— Нам швырнули жирный кусок.

Чешир никогда не видел их такими. Они были на грани бунта, не потому, что испугались (конечно, они боялись, но не больше, чем любой летчик перед боевым вылетом), а потому, что риск был ненужным.

Ближе к вечеру Чешир сказал:

— Кончим с этим.

Они молча вышли из столовой. Над Англией небо было чистым, солнце опускалось за горизонт и небо пылало огнем. Чешир заметил:

— Какой красивый закат!

Ответом было мрачное молчание. А потом Шэннон, даже не подняв головы, буркнул:

— Провались ты со своим закатом. Меня интересует только ВОСХОД!

Они взлетели, не прогревая моторы, набрали высоту 14000 футов и взяли прямой курс на цель. Но над Северным морем висели плотные тучи.

Они подлетали к Рейну. По крайней мере, надеялись на это. Тучи лежали на земле, подобно глубокому бурному океану, вздымаясь до 17000 футов. В слабо освещенном куполе кабины каждый пилот с чувством облегчения видел неясный силуэт штурмана позади себя. За грохочущими дисками пропеллеров не было ничего, кроме мрака, но в этом бескрайнем небе он был не один. Чешир нарушил радиомолчание, чтобы запросить Шэннона, как он находит погоду. И вдруг он почувствовал, что волосы встают дыбом, когда в наушниках прозвучал знакомый голос:

— Это вы, сэр?

Он немедленно узнал говорившего… Микки Мартин.

— Это ты, Мик? — немедленно откликнулся Чешир.

— Да—сэр.

— А ты—то где?

— О, неподалеку.

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Подставляю свою шею вместо вас.

(Мартин находился в нескольких сотнях миль на другом «Москито», уже ночном истребителе. Его задачей было патрулирование над аэродромами германских ночных истребителей, чтобы не дать им взлететь, пока бомбардировщики наносят удар по Карлсруэ и Мюнхену. Это была часть плана Кохрейна.)

В принципе не рекомендуется болтать по радио над вражеской территорией. Пеленгаторным станциям требуется несколько секунд, чтобы засечь болтуна. Чешир сказал:

— Удачи, Мик.

Мартин лаконично ответил:

— Удачи и тебе. Увидимся позднее.

Остальные пилоты слышали этот разговор, и теперь полет стал чуть более веселым. Это явно было знамение. Но хорошее или плохое — не знал никто.

Очевидно, все—таки хорошее! Тучи стали тоньше, ветер оставался попутным, и они оказались над Мюнхеном точно в назначенное время. Ошибки не было. Самолеты—осветители уже были здесь, и с земли летели фонтаны снарядов. На высоте 14000 футов вспышки разрывов рвали ночь, мелкие орудия извергали красные светящиеся трассы. Светили сотни прожекторов. Их бледные щупальца шарили в темноте. Когда луч упирался в самолет, тот вспыхивал, подобно мошке, и пытался скрыться в темноте. Большая часть самолетов разлетелась, но в один уперся второй луч, потом третий. Они цепко держали его, как ни метался несчастный летчик. Зенитки начали обстреливать его. Слабое свечение сменилось яркими вспышками, а затем небо перечеркнула полоса огня, когда «Ланкастер»  падал вниз.

Внезапно в темноте возник костер, потом другой, третий, пятый… Один за другим в небе над городом вспыхнули около 3 десятков огней. Чешир сразу узнал знакомые по фотографиям парк, длинное озеро, улицы и крошечные домики, линии рельсов. Он крикнул по радио:

— Подходит лидер самолетов наведения!

После этого Чешир снизился до 10000 футов, удерживая самолет в пике, так что крошечный «Москито»  прорвал завесу зенитного огня на скорости больше предельной. Снизившись до 5000 футов, он направился к железнодорожной станции, сосредоточив все внимание на ней. Он помнил о снарядах, аэростатах заграждения, прожекторах, но надеялся проскочить мимо них и приказал себе забыть об этом. Маленький самолет содрогался от работы моторов. Чешир едва слышал резкий свист. Он боролся с ручкой управления, которую все возрастающая скорость норовила вырвать из рук. Словно стрела, самолет мчался прямо вниз, и Чешир вынуждал себя ждать бесконечно долгие секунды. Потом он нажал кнопку сброса бомб и рванул ручку на себя. Он почувствовал, как нос самолета задирается вверх и страшная перегрузка прижимает его к сиденью. Губы, щеки, глаза стали свинцовыми, кровь тяжело стучала в висках. Перед глазами потемнело, пока «Москито»  несся над городскими крышами и постепенно набирал высоту. Чешир позволил самолету подняться в темноту над зажигалками, которые сбросил, потом положил его на крыло и посмотрел в сторону. Маркеры светились, как 2 красных глаза, прямо на путях.

Шэннон спикировал точно так же и положил свои маркеры в 100 ярдах от первых. Потом то же самое сделал Кирнс. Чешир вызвал «Ланкастеры»  617–й эскадрильи и приказал им начинать. Через минуту огни сотен зажигалок разорвали темноту железнодорожной станции.

Это был наконечник копья, которое Бомбардировочное Командование впервые швырнуло в Мюнхен. Даже страшные разрывы 8000–фн бомб и клубы дыма не скрывали ярких точек маркеров, поэтому бомбардиры могли спокойно наводить на цель.

Но битва не была односторонней. Чешир несколько раз видел клубки пламени, подобные падающим звездам. Они падали на землю и взрывались. Зенитки взяли свою долю. Почти все истребители были отправлены в Карлсруэ или Милан, лишь некоторые из них сумели вернуться к Мюнхену.

Не заботясь о том, хватит ему топлива или нет, Чешир дал полный газ и обошел по кругу город на высоте 1000 футов, проверяя точность сброса бомб. Он был готов дать новые приказы, если бомбы уйдут из района цели. Один луч на пару секунд поймал его самолет и заставил на мгновение ослепнуть. Однако Чешир быстро спикировал вниз и скрылся в темноте. Мелкая зенитка обстреляла его «Москито». Он слышал треск снарядов, самолет вздрагивал от близких разрывов. Десятки шрапнельных пуль изрешетили его, но все механизмы остались целы.

Удовлетворенный сделанным и считая, что больше помочь ничем не может, Чешир повернул домой. Остальные «Москито»  уже улетели. Возвращение было спокойным — ни зениток, ни истребителей. Однако Келли подсчитывал остатки топлива, с тревогой следя за указателями баков и пытаясь казаться философом. Когда они появились над Манстоном, в баках оставалось бензина на 10 минут полета. Однако указателям нижних баков можно было верить не больше, чем женской интуиции. Топливо могло кончиться через 10 минут, через 15 минут, через 10 секунд. А им требовалось 10 минут, чтобы выйти к аэродрому, выполнить заход и сесть.

Заходя точно по глиссаде, Чешир включил навигационные огни и направил нос самолета вдоль посадочной полосы, где огни сверкали, словно штыки почетного караула. Келли спросил:

— Что у них случилось с посадочной полосой? Посмотри на те смешные огоньки внизу.

Чешир посмотрел… и охнул. Там БЫЛИ мерцающие огоньки, между посадочными огнями и рядом с ними.

— Смешно, — пробормотал он. Но тут до него дошло, и он завопил на Келли: — Выключи эти проклятые навигационные огни! Немедленно! Это фрицевский истребитель.

Как они позднее узнали, мишенью был Джерри Фок, который в это время заходил на полосу. Немец выследил его и уже приготовился прикончить. Фок уже выпустил закрылки, шасси и сбросил скорость. Он был совершенно беспомощен. Однако в этот день удача была с 617–й эскадрильей. Немецкий истребитель промазал по идеальной мишени. Фок сел, и тут же огненная дорожка пропала. Чешир тщательно выполнил заход, на мгновение включил фары и благополучно посадил самолет. В комнате предполетного инструктажа он нашел экипажи остальных «Москито». Ни у кого не оставалось бензина больше, чем на 15 минут, когда самолеты сели. Это был непозволительно малый резерв.

Шэннон сказал:

— Разбудите меня на восходе. Я хочу посмотреть на него.

Утром они перелетели в Вудхолл. Там они нашли все «Ланкастеры»  617–й эскадрильи, кроме самолета Купера. Никто не видел, как Купера сбили. Прилетел Кохрейн. Он выдал широкую, но вымученную улыбку и поблагодарил их. Потом сказал Чеширу:

— Вы должны посмотреть на это.

Это были снимки Мюнхена, сделанные «Москито»— разведчиком час назад. Вокруг пары рубцов на окраинах города были обведены чернильные круги. Кохрейн ткнул в них пальцем.