– Объявите, что отныне он – оберштурмфюрер СС.

– Объявлю. Хотя он вряд ли обрадуется такому повышению, поскольку уже предпочитает считать себя просто… фюрером. – И Скорцени мало интересовало сейчас: воспримет эти его слова бывший ефрейтор Шикльгрубер как шутку или не воспримет. Он, Скорцени, получил задание подготовить двойника фюрера, и он, черт возьми, его подготовил.

– Переведите его на какое-то время на гору Броккен. Комендант лебенсборна «Святилище арийцев» Эльза Аленберн позаботится о том, чтобы сделать его жизнь более или менее достойной… Имперской Тени. – Скорцени прекрасно понял, что Гитлер хотел произнести: «достойной фюрера», – но не решился. Как не решился и тогда, когда Отто знакомил его с Великим Зомби впервые. Уже в который раз – не решился.

– В Альпы, на массив Гарц. Пусть побудет там, где зарождается новое поколение арийцев… – как бы расшифровывал замысел фюрера Отто Скорцени.

– Это правда, что он пародировал меня?

Все еще прижимая трубку телефона к уху, Скорцени нервно повел подбородком. Всем, кто хотя бы что-нибудь знал о шутовстве Манфреда Зомбарта, хотя бы слышал о его казарменных лицедействах краем уха, он приказал молчать. Тогда каким образом и от кого именно фюрер узнал о них?

– Он не пародировал, он подражал вам, фюрер, – спасительно вспомнил Скорцени слова бригадефюрера Пауля Хауссера. И чуть было не добавил: «Я, старый солдат, понимаю это так».

– Не скрывайте, Скорцени, – пародировал. За что и был арестован агентами СД, причем, насколько мне известно, прямо в казарме батальона СС. Нам всем очень повезло, что я вовремя узнал об этом.

– Тем не менее его расстреливали[39]. Причем расстреливали уже тогда, когда вы почти слепили из него Имперскую Тень.

– Как вы понимаете, это была всего лишь имитация расстрела, естественно, согласованная со мной.

– Но мне сказали, что какой-то офицер СС действительно сорвался и чуть было не застрелил его.

– Этот гнев тоже был учебным, – глазом не моргнув соврал Скорцени. – На самом деле это был «расстрел» унтерштурмфюрера Манфреда Зомбарта, которого, как двойника фюрера, обязательно следовало «расстрелять», чтобы избавить от прежнего естества.

Поверил ему Гитлер или нет – выяснить это Скорцени уже вряд ли когда-нибудь удастся. А вот то, что идея инсценировки «расстрела фюрера», пусть даже в облике его двойника, вождю не очень-то нравилась – это стало понятно сразу же. Другое дело, что продемонстрировать свое неудовольствие по этому поводу он тоже не решился.

– Не упускайте его из вида, Скорцени, – резко повысил голос фюрер. – Какие бы задания вы ни выполняли, никогда не забывайте о том, что за вами – Имперская Тень, которую теперь уже следует готовить по-настоящему и никогда не упускать из вида. И… помните: папка «База-211»!

«Брофман! – сказал себе Скорцени, как только Гитлер положил трубку. – Информация исходит от профессора Брофмана, лагерный номер 1378213, которого я привлекал к созданию образа Имперской Тени. И понятно, что не сам он пришел к фюреру с этими нежелательными подробностями, а кто-то заставил все еще не сожженного в крематории еврея-профессора поделиться с ним этими “великосветскими сплетнями” Хотелось бы знать, кто именно, дьявол меня расстреляй!»

Скорцени взглянул на аппарат прямой имперской связи, словно бы решался: а не позвонить ли фюреру и не уточнить, от кого именно он получил эти сведения. Хотя на самом деле это уже было не столь важно. Штурмбаннфюрер всегда опасался, что рано или поздно Гитлер узнает о казарменном шутовстве Зомбарта и реакция его может быть самой резкой.

Фюрер, рассуждал он по этому поводу, давно перестал мудро воспринимать любые, пусть даже самые незначительные критические замечания в свой адрес, и кто знает, как он отреагирует на сведения о том, что некий офицер СС пародировал своего фюрера прямо в казарме батальона дивизии СС «Мертвая голова». Как и о том, что никто из офицеров СД, арестовывавших лицедея и занимавшихся его делом, не сообщил о столь вопиющем случае рейхсфюреру СС Гиммлеру, который, конечно же, доложил бы об этом ему, Гитлеру.

Теперь же Скорцени мог сказать себе, что и этот риф он благополучно миновал. По крайней мере, так ему казалось. Он ведь прекрасно понимал, что вторгается в самую сокровенную часть бытия высшего руководства рейха.

Январь 1939 года. Антарктика. Борт германского авианосца «Швабенланд».

Едва командир корабля барон фон Риттер отдал приказание вахтенному офицеру, как в наушниках вновь послышался голос. Однако теперь он уже принадлежал не капитану субмарины Блэку, а какому-то иному человеку, который, к тому же, обратился к нему на немецком, пусть и довольно странном.

Голос у этого человека был мужественно-резким, а каждое слово он произносил так, словно выкрикивал каждый слог в отдельности. К тому же, слова он выговаривал с каким-то странным акцентом – глотая окончания и произнося отдельные звуки так, словно они зарождались у него не на выдохе, как это происходит у абсолютного большинства землян, а на вдохе. В общем, он напоминал иностранца, который, так и не овладев чистым немецким, умудрился лет десять прослужить фельдфебелем в берлинской унтер-офицерской школе.

– Мы не будем встречаться на вашем корабле, господин фон Риттер. – Это невозможно.

– С кем я говорю?

– Вам уже объяснили. Я – гость капитана Блэка. Обращайтесь ко мне Господин Консул или просто Консул, вместо традиционного имени. Нам нужно встретиться. Это в ваших интересах.

– Что вы предлагаете?

– Вы спускаете на воду бот и поднимаетесь на борт субмарины «Атлантис». Время, которое вы проведете на субмарине, многое прояснит для вас, а главное, сделает вашу экспедицию более осмысленной.

– Вполне допускаю, господин Консул.

– Вот видите, мы уже начинаем понимать друг друга. На борт поднимаетесь один. Матросы возвращаются к борту «Швабенланда» и ждут вашей команды. У вас возникли вопросы?

– Естественно. Причем не только у меня, но и у всего высокого собрания.

– Зададите их на субмарине, капитан цур зее. Жду.

Поняв, что связь прервалась, фон Риттер вопросительно взглянул на все еще находившихся на мостике Готта и гауптштурмфюрера Крозетта.

– Меня ждут на субмарине, господа. Капитан субмарины «Атлантис» назвал себя Блэком, а беседовать со мной собирается человек, именующий себя Консулом Внутреннего Мира. Что скажет по этому поводу высокое собрание?

Офицеры молча и как-то слишком уж беспомощно переглянулись.

– Я так понимаю, что мы получили приглашение, проигнорировать которое не имеем права, – произнес фон Готт.

– Глубокомысленное наблюдение.

– Пока что они ведут себя довольно миролюбиво, но…

– Пока что – да… – согласился с ним Крозетт. – Но я предлагаю поднять самолет в воздух и барражировать над субмариной все то время, пока идут переговоры.

– И какова цель этого вашего барражирования? – поинтересовался фон Готт. – Пустить субмарину на дно вместе с командиром «Швабенланда»? Гениальное решение!

– Но у нас нет иного способа воздействия на команду субмарины, – возмутился командир морских авиаторов. – Наше кормовое орудие – против их торпеды? Мы его и расчехлить не успеем!

– И даже не будем пытаться, – заверил его фон Риттер.

– Радист и телеграфист уже наверняка связались с Берлином, – сказал старший офицер. – Предлагаю потянуть время, дождаться ответа.

– Какого? – не очень бодро парировал Риттер. – Что, сидя в Берлине, можно посоветовать командиру судна, на борт которого прямой наводкой нацелены два торпедных аппарата? И от кого конкретно ждать ответа: от адмирала Редера, от Геринга или, может, поиграть на нервах самого фюрера?

– Тоже верно, – поскреб заросший подбородок фон Готт. – Но в любом случае, при любом раскладе сил самое время позвонить адмиралу Редеру.