Я смутилась. А и правда, ведь по большей части меня окружает именно нежить, от которой я ничего кроме добра и не видела. Не то, что от скандальной Манефы или вороватого Степки!

- Прости меня, дедушка, я не хотела никого обидеть. Ты же понимаешь, я не про вас, я про хищников, ну, вроде тех хлопцев, что меня сегодня в Мутных Бродах с хлебом-солью встречать вышли!

Леший похмыкал, повертел головой, да и раздумал дуться.

- Ты, Славка, за лес не боись! – он лихо глянул на меня и широким жестом бывалого вояки подкрутил зелененькую травку, по идее изображавшую ус. Та такого обращения не снесла и отвалилась. Старикан ничуть этим обстоятельством не смутился и быстренько приляпал растительность на место. – А я на что?! Да чтобы я свой лес от жмурья разного не оборонил?! А что ты думаешь? И обороню! Тут иного пастись надо… - усы опять печально обвисли: один, как и положено, вниз, а второй, приляпанный, как-то так вкривь и наискось.

Я вопросительно посмотрела на лешака.

- Не понимаешь? – раздосадовано спросил он, и пояснил: - Тот, кто это черное дело замыслил, вряд ли успокоится и оставит нас восвояси. Я так думаю, это он так силы свои попробовал, проверил, как да что получится.

- Ничего себе, проба пера! – возмутилась я. – Столько народу угробил!

- Да, Славушка, - вздохнул старичок, - пока он только лишь попробовал, чую я. А вот теперь этот гад всерьёз за дело возьмется! И тогда нам всем крышка. Мои чары против такой ворожбы не помогут, а Полелюшкиной сеточки охранной у нас, считай, больше и нет. Рассыплется она вовсе после первого же нового заклятья, точно тебе говорю! Погибнет Черный Лес!

Лесовик совсем сгорбился, тоскливо поморгал морщинистыми веками без ресниц и подозрительно хлюпнул носом.

Мы сидели на бревне у забора – на двор леший, по его словам, «взойти не мог».

«Не положено» ему, вот как!

Нас многое связывало. После бабушкиной смерти он сразу взялся опекать меня, заплаканную, растерянную, вновь осиротевшую. Мы и хоронили старую вещунью вместе, вдвоем.

Бабушка Полеля умерла неожиданно. Конечно, она была очень и очень стара, однако крепка и моложава. Я и не упомню, чтобы она когда-нибудь чем-либо болела. С раннего утра и до позднего вечера она оставалась на ногах, всегда при деле: собирала растения, готовила целебные сборы, варила зелья и снадобья, лечила людей и зверьё – помогала всем, кто бы ни обратился за подмогой; холила свой аптекарский огородик, где под ее присмотром росли многие необходимые в знахарском деле травки. Занималась со мной, не жалея сил и времени, чтобы научить меня всему, что знала сама (ну, почти всему…). Да и по ночам ей частенько было не до сна – многие обряды и ритуалы предпочитали лунный свет солнечному.

И каждый день бабушка была бодра, собрана и полна энергии. Казалось, так будет всегда.

Теперь я думаю, что могучая опытная колдунья заранее знала день и час своего ухода из этого мира.

В то утро я спозаранку возилась в кладовой, разбирая остатки заготовленных с лета трав. Зима выдалась студеной, вьюжной. К нам часто привозили помороженных купцов, дровосеков и охотников – тех, чей труд сопряжен с разъездами и долгим пребыванием вдали от тепла очагов. Было немало случаев грудной лихорадки. В двух деревнях случился падеж скотины. Со всеми этими напастями мы справились, хвала богам, однако зелий потребовалось немало, и наши запасы подходили к концу – в отличие от зимы. И вот я старательно делала пометки на куске бересты, прикидывая, удастся ли нам дотянуть до нового сбора, и соображая, что же делать, если каких-либо травок всё-таки не хватит. По весне, конечно, кое-какую молодую поросль пощипать уже довольно скоро будет можно, однако большую часть трав собирают летом, дождавшись их цветения.

Я перебрала пузатые склянки темного стекла. Ну, точно! Вот ведь и росы, собранной с цветущих лесных полян в разное (и строго определенное!) время суток, почти не осталось! А ведь ее целебные свойства были совершенно незаменимы при приготовлении некоторых сильных и сложных зелий. Ох-хо-хонюшки!

- Славушка! Поднимись-ка ко мне, милая!

Войдя в комнату, я удивленно остановилась. Впервые мне довелось застать бабушку поздним утром в постели. Старая колдунья лежала, откинувшись на пышные, высоко взбитые подушки, и пристально смотрела на меня.

- Что случилось, бабушка Полеля?

- Присядь-ка, детонька, - она похлопала по кровати рядом с собой.

Я осторожно села на самый край, с недоумением разглядывая ведунью. Теперь я заметила, что на ней была надето новое льняное платье с вышитыми по вороту и манжетам незнакомыми мне рунами. Вьющиеся седые волосы тщательно расчесаны и серебристыми волнами лежат на плечах и груди. На лбу – расшитая темными знаками повязка.

Бабушка немного помолчала, вглядываясь мне в лицо. Я терпеливо ждала.

- Славочка, я сегодня ухожу, - наконец промолвила она.

- Далеко? – удивилась я. Полеля нечасто покидала Черный Лес, и одна из ее редких поездок завершилась как раз третьего дня.

- Да уж не близко, - слегка усмехнулась старая женщина. – Туда, - и она махнула рукой куда-то в пространство. Потом участливо поглядела на меня и спокойно пояснила: - Моё время пришло, доченька. Я должна покинуть этот мир.

И видя, что я не понимаю ее, пояснила:

- Я сегодня умру.

Я ошеломленно уставилась на нее. В груди образовалась сосущая пустота, такая же, как когда-то в детстве, когда я на спор с братом спрыгнула с крыши избы. Тогда ощущение падения в бездонную пропасть через пару мгновений благополучно завершилось растянутой лодыжкой, ушибленным локтем, крепким подзатыльником от отца и трехдневным домашним арестом в назидание остальным любителям острых ощущений. Теперь же полет в бесконечность и не думал прекращаться, пока бабушка крепкою рукою не встряхнула меня за плечо.

- Нет, нет, ты что, этого не может быть, это нельзя, - я отчаянно замотала головой. Как это так – умру? Я не понимала, не хотела, не могла понимать. Вот же она, бабушка Полеля, рядом со мною, как всегда спокойная, собранная, сжимает мою руку сильными пальцами. Какое отношение к ней может иметь непонятная далекая смерть?!

- Веслава, успокойся, возьми себя в руки, - строго, но вместе с тем ласково попросила колдунья.- Пойми, так надо. Пришло время. И в этом нет ничего страшного, уж я-то знаю, поверь мне. Но понадобится твоя помощь. Без тебя мне будет очень трудно, почти невозможно пройти весь путь так, как его следует проходить. Ты мне поможешь?

Она знала, чем привести меня в чувство. Сознание того, что без моей помощи бабушке будет тяжело и плохо, на время отодвинули в дальний угол сознания страх и боль. Усилием воли я заставила высохнуть брызнувшие было слезы. Это потом, много позже, я дам им волю; пока же я быстро переоделась в платье, как две капли воды похожее на то, что было на умирающей колдунье, повязала лоб темной лентой и снова присела на ее постель.

- Спасибо, милая, - улыбнулась мне Полеля. Её спокойствие и умиротворенность действовали на меня завораживающе, позволяя краем сознания надеяться на нереальность происходящего. Этого просто не может быть, не может быть, не может…

Бабушка умерла на закате. Всё это время я просидела с ней рука в руку, глаза в глаза, пока с последними лучами солнца она не отдала мне свой последний взгляд, последнюю улыбку и последний вздох, неожиданно сильно толкнувший меня в грудь.

Теперь мне требовалось выполнить ее последние распоряжения. Ещё до полуночи погребальный костер должен был превратить в прах ее тело, оставленное душой.

Всё это я должна была сделать сама, не прибегая к помощи других людей.

Но леший – не человек. Он ждал меня за воротами, и в огне и дыме высокого костра, сложенного нами вместе, бабушка Полеля унеслась к богам.

Потом мы вместе ели несолёные поминальные пироги, испеченные зарёванным Микешей, и я долго плакала, уткнувшись распухшим носом в корявый мшистый обрубок дерева – в тот день леший остался в своем истинном облике.