Подарок она получит через месяц, когда отпразднует свою свадьбу с Жаном Мишелем праздничным ужином в «Санкюлотах».

Закончив дела, я прогулялась по фермерскому рынку на Юнион-сквер. От умопомрачительных ароматов бананового пирога и морковного кекса кружилась голова. В соседнем лотке кипел яблочный сидр, которого хотелось даже в необычную для начала мая жару.

В конце концов решила зайти в «Старбакс», у восточной оконечности площади выпить мокка-фрапуччино. Пока стояла в очереди, от нечего делать листала «Нью-Йорк пост» и представляла, как в недалеком будущем на его страницах появится восторженный отзыв о заведении Уэнди. Нетерпеливое: «Следующий, пожалуйста!» – вернуло меня к реальности, и, опустив газету, я посмотрела на стоящего за кассой парня в зеленой шляпе и фартуке.

Вместо того чтобы заказать напиток, я истерически расхохоталась, а продавец покраснел до кончиков ушей.

– Что желаете? – сухо спросил он.

– О боже! – выдавила я.

Люди глядели на меня как на сумасшедшую, но мне было все равно. За кассой стоял Том!

– Ничего смешного! – пунцовый от злости, заявил он.

– Еще как смешно! – хихикала я. – Значит, с книгой ничего не вышло?

– Нет, – буркнул Том.

Выглядит ужасно: набрал как минимум десять килограммов, материализовавшихся в торчащее из-под фартука пузо, давно не стриженные волосы крупными кудрями спускаются по плечам, кожа бледная, нездоровая.

– А она вообще была?

Кассир замялся, вперив глаза в пол.

– Нет, – прошелестел он.

Я снова засмеялась, поняв, как сильно изменилась со дня нашего расставания. Всего год прошел, а даже не верится, что такое ничтожество было частью моей жизни.

– Мне фрапуччино!

– Хорошо! – мрачно кивнул Том и на секунду отвернулся, чтобы достать напиток. – С тебя три доллара шестнадцать центов.

Подавив очередной смешок, я протянула пятидолларовую купюру, и бывший друг уже собрался вручить сдачу, но неожиданно замер, а потом, поддавшись внезапному порыву, схватил меня за левую руку и повернул тыльной стороной вверх.

– Ты помолвлена? – проговорил он со странным выражением.

– Да, – кивнула я.

Том снова перевел взгляд на мою руку, чтобы внимательнее рассмотреть сверкающий на безымянном пальчике бриллиант в два карата в платиновой оправе от «Тиффани».

– Кто он?

Я выдернула руку и взяла сдачу.

– Ты его не знаешь. – На моем лице появилась сладкая улыбка. – Что же, была рада встрече.

Оставив его в полном замешательстве, я взяла напиток и вышла из «Старбакса». Оглядываться не стоит.

Через несколько минут, когда я шагала по Бродвею, смакуя недавнюю сцену и последние капли фрапуччино, ожил лежащий в сумочке мобильный. Вытащив его, я посмотрела на номер и улыбнулась.

– Привет, милый!

– Привет! – сказал Коул. – Получила чек?

– Угу! – радостно промычала я.

– Ас кафе что?

– Купила, это сюрприз для Уэнди!

Коул засмеялся, и я в очередной раз изумилась: от одного его голоса кровь начинает кипеть и меня бросает в дрожь. Со дня памятной премьеры Браннон старался проводить в Нью-Йорке побольше времени, но в отеле, где, сгорая от стыда, я очнулась почти год назад, больше не останавливался. Теперь, приезжая в город, он жил в моей квартире и спал на моей двуспальной кровати. Так здорово пробуждаться в его объятиях и начинать день с поцелуя!.. Когда он был занят на съемках, я несколько раз летала в Лос-Анджелес на выходные, а в декабре пригласила его в Атланту познакомиться с мамой и сестрой. Рождество мы встретили в Бостоне с его родителями, сестрами и племянником. Меня приняли как родную, и я тут же почувствовала себя частью большой и дружной семьи.

Ровно три недели назад, опустившись на одно колено в круглосуточном кафе «На луне», Коул сделал мне предложение. Его любимая официантка Мардж, которая, по сути, спасла наши отношения, принесла кольцо в творожном пудинге – моем любимом десерте. Вечером мы устроили небольшое торжество, позвав Уэнди, Жана Мишеля и бармена Джея. А еще пришла Мардж, захватив огромный сверток с жареным беконом, яичницей и картофельными оладьями с сыром – теми самыми лакомствами, с которых начался мой роман с Коулом.

Прессе о нашей помолвке не рассказывали, хотя в таблоидах уже через неделю напечатали: у меня появилось кольцо на безымянном пальце. Ерунда какая-то, неужели за нами шпионят, как за Дженнифер Гарднер и Беном Аффлеком?! Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день журналистов будут интересовать мои украшения?

– А у меня тоже есть сюрприз! – загадочно проговорил Браннон. – Купи свежий «Будуар» и открой на странице пятнадцать!

– «Будуар»? – разочарованно вырвалось у меня. – Ты же знаешь, я не читаю такую дрянь!

– Поверь, этот выпуск тебе понравится! Один из друзей сделал подарок по случаю нашей помолвки. Как только прочитаешь, позвони!

– Ну ладно, – пожала плечами я.

Забежав в магазин, я заплатила доллар за последний оставшийся в продаже журнал и, выйдя на улицу, открыла страницу пятнадцать.

От увиденного у меня снова началась истерика, такая же сильная, как в «Старбаксе». Я хохотала до слез, а прохожие смотрели на меня как на сумасшедшую.

«Другом» Коула оказался Джордж Клуни, материал по заказу которого занял целую страницу: огромная и на редкость неудачная фотография Сидры, орущей на фотографа, а внизу всего одна строчка:

««Я никогда не встречался с этой женщиной». Джордж Клуни».

С трудом сдерживая хохот, я перезвонила Коулу.

– В жизни не видела ничего смешнее!

– Знаю! – весело отозвался он. – На прошлой неделе я случайно встретил Клуни, рассказал о нашей помолвке и кознях Сидры. Джордж страшно разозлился: мол, сама позорится и его позорит, плетет небылицы. А он знать ее не знает. Сказал: все, с него хватит, пора меры принимать.

– Ничего себе!

– Ну ладно, красавица, мне нужно бежать, – проговорил Коул. – К девяти буду дома.

– Очень соскучилась, – чуть слышно призналась я.

– Может, поужинаем в «Смаке»?

– С удовольствием. Попрошу Уэнди оставить нам столик. Давай, счастливого полета!

– Не волнуйся, милая! – успокоил Коул и после небольшой паузы спросил: – Слушай, журналисты до сих пор за тобой ходят?

– Угу, – снова захихикала я. – Каждый день!

Надо же, как получилось: совсем недавно я брала интервью у знаменитостей, а теперь спецкоры таблоидов караулят у меня под дверью, чтобы уточнить, чье кольцо я ношу на безымянном пальце.

– Скажи им правду, – немного подумав, попросил Коул. – Пусть знают. Пусть весь мир знает! Поверить не могу: мы наконец поженимся! Вот оно, счастье!

– У меня даже слов нет…

– Клэр! – тихо позвал Коул. – Люблю тебя, больше жизни люблю!

– А я тебя…

Мы попрощались, и я спрятала телефон в сумочку.

Медленно шагая в сторону дома, я смотрела на улицы, которые купались в теплых лучах ласкового майского солнца. Жизнь вокруг так и кипела: по Бродвею полз огромный поток машин, бурлили от наплыва покупателей магазины, спешили по своим делам люди. А я улыбалась, зная: их мнение мне больше неважно. Никто никогда не сможет помешать моему счастью.

Я свернула с Третьей улицы на Вторую авеню, и папарацци, толпившиеся у моего подъезда с тех пор, как слухи о помолвке проникли в желтую прессу, схватились за фотоаппараты. Послышались крики: «Вон она! Вон она!», ослепительными молниями засверкали вспышки, и уже в следующую секунду я попала в плен их бесцеремонных вопросов.

– Клэр, вы правда обручены с Бранноном? – закричал один из репортеров, видя, как я пробираюсь к дому.

– Он действительно сделал вам предложение? – не давая скрыться, заорал другой.

До сих пор не привыкшая к их навязчивому вниманию, на долю секунды я застыла от изумления. Потом пришла в себя и сделала то, на что не решалась раньше.

Гордо расправила плечи, улыбнулась… Сжимая в одной руке «Будуар», в другой – сумку, я смотрела на репортеров, впервые потревоживших меня год назад. Тогда их стараниями чуть не разрушилась моя жизнь. А сейчас, впервые за все время, меня ничуть не волновало, что они напишут и что подумают.