— Да, но что заставило вас говорить, что я думаю именно так?

— Но ведь это очевидно, не так ли?

— Не вполне очевидно. Нет, нет и нет! Большинство считает, что вы преднамеренно столкнули Гектора Мэтьюза, когда у него закружилась голова, но, коль скоро вы задали мне прямой вопрос, я даю вам прямой ответ.

Ева закрыла глаза.

— Вы должны были знать об этом, миссис Ферье, — это ясно из ваших писем. Почему вы заговорили об отравлении наркотиком или ядом? Лично мне это пришло в голову только после вашего письма, полученного месяц назад.

— Только тогда?

— Только тогда. А где и когда вы услышали это предположение?

— Семнадцать лет назад, — просто ответила Ева. Положив альбом на диван, она встала. — От немецкого хирурга, который производил вскрытие тела бедного Гектора.

Паула Кэтфорд отвернулась, но затем повернулась обратно.

— Мне и в голову не приходило, — продолжала Ева, — что эти нацистские чиновники могут заподозрить меня. Никогда! Но они подозревали всех и вся, охраняя своего драгоценного фюрера. Там находились представители службы безопасности. Когда они конфиденциально сообщили мне, что будет произведено вскрытие, я по своей наивности спросила: «Зачем?» Доктор Рихтер рассмеялся и сказал, что это всего лишь формальность. «Понимаете, мы должны сделать пробы на яд». — И все вдруг словно бы увидели лицо доктора и услышали его голос в умелой имитации Евы. — Семнадцать лет! Я не вспоминала об этом до тех пор, пока не поползли эти гнусные слухи насчет моего содействия падению Гектора за парапет. А может быть, произошло что-то еще? Господи! Почему все такие злые? Почему мешают другим быть счастливыми?

— Ева! — воскликнула Паула. — Вы должны прекратить думать об этом. Эти волнения убьют вас. Так больше не может продолжаться.

— Очень боюсь, миссис Ферье, — резко проговорил Хатауэй, — что вам все же придется продолжить думать об этом. Вы ведь не сказали, что было произведено вскрытие.

— Но я только что сказала именно это!

— Вряд ли его проводил какой-нибудь признанный хирург.

— О нет, это делал очень уважаемый хирург — доктор Вальтер Рихтер. По-моему, он ваш друг? По крайней мере, он так говорил.

— Он действительно мой друг и очень надежный человек. Откуда вам все это известно?

— Я написала ему. Так вот, в теле несчастного Гектора не было следов ни наркотиков, ни яда.

За стеклянными стенами отеля, делавшими его похожим на огромный аквариум, жаркий ночной воздух впервые зашевелился от бриза. Со стороны озера донесся слабый раскат грома. Только Брайан, взглянувший туда, увидел, как сверкнула входная стеклянная дверь, — единственное, что он успел заметить в тот момент.

— Мадам, — воскликнул Хатауэй, — это невозможно!

— Здесь у меня, — сказала Ева, открывая сумочку, — письмо от доктора Рихтера. Вот его адрес: Штутгарт, Кенигштрассе, 15; есть и номер телефона.

— И что из этого?

— Прочтите, пожалуйста, что пишет доктор Рихтер. Письмо на английском. Если вы по-прежнему считаете, что я веду какую-то игру, можете позвонить ему лично за мой счет. — Доставая письмо из сумочки, Ева обнаружила кое-что, что ее очень удивило: на вид это был флакон для духов из дымчатого стекла на пару унций с обвитой вокруг него золоченой этикеткой, на которой выделялась надпись, сделанная рельефными красными буквами: «Видение Розы». Чуть дрожащей рукой Ева перевернула его и произнесла: — Надо же, я не клала это в сумочку. Зачем его сюда положили? Похоже, у меня действительно совсем плохо с памятью. Ну да бог с ним!.. — И она сделала неопределенный жест рукой.

Позади нее, поднявшись на две мраморные ступеньки, появился высокий мужчина, буквально мгновение назад вошедший в отель. Его щегольская фигура в мягкой черной шляпе и небрежном темном пиджачном костюме внезапно возникла на фоне окрашенных в светлые тона стен. Мужчина был явно старше среднего возраста, но неизбежно обращал на себя внимание своим особым видом, какой-то непредсказуемой живостью и энергией, словно спираль стальной пружины.

— В любом случае, — продолжала Ева, — вскрытие было произведено вскоре после смерти, так что следы препарата, от которого Гектор мог нетвердо стоять на ногах, должны были остаться, однако ничего подобного не обнаружили. Вы прочтете это, сэр Джералд?

— Как вам угодно, мадам.

Той же рукой, в которой Ева держала флакон, она протянула Хатауэю письмо, и тот взял его.

— Я хочу, чтобы все мы были друзьями, — сказала Ева. — Очень хочу! Хочу, чтобы сегодня вечером вы приехали к нам домой, прямо сегодня вечером, и мы все обсудили бы. Никакого яда нет и никогда не было!

За спиной Евы, взойдя на мраморные ступеньки, высокий мужчина остановился.

Брайан снова взглянул на него. Паула, стоявшая к Брайану так близко, что касалась плечом его левой руки, тоже посмотрела на вошедшего.

Брайан оглядел шляпу, плечи и осанку человека, стоявшего перед ним, и неожиданно ему на ум пришло объяснение одной части проблемы, но сейчас у него не было времени задумываться над этим.

— Мадам, это письмо…

— Вы должны ему верить! Мне часто приходилось играть убийц — это довольно занятно и волнительно. Однако теперь не тот случай. Паула и я не лжем. Мы не можем просто так выдумать, что человек умер от несчастного случая, но с бедным Гектором произошло именно это. Будем друзьями! Разве это невозможно?

И тут Десмонд Ферье, стоявший позади нее, заговорил:

— Эй, черные полуночные ведьмы, чем заняты вы?

Ева не вскрикнула, однако под слоем макияжа лицо ее приобрело землистый оттенок. Маленький флакон духов выпал из ее протянутой руки и разбился на три куска о мраморный пол у самых ног Хатауэя. Выругавшись, тот неуклюже отпрыгнул в сторону. Содержимое флакона с шипением и едким запахом вылилось наружу, и многочисленные мелкие пузырьки мгновенно выжгли на полу разрастающееся черное пятно. Подхватив Паулу на руки, Брайан перенес ее в сторону, пока зловещая жидкость не добралась до ее ног.

— Бросьте туда журналы, пока никто не видел, — сказал он. — Это — купоросное масло, или, иными словами, серная кислота.

Белое вечернее платье Одри Пейдж, ее руки и плечи были видны даже сквозь висевшее облако дыма. Столик, за которым она сидела, находился рядом с местом, освещенным прожекторами. Музыканты играли танго, мелодия которого у Брайана всегда ассоциировалась с Парижем.

Он все еще продолжал ругать себя. Не стоило так злиться на Одри за то, что она говорила прошлым вечером. Даже несмотря на то, что ему «повезло» влюбиться в девушку на двадцать лет моложе его, это не давало ему никакого права вести себя так. Но желание свернуть ей шею…

Ночной клуб под названием «Черный шар», который находился неподалеку от «Ба-Та-Клан» и очень напоминал последний, размещался в Старом городе, на втором этаже одного из домов, стоящего на крутой узкой улочке, поднимающейся к собору.

Часы пробили без четверти полночь, и Брайан с удивлением осознал, что инцидент с разлитой серной кислотой, послуживший предупреждением об опасности, произошел всего час назад.

Музыка обрушилась на него, перебивая гул голосов. Со всех сторон натёртой до блеска танцплощадки были видны лица зрителей, а над длинной стойкой бара возвышалась пирамида, созданная из многочисленных фотографий спиртных напитков.

— Месье, свободных мест нет. Следующее шоу начнется…

Банкнот в пятьдесят швейцарских франков, который Брайан тут же достал, мгновенно разрешил эту проблему.

Пятна яркого света высвечивали на сверкающем полу пару танцоров, исполнявших свой номер под оглушительные радостные вопли публики. Жара и пары алкоголя висели над толпой, в которую, словно кролики в норку, ловко ныряли официанты.

— Пожалуйста! Будьте любезны!

И снова только стофранковый банкнот остановил одного из этих официантов.

— Видите вон того темноволосого молодого человека с молодой леди в белом платье? Они сидят за средним столом у самой танцплощадки.