Все шло своим чередом, и ничто, казалось, не могло нарушить размеренного и четкого ритма подготовки операции. Впрочем, фронтовая действительность нередко чревата неожиданностями.
Так случилось и в этот раз.
Внимательно наблюдая за Иваном Степановичем, я заметил, что хорошее настроение мгновенно покинуло его и он недовольно нахмурился.
— Сложную задачку вы нам задали, очень сложную, — озабоченно произнес И. С. Конев и после небольшой паузы уже твердо сказал: — Приказ Верховного будет выполнен. Переселение начнем в установленный вами срок.
— Да, дела, — положив трубку, задумчиво протянул командующий, потирая ладонью бритую голову. Он встал, достал папиросу и закурил, что делал не часто. Затем, опершись руками о стол, командующий взглянул на лежавшую перед ним карту и стал излагать нам суть только что состоявшейся беседы.
Оказывается, звонил Коневу по поручению Верховного Главнокомандующего генерал армии А. И. Антонов, исполнявший обязанности начальника Генштаба. Он сообщил, что Ставка изменила сроки нашего наступления. Войска 1-го Украинского фронта должны были начать Висло-Одерскую операцию не 20, а 12 января 1945 года.
— Союзники в Арденнах попали в беду, надо выручать их, — пояснил Иван Степанович.
— Конечно, мы честно выполним союзнические обязательства, — заметил сидевший рядом со мной член Военного совета Н. Т. Кальченко. — Жаль, однако, что англоамериканские войска не спешили прийти нам на помощь и не открыли второй фронт, когда фашистские танки рвались к Москве, когда женщины и дети блокадного Ленинграда гибли от голода и холода, когда советский солдат на берегу Волги стоял насмерть, защищая Сталинград…
Мы тогда очень мало знали об истинном положении на Западном фронте. Но даже скупые газетные сообщения свидетельствовали о том, что наступление вермахта в Арденнах застало американцев врасплох и гитлеровцы продолжают развивать успех.
В ночь на 1 января 1945 года противник нанес на Западе еще один сильный удар, развернув наступление на ряде участков фронта между Саарбрюкеном и Карлсруэ. Положение англо-американских войск стало еще более тяжелым.
Английский премьер У. Черчилль, как известно, умолял И. В. Сталина побыстрее начать наступление советских войск. В послании от 6 января 1945 года Черчилль писал: "На Западе идут очень тяжелые бои, и в любое время от Верховного Командования могут потребоваться большие решения… Генералу Эйзенхауэру очень желательно и необходимо знать в общих чертах, что Вы предполагаете делать, так как это, конечно, отразится на всех его и наших важнейших решениях… Я буду благодарен, если Вы сможете сообщить мне, можем ли мы рассчитывать на крупное русское наступление на фронте Вислы или где-нибудь в другом месте в течение января и в любые другие моменты, о которых Вы, возможно, пожелаете упомянуть"{58}.
Буквально на другой день, 7 января 1945 года, И. В. Сталин сообщил премьер-министру Великобритании: "…Учитывая положение наших союзников на западном фронте, Ставка Верховного Главнокомандования решила усиленным темпом закончить подготовку и, не считаясь с погодой, открыть широкие наступательные действия против немцев по всему центральному фронту не позже второй половины января"{59}.
Сталин, как известно, на ветер слов не бросал, ревностно оберегая авторитет Советского государства. Он поставил перед нами даже более сжатые сроки, чем те, которые были указаны в письме премьер-министру Великобритании.
Определив новую дату начала наступления, Ставка учитывала, что мы заблаговременно усилены крупными резервами и что на направлении главного удара уже сосредоточены основные силы фронта. В соответствии с замыслом и планом операции, на участке предполагаемого прорыва на сандомирском плацдарме были созданы высокие плотности пехоты, танков и артиллерии, что обеспечивало значительное превосходство над противником.
К началу Висло-Одерской операции 1-й Украинский фронт располагал необходимым запасом материальных средств, хотя не все запланированные перевозки были осуществлены. Боеприпасы шли на плацдарм непрерывным потоком. Необходимое для артиллерийской подготовки количество снарядов выкладывалось непосредственно у орудий.
Во всех звеньях нашего огромного войскового хозяйства шла большая подготовительная работа. Напряжение нарастало.
Если мне память не изменяет, распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования о переносе сроков наступления мы получили в ночь на 9 января 1945 года. До начала операции оставалось трое суток. Надобно было завершить переброску на плацдарм некоторых частей и подразделений и сделать все необходимое для боевого и материально-технического обеспечения операции. Военный совет фронта обязал командиров, штабы и политорганы, всех воинов строго хранить тайну, неукоснительно выполнять требования оперативной маскировки. От внезапности удара во многом зависел успех наступления.
Переброска войск и грузов на сандомирский плацдарм производилась только ночью. В дополнение к 18 свайным мостам, наведенным через Вислу еще в августе 1944 года, к началу 1945 года закончилось строительство двух крупных высоководных мостов большой грузоподъемности.
Осуществлялись и дезинформационные мероприятия. За несколько дней до нового, 1945 года 4-й гвардейский танковый Кантемировский корпус, который около двух месяцев находился в резерве под Жешувом, выступил походной колонной в направлении южного участка 60-й армии. Передвижение 242 боевых машин в район Ропчице, Оцека, Дембица было замечено разведывательными самолетами противника. Еще раньше в этих населенных пунктах побывали саперы, чтобы подготовить мосты для пропуска танков, а также регулировщики, расставившие указатели маршрутов и таблички с наименованиями различных «хозяйств». В селах суетились квартирьеры, распределявшие дома для командиров, штабов и служб.
Гвардейцы-кантемировцы, однако, недолго находились в указанном им районе. В одну из ночей, во время сильного снегопада, они тихо покинули его и двинулись к своему настоящему месту сосредоточения. Укрылись танкисты в лесу юго-западнее Баранува.
А в районе Ропчице, Оцека, Дембица вместо убывших боевых машин были расставлены макеты. Через несколько дней здесь объявился еще один «корпус» из макетов. Потом прибыли новые «части». Словом, имитировалось сосредоточение танковой армии. К 9 января 1945 года, когда Москва уточнила нам сроки наступления, на левом фланге фронта было установлено 400 танков, 500 автомашин и 1 тысяча артиллерийских орудий, изготовленных из фанеры и дерева{60}.
Макеты танков и автомашин перемещались с помощью тросов, звукоустановки имитировали гул моторов и лязг гусениц. Здесь действовали и реальные подразделения, предпринимавшие ложные атаки, активный радиообмен. Кочующие батареи вели беспокоящий огонь.
По рекомендации Военного совета были осуществлены и меры политической дезинформации. В канун Нового года на левом крыле фронта резко усилилась наша пропаганда среди немецких войск. Широкий размах приняли передачи на противника с помощью мощных радиовещательных установок, распространялись листовки, адресованные конкретным немецким частям и соединениям, противостоявшим нам.
Конечно, мы прекрасно понимали, что, имея выгодный плацдарм, размеры которого позволяют разместить крупную ударную группировку, трудно убедить противника, что мы собираемся наступать в другом месте. Внимание фашистского командования, несомненно, было приковано к сандомирскому плацдарму, который пленный фашистский офицер образно назвал пистолетом, приставленным к виску нацистской Германии.
И все же комплекс мер по оперативной маскировке заставил противника поверить, что в районах Мелец, Радомысль, Бельки и Ропчице, Оцека, Дембица сосредоточилась наша танковая армия, что здесь готовится удар.
Начальник разведывательного отдела фронта генерал-майор И. Т. Ленчик докладывал Военному совету, что вражеская разведывательная авиация продолжает проявлять повышенный интерес к районам ложного сосредоточения наших танков, а немецкая дальнобойная артиллерия периодически совершает огневые налеты по скоплению макетов. Разведчики установили, что 10 января гитлеровцы выдвинули из Тарнува к линии фронта прибывший с запада 344-й немецкий артиллерийский полк, а из Кракова к Тарнуву движется резервное танковое соединение противника.