— Договорились?
— Да. — Ее губы дрогнули. — Да, да, да! Спокойной ночи!
Обратный путь Брайана домой проходил под визг и скрежет тормозов, что вполне соответствовало его настроению. Позже, сидя в гостиной своей небольшой квартиры на шестом этаже нового дома, выходившей на Рону, он, уставившись в окно, курил сигарету за сигаретой.
Без снотворного было не уснуть. Сквозь открытое окно слышался шум зеленых волн реки, бившихся о набережную; ночной город был тих, как Помпеи. В голову снова полезли мысли об убийстве или попытке убийства, пока, наконец, не подействовало лекарство. Об Одри он уже не думал, по крайней мере (если совершенно честно) так, как тогда, у отеля.
Его сон нарушил настойчивый пронзительный звук телефонного звонка. Спотыкаясь обо что-то, Брайан бросился в соседнюю комнату и секунд двадцать прислушивался к взволнованному голосу, прежде чем понял смысл того, что говорила ему Одри.
— Минутку! Повтори еще раз!
— Брайан, не сердись, ради бога! Я только хочу сказать…
— Где, где ты сейчас? Неужели ты все-таки поехала на эту виллу?
— Я не собиралась! Клянусь, не собиралась!
— И давно ты там?
— С ночи. Примерно через час после того, как мы расстались, я уже оказалась здесь.
Часы на низком книжном шкафу в комнате с отштукатуренными стенами кремового цвета показывали восемь утра.
— Ты что, поговорила со своим другом, и он посоветовал тебе…
— Нет, я с Филом не разговаривала. Мне сказали, что будет лучше, если я…
— Кто сказал?
— Брайан, прости меня! Я говорила с Евой. И… и мистер Ферье пригласил меня поехать с ним на «роллс-ройсе».
Когда худшие подозрения, оказавшись в реальности еще мрачнее и мучительнее, чем представлялись раньше, возвращаются, на душе становится еще тяжелее, потому что понимаешь, что тебе отвели роль дурака.
— Ну что же, юная леди, — произнес Брайан, ощутив легкую тошноту. — Ты сделала свой выбор. А теперь выбирайся из этого сама, как сумеешь.
— Брайан, ты что, собираешься бросить меня?
Он чуть было не швырнул трубку. Но, глянув на шторы, надувшиеся от ветра словно паруса, попытался встряхнуть затуманенный барбитуратами мозг.
— Одри, ты еще ночью знала, что сделаешь это?
— Нет, нет, нет! Не сердись! О нет, пожалуйста, только не сердись! Если ты меня бросишь…
— Никто тебя не бросает. У тебя есть замечательный друг, на которого, как мне показалось, ты можешь рассчитывать. Или…
— Он уехал в Женеву. Он работает там в банке «Дюфрен», и сейчас здесь никого нет.
— Совсем никого? В восемь утра?
— То есть нет никого, кому я могу доверять. Ты должен приехать и забрать меня отсюда. Кажется, я совершила ужасную глупость. Я… я не думала, что это окажется хоть сколько-нибудь опасным, ей-богу! Но она сошла с ума! Пожалуйста, ну пожалуйста, не оставляй меня с ней!
На востоке, отбрасывая тени, сгустились грозовые тучи. Брайан не отрываясь смотрел на телефон.
— Брайан, пожалуйста! Ты меня слышишь?
— Клади трубку, — ответил он. — Я буду у тебя сразу же, как только смогу.
* * *
Итак, без четверти девять он уже стоял у одинокого белого дома на скале, со слуховым окном из разноцветного стекла над входом. Брайан спустился на несколько ступенек вниз, чтобы лучше разглядеть фасад, но это ничего не дало: снаружи были видны лишь ящики с цветами и узкая полоса кирпичной террасы перед открытой дверью. Или же…
— Эй, есть кто-нибудь? — снова прокричал Брайан и вошел в холл.
Там царил легкий беспорядок, несмотря на блеск отполированного пола и чистые шторы на окнах. Открытые двери комнат слева и справа выходили в широкий арочный проход, соединявший с центральным холлом, у левой стены которого находилась лестница. В глаза бросились ярко раскрашенные часы, висевшие на стене словно для того, чтобы подчеркнуть несколько наивный стиль украшения интерьера. Их покачивающийся маятник был сделан в виде фигурки девушки на качелях.
Часы громко тикали, и фигурка девушки, прикрепленная за одно плечо, двигалась взад и вперед.
Неожиданно чей-то голос произнес:
— Слушаю вас!
На противоположной стене, отделанной полированными панелями, открылась дверь, и к Брайану быстро направилась женщина средних лет, показавшаяся ему чем-то взволнованной. Очевидно, она была швейцаркой, хотя обратилась к нему на прекрасном английском.
— Слушаю вас! Что вам угодно?
— Доброе утро, — пытаясь сдержать расходившиеся нервы, произнес Брайан. — Мне показалось…
— Простите, это я виновата. Так что вам угодно?
— Мисс Одри Пейдж. Где она?
— Мисс Одри Пейдж нет с нами.
Тик-так — стучали часы; качели с девушкой проделали две дуги, прежде чем до Брайана дошло, что он ошибся, вложив в произнесенные слова страшный смысл.
— Простите! — слегка улыбнувшись, сказала женщина, взгляд которой по-прежнему оставался встревоженным. — Я хотела сказать, что мисс Пейдж ушла. Она отправилась на прогулку.
— На прогулку? Когда она ушла? В каком она была состоянии?
— Это было примерно полчаса назад. Настроение у нее было хорошее. Я слышала, как она напевала.
Веселый маятник часов качнулся еще несколько раз, пока Брайан пытался совладать с собой. Если эта маленькая чертовка решила вытащить его сюда по какой-нибудь нелепой лживой причине или вовсе без причины, он покончит с этим раз и навсегда. Все! Хватит! Она должна… Брайан решительно отбросил эти мысли.
— Я — друг мистера Ферье и миссис Ферье, — сказал он, отдавая себе отчет, что эти слова тоже с натяжкой можно назвать правдивыми.
Женщина изобразила нечто среднее между поклоном и реверансом.
— Однако я понял… Где все?
— Сегодня у нас полный беспорядок.
— Понимаю. Так где же все?
— Миссис Ферье занята; мистер Ферье и мисс Кэтфорд еще не встали. Джентльмен с титулом уехал на хозяйском «роллс-ройсе» в Женеву, а очень-очень большой и полный джентльмен с тростью… Ах да! По-моему, он в подвале!
Слегка вздрогнувшей женщине не было необходимости объяснять, что означает ее последняя фраза, ибо в этот момент послышался грохот тяжелых шагов, поднимавшихся по невидимой лестнице.
Дверь в противоположной стене вела в проход, куда выходили комнаты задней половины дома. Брайан смог увидеть это, когда доктор Гидеон Фелл, в черном костюме из альпаки, с галстуком-ленточкой и неопрятной «паутинкой» по всему воротнику, появился в проходе позади женщины.
Сопя и тяжело дыша, но уже не с таким красным лицом, как в последние несколько лет, доктор Фелл, как-то сманеврировав, боком вышел в холл. Он был глубоко погружен в собственные мысли, так что не заметил ни Брайана, ни кого-либо вообще.
— Флакон! — четко произнес он. — Афинские архонты! Флакон!
— Меня зовут Стефани, — громко произнесла женщина, пытаясь как-то разрядить обстановку. — Ну, я пойду. — И она поспешно скрылась за дверью в стене с полированными панелями.
Доктор Фелл стоял в холле, опершись на трость, наморщив широкий лоб под сильно поседевшей шевелюрой, и, казалось, даже не слышал, что кто-то только что произнес какие-то слова. Но вдруг на его лице мелькнули проблески узнавания.
— Дорогой Иннес! — прогремел он голосом, в котором слышались тревожные и извиняющиеся нотки. — Как поживаете? Какая неожиданность! Для меня большое удовольствие встретить вас в этой непростой ситуации. Э-э-э… могу я чем-нибудь помочь вам?
— Возможно. Кто эта женщина, которая только что ушла?
— Простите, а что, отсюда сейчас вышла какая-то женщина? Фу-ты! Опишите ее! — попросил доктор Фелл и, видимо окончательно придя в себя, пока Брайан ее описывал, объявил: — Да, точно. Это была Стефани, служанка.
— Вы хотите сказать — домоправительница?
— Нет, мне было объяснено, что служанка, причем единственная. Что такое? Кажется, мое сообщение вас встревожило?
Брайан огляделся.
— В каком-то смысле — да. Доктор Фелл, вы видели, какие машины в этом доме? «Роллс-ройс» и «бентли», и на все про все — только одна служанка?
