Тут все мгновенно сообразили, что имеющиеся факты действительно четко согласуются с теорией Признацци. Тревожный вид на лицах божеств, неортодоксальный способ отбытия — все пальцы обстоятельств указывали в одну и ту же сторону. Божества и впрямь были похищены.

— Ну, чего скажете? — осведомился вышибала. — Есть у вас лучшее объяснение?

Капитан Мабыть откровенно пожелал, чтобы такое объяснение у него было. Его разум схватил теорию Признацци, засунул ее под свою гипотетическую подмышку и побежал с ней вперед, рассыпая по сторонам сотни разных вопросов. Некоторые из них звучали так:

— Что будет, если он окажется прав?

— Меня ведь лично это не затронет, не так ли?

— Физического вреда ведь мне это не причинит?

— Не произойдет капитального подкопа под самые основы аксолотлианского общества, если все поймут, что будущего они видеть не могут, правда?

— Не будет внезапных взрывных бунтов и безумной паники, так?

— Не будет сотен убитых в неистовстве грабежей — которые безусловно последуют, когда страшная правда выйдет наружу?

— Или все-таки будут сотни убитых?

— Все дело в том, кто осуществил похищение божеств, верно?

Именно последний вопрос бросил целый ледник сосулек вдоль позвоночника капитана и до предела сжал его мочевой пузырь в шоке острого осознания.

На этот вопрос существовало всего два ответа: боги или дьяволы!

И если верно было последнее, то ответы на все предыдущие вопросы должно были стать совершенно определенными. Причем предельно пессимистичными.

— Ну, так чего скажете? — снова спросил вышибала Признацци, оттягивая до смерти напуганный разум капитана обратно в текущую грубую реальность. — Есть лучшее объяснение?

Капитан Мабыть задумчиво повозился со своими пальцами и хорошенько перевел дыхание.

— Гм… ну, видите ли… — начал он с очевидным недостатком уверенности. — Значит… вот как! Это же были боги, ясное дело. Я н-не думаю, что нам на самом деле следует о чем-либо б-беспокоиться. Ведь все мы знаем, сколь загадочны способы, коими боги порой действуют. Разве не так?

Ухмылка, которую Мабыть приклеил на свою дряхлую физиономию, определенно смотрелась бы куда лучше, если бы за ней стояла по меньшей мере тысяча галлонов уверенности.

— Что? — спросил голос из толпы. — Так вы говорите, это был символ или что-то в таком роде?

— Э-э… я полагаю… гм-м… — запинался капитан Мабыть, чья уверенность стремительно ему изменяла. Эта была как раз та территория, к которой он совсем не был привычен. Пророческие предсказания — пожалуйста, никаких проблем. Но гипотетические экстраполяции, основанные на слухах и отчетах об увиденном, — шаткая почва, от нее лучше держаться подальше. Слишком много шансов быть пойманным за язык, если твой ответ окажется неверен.

— Это потому, что здесь, на вашем столе, сбоку есть резная картинка с теми самыми тварями, которые ворвались сюда через крышу? — спросил Абб Армот, указывая на группу фигур.

— ЧТО? — завопил капитан Мабыть, после чего, рискуя своими дряхлыми коленями в нехарактерном для него акте отчаянного рвения, спрыгнул со стола и уставился на украшение, в которое указывал кончик пальца Абба Армота. Сердце его бешено колотилось. Если это была правда, Мабыть почти наверняка знал, что его колени ему больше не понадобятся.

Старческая челюсть капитана отвалилась ему на грудь, когда он взглянул на резной фриз под названием «Несколько апокалипсических тварей, которых следует опасаться».

Вырезанное многие столетия назад, это изображение чудищ было, пожалуй, самым последним остатком от периода Эмпириков Времен до расцвета Пророчества, эпохи, когда о будущем можно было только догадываться, используя мучительно кропотливый сбор данных и неопределенное распознавание образов. Эмпирики изобрели представление о днях и ночах, теорию рекуррентных времен года, а также уверенно и определенно установили, что единственная причина, по которой никто просто не уплывает прочь, если подпрыгнет достаточно высоко, заключается в том, что все люди привязаны к земле парой незримых красных нитей, обвязанных вокруг каждой лодыжки.

Немалое число их учений с легкостью было впитано современной культурой Аксолотля. Что ж тут поделать — раз уж эти учения могли быть столь дьявольски очевидны? Так, все совершенно точно знали, что и впрямь прикреплены к земле парой незримых красных нитей. Иначе почему же еще они не уплывали к облакам?

Однако существовали вещи, которые не всем было позволено знать. Тайные вещи, не открытые неустанными наблюдениями Эмпириков. Вещи, которых следовало опасаться.

Разглядывая древнюю художественную резьбу, капитан Мабыть отчаянно хотел, чтобы рядом с ним по-прежнему была его мамочка.

Ибо все они были тут, высеченные из твердого мрамора в манере гротескно-небрежной, но идеально узнаваемой, являя собой жуткое предупреждение о неминуемой катастрофе, оставленное ему Эмпириками. Пара здоровенных тел с большими головами, длинными носами и руками словно бы без суставов, которая омерзительно плясала в самом центре крутящейся каменной метели.

Это были даже не плохие новости, а ПЛОХИЕ. И даже не ПЛОХИЕ, а ОТВРАТИТЕЛЬНЫЕ.

Мабыть невольно задрожал, узнав картинку с «Жуткими снежными тварями морозного Апокалипсиса». Если они вернулись, предвещая страшные катаклизмы, — тогда гражданам Аксолотля ему оставалось сказать только одно.

Купите себе все акции аксолотлианской компании «Бутылки горячей воды» — и как можно скорее.

Его высокобесподобие Брехли Трепп не стал останавливаться, чтобы поразмыслить о том, насколько необычным для Бубуша (или, раз уж на то пошло, для любого дьявола) являлось честное выполнение обещаний. На переднем фронте его разума имелись материи куда более неотложные. Свободный от бесчисленных витков особо прочной веревки, Трепп мог теперь вернуться к своей неотложной миссии. К спасению душ.

Страстное возбуждение бурлило в миссионере от одной лишь перспективы чертовски славного проповедования, ведя его по улицам и проулкам, где он, точно одержимый, резко заворачивал за углы. Одним прыжком перепрыгивая через лужи кипящей лавы, Брехли Трепп в конце концов вырвался на буквально бурлящую улицу, сплошь кишащую жалобно плетущимися душами. Еще один шаг — и он оказался бы втянут в нечистый поток измученных, пока они шаркали вперед к очередной восьмичасовой смене мук. Вместо этого Трепп запрыгнул на ближайший страхоскреб и принялся карабкаться вверх по бугристым, вырезанным скалодонтами стенам, подбираясь к крошечному подоконнику. Лишь оказавшись там, миссионер позволил своему голосу спасения разразиться над шаркающими под ним угнетенными душами Уадда. С избыточной радостью проповедничества, мощно вздымающейся в нем, Трепп настроился разговорить их, во-первых, в осознание, во-вторых, во внимание, а уж в-третьих, в объятия ангельского восторга.

После получаса трогательных проповедей, расписывающих восторги поглощения эля, и соответственного приобретения нескольких сотен приверженцев Алкана, покровителя эля и пива, Брехли Трепп переключил свой милостионерский опыт на другие темы. Вскоре уже насчитывалось несколько сотен обращенных в несгибаемую веру в то, что спасения можно достичь посредством правильного использовании «Чистящей щетки и тюбикового бальзама с кондиционером» сестры Офелии. Несколько дюжин душ поклонялись земле, по которой можно было бы ходить обутыми в особые молитвенные ботинки и облаченными в специальные монашеские одеяния дьякона Мудашкина.

Кроме того, Трепп уже прекрасно продвинулся с двузначными цифрами по обращенным, верующим в выгоды, которых можно достичь в смысле обеспечения своего райского проживания, если выплаты по закладным делать исключительно через казну его преподобия Цента Рабанка. И истовый милостионер вовсе не был намерен на этом останавливаться…

— Разве можете вы не почувствовать некую настойчивую щекотку на кончиках ваших пальцев и… гм… когтей? — добавил Брехли Трепп, заметив несколько более крупных и чешуйчатых обитателей Уадда, которые втайне навострили уши к его речам, пока эти аборигены Уадда, погруженные до плеч в плотную мешанину тел, постепенно прокладывали себе путь сквозь толпу. — Ощутите голую неполноту указательного пальца и большого! Чего-то там определенно не хватает! Разве можете вы этого не почувствовать?