Стая.

Внедорожник Хольвина волку не понравился.

Волк ходил вокруг, обнюхивался, хмуро посматривал на утренних прохожих, встряхивался - и вовсе не торопился запрыгивать в салон. Хольвин сидел за рулем и ждал, пока волк немного освоится, а у того это неважно получалось. Волк забрался внутрь и встал на колени на сидение минут через семь после того, как Хольвин его позвал - не раньше.

- Садись, боец, - сказал Хольвин, поворачивая ключ зажигания. - Дверцу захлопни как следует.

Волк покосился на дверцу. Открыл. Хлопнул. Устроился на сидении, поджавшись, как пес.

- Нет, дорогой, - сказал Хольвин. - Сядь как человек, пожалуйста. И пристегнись, а то ушибешься, если тряхнет.

Волк вытянул ноги вниз, вздохнул.

- Воняет, - сказал он мрачно. - Все машины воняют.

- Это с непривычки, - улыбнулся Хольвин. Машина набирала скорость. - Щенки сперва тоже чихают и нервничают, а потом привыкают. Многим даже начинает нравиться, представляешь?

Волк позволил пристегнуть себя привязным ремнем, но это явно его не восхитило.

- Только псам и может нравиться, - проворчал он. - Сидишь, как на поводке... - но совершенно против воли с любопытством посмотрел вперед. Как всех псовых, его завораживало ощущение быстрого движения. - Мы скоро доедем до леса? - спросил несколько рассеянно, из-за того же могучего гипноза дороги.

- Не очень скоро, - сказал Хольвин. - Ты говоришь, вы встретили этих уродов около лесопарка? В Уютном?

- Примерно. Мы разделились на берегу озера. Около Уютного зайцев много, они туда ходят яблони обдирать... иногда и лоси попадаются...

- И коровы, - подхватил Хольвин в тон. - А?

- Да ну, - волк пренебрежительно сморщился. - Не связываемся. Раз весной отследили одну - ну голодуха была, не сказать - так Меченый получил дробью в бок. Спасибо за такое угощение... хотя коровы вкусные, если честно.

Не умеют псы врать, подумал Хольвин нежно. Ни домашние собаки, ни волки, ни гиены. Ну не умеют - все у них на морде написано. Великий кодекс собачьей чести - Закон Стаи. Все так просто. Ребята хотели есть после тяжелой зимы и длинного перехода, напали на корову, один из бойцов был серьезно ранен. Непосредственные бандюги.

Если бы человеческие уголовники были такие - только с голоду, только - блюдя Закон... А Закон запрещает убийство себе подобных, запрещает убивать в человечьем обличье, запрещает нападать без предупреждения... Закон запрещал бы подличать и лгать, если бы псам это вообще было зачем-нибудь нужно. Эх...

- Только тогда мы ловили зайцев, - продолжал волк. - Там сейчас полно. Проще, чем лося завалить. Лоси сейчас чокнутые, у них гон... их хорошо отслеживать зимой - они иногда на лед попадают, и хана. Копыта разъезжаются - подходи и добивай...

- Значит, едем к Уютному. Довольно далеко... А волчат в Стае много?

- Совсем маленьких - двое. А подростков было пятеро. Только Цуцика пристрелили вместе с большими... так что теперь, наверное, четверо...

- Большая была Стая?

- Взрослых - десять. Охотиться хватало, не жаловались... как теперь будем, не знаю. Мышей копать будем, не иначе...

- Ничего, боец. Что-нибудь придумается.

Волк усмехнулся.

- Собачьи галеты?

Примерно, подумал Хольвин. Лучше, чем ничего. Но вслух сказал:

- Там видно будет.

Проехали развязку. Фонари, окружающие шоссе, как-то сами собой иссякли вместе с разметкой и светофорами - начиналась настоящая пригородная трасса. Поток машин поредел; только грузовые фуры междугородних перевозок и рейсовые автобусы попадались навстречу, а легковые автомобили почти пропали.

Сразу ясно, что уже наступила настоящая осень. Летом на этом шоссе машин полно - горожане ездят на дачи, к себе в садоводства. Общаться с природой, так сказать. Лес отступает и отступает; стоит людям где-нибудь обосноваться, как существа, обитавшие на этой земле прежде, немедленно начинают отступать вместе с лесом. Сперва вместе с крупными зверями, способными оборачиваться, пропадает вся лесная неописуемая учеными паранормальщина, уходят Хранители; потом перебирается подальше от человеческого жилья и мелкая живность: белки и зайцы, ежи, мыши... птицы перестают гнездиться. А обыватели, входя в мертвую зону, между оцепенелых сонных деревьев, обитаемую только ничем не смущаемыми нахальными полевками, воробьями и насекомыми - в убитый лес, похожий на неряшливый парк - блаженно вздыхают и закатывают глаза: "О, природа!"

Природа, природа... На что только душа мира не идет, чтобы убедить людей пощадить ее и себя заодно! Двоесущные - последняя попытка. В античных трудах, припоминал Хольвин, звери, умеющие говорить или оборачиваться, описываются, как диковина, как опасная и странная редкость. Отношение, положим, за последнюю пару тысяч лет ни на йоту не изменилось, зато меняться учится все больше и больше крупных видов млекопитающих. Двоесущные псы, похоже, уже более тысячи лет встречались среди друзей и партнеров человека, хищники освоили трансформ раньше - а вот о травоядных с двойной душой заговорили только в Средние века. Теперь крупные хищные дикие млекопитающие перекидываются едва ли не поголовно, организовав подобия собственных культур; им уподобляются и северные копытные. Газеты иногда сообщают сенсационные новости о перекидывающихся пресмыкающихся и рептилиях: "Крокодил-убийца заговорил!" - но если это звучит полным бредом, то двоесущные дельфины и морские котики фигурировали уже в отчетах Лиги.

Раньше в океане животным мало что угрожало. Со своими врагами они справлялись своими силами, им вполне хватало собственной коммуникационной системы. Нынче этого мало; звери, как правило, не убивают друг друга в человеческом обличье, даже если речь идет о хищнике и жертве - но когда это останавливало людей, которые в силу собственной странной природы легко и с удовольствием убивают себе подобных... Морские млекопитающие, как и лесные, пытаются договориться с людьми, природа их голосами умоляет оставить ей хотя бы океанские глубины - но люди, как обычно, плевать на это хотели.

У животных - инстинкты. А у человека - духовность. Человек - высшее существо, он и гадит-то по чистому недоразумению...

Хольвин краем глаза взглянул на волка, замершего на сиденье рядом, глядящего вперед в собачьем дорожном трансе. В настоящий момент отстрел волков в нашей области запрещен. Волчица из этой стаи вот тоже умоляла браконьеров не убивать ее, просила человеческим голосом, пребывая в Старшей Ипостаси - ее это не спасло. И других, похоже, не спасет.

Эволюция или, как верили наши счастливые предки, божья рука, создает все новые и новые способы докричаться до человеческих душ. А души, не взирая на духовность их обладателей, глухи, и чем дальше заходит прогресс, тем меньше шансов расслышать вопли чужой боли, даже если вопят уже на понятном людям языке. Шкуры. Мясо. Так все это оправдывается, но люди лгут. Мясо и шкуры уже давно добываются индустриальным путем, к тому же в настоящий момент людям и без шкур есть чем прикрыть наготу. Охота не нужна, уже в принципе не нужна... если не учитывать, что людям по какой-то глубинной причине иногда необходимо убивать... А города так наступают на лес, что скоро убивать станет некого: лесные жители вымрут сами, от тесноты и грязи. В отличие от людей, большинство животных не может жить в тесноте и грязи. И можно головой об стену биться, вопя: "Остановитесь! Остановитесь!" - никого это не остановит. Пока гром не грянет - а грянет, дайте срок.

Вот тогда можно будет начать молиться. Господь долго ждет, но больно бьет. И мы свое получим - за то, что забавлялись чужой болью, за то, что гадили, где ни попадя, за рысенка с отрезанными пальцами, за убитую волчицу, за тысячи гектаров вырубленного леса, за грязный воздух, за радиоактивные отходы в океане... Ох, я и порадуюсь, когда оно грянет! Даже если буду подыхать вместе со всеми - порадуюсь, за мир порадуюсь. Это ведь будет означать, что есть в мире подлунном справедливость...