ошибались: моя жена покончила с собой, попытавшись возложить вину на Одри. У Евы не было никакого повода для подозрений, однако она считала наоборот. — И снова у Ферье появился застывший пристальный взгляд. — Так называемое убийство было самоубийством. Это единственное преступление, которое смогут обнаружить копы.

Брайан, терзаемый сомнениями, никак не мог составить собственного мнения.

— По сравнению с малым из Дунсинана, который от страха стал белее сметаны,[5] — негромко воскликнул Ферье, щелкнув пальцами, — я довольно успешно справился с объяснениями! Можете напускать на меня полицию.

Паула, стоявшая у буфета, резко обернулась и воскликнула:

— Десмонд, ради бога! Будьте осторожны!

— Говорю вам, напускайте!

— Послушайте, — заговорил Гидеон Фелл, — пора остановиться. — Резкость этого благоразумного голоса на фоне взвинченных нервов принесла тишину, но не мир. Медленно, с невероятными усилиями доктор Фелл встал с кресла. — Сэр, — нешуточно грозно произнес он, — было бы лучше, если бы вы посмотрели в лицо тому факту, что смерть вашей жены была убийством. Ни я, ни кто-либо другой не сможет помочь вам, если вы заставите нас слушать ложь. У вас еще есть что сказать мне?

— Нет.

— Тогда позвольте еще раз напомнить, — очень взволнованно и даже гневно проговорил доктор, — вашу жену убили.

— Боже всемогущий! — вздохнул Ферье. — Я не хотел, чтобы она умирала! — На мгновение он потерял контроль над собой. На глазах Паулы Кэтфорд выступили слезы. Затем Ферье взял себя в руки и снова стал, как всегда, любезным, учтивым.

— Вашу жену убили.

— Вы что, так и будете без конца повторять это, магистр?

— Боюсь, что так. Для начала скажу, что полиция для вас опасна, если вы дорожите своей шкурой. И не только она.

— Кто же еще?

— Сэр Джералд Хатауэй. По крайней мере, мне он угрожает. Я почти уверен, что ему известно, как было совершено преступление. А вам это известно?