Очевидно, по крайней мере одна щель осталась. И конечно, она направила шпагу именно в эту щель — в его сердце.

— Нет, этого я не знаю, — возразил он. — Если убийство как-то связано с законопроектом, который ты нашла, я, бесспорно, мог иметь к нему отношение. Томас хотел предотвратить войну, а я был как раз в центре ее.

Виктория совсем не чувствовала себя смущенной, вместо этого она приняла задумчивый, серьезный вид, который одновременно раздражал и забавлял его.

— Продолжай, — приказал он ей. Если у нее еще оставались крупицы мудрости, чтобы поделиться с ним, он мог, черт побери, воспользоваться сейчас одной-двумя.

— Дело в том, что я не очень хорошо знала твоего брата, но он казался умным человеком. Могло ли на него повлиять то обстоятельство, что ты работал на военное министерство?

Довольно долго Синклер смотрел на нее. В его голове бродило много противоречивых мыслей, из которых следовало отобрать несколько и сообщить ей.

Наконец он медленно вздохнул.

— Позволь мне кое-что уточнить. Я представил тебя одной из моих прежних любовниц, а ты больше беспокоишься по поводу того, чувствую ли я себя виноватым в смерти брата.

Она откашлялась.

— Что же, честно говоря, я подозревала, что ты неплохо знаешь Софи Анжу, так что это меня не слишком удивило.

Маркиз поднял бровь.

— Не удивило?

— Нет. Вечером, когда мы были в опере, ты постоянно краснел.

— Никогда не краснею.

С насмешливой улыбкой она взяла у него из рук вожжи и подхлестнула лошадей.

— Еще там я поняла: что-то происходит.

О Боже! Он и не представлял, насколько она была наблюдательна. Ему вообще было очень мало известно об этой женщине. Потребуется целая жизнь, чтобы постичь ее, и маркиз надеялся, что она даст ему такую возможность.

— Что тебе больше всего нравится делать? — спросил он. Виктория замерла.

— Что?

— Ну, чем ты любишь заниматься?

— Странный вопрос.

Синклер не мог обвинить ее в том, что она относилась к нему с подозрением; он, похоже, никогда ни о чем и не спрашивал ее без скрытого повода.

— Видишь ли, мне это любопытно. Я пытаюсь вести себя, как подобает мужу, и стараюсь познать свою жену.

Выражение ее лица стало задумчивым.

— Не уверена, что именно так делают настоящие мужья.

Наконец-то он удивил ее.

— Мы оба знаем, насколько я лишен черт, которые должны быть присущи мужу.

Виктория подавила смешок.

— Вообще-то не так уж и лишен.

— Благодарю. А теперь скажи, что ты любишь делать?

— О Боже! — прошептала Виктория — в этот момент жипаж накренился в сторону кустарника.

Син выхватил у нес из рук вожжи, и они вернулись на дорогу.

— Езда не относится к твоим любимым занятиям?

Она показала ему язык.

— Я люблю ездить верхом, когда бываю за городом. Мама считала меня сорванцом, потому что я ненавидела старую, заезженную кобылу, которую родители предоставили мне, и я всегда отдавала ее кучеру, а сама ездила на его лошади.

Синклер мысленно отметил, что надо будет предоставить ей резвую, но с хорошим нравом лошадку в Олторпе. Если его Лисичка хочет ездить верхом, то пусть ездит на здоровье.

— Что еще?

— Моя благотворительность, — продолжила она, не отрывая от него глаз.

Судя по выражению ее лица, Виктория ожидала, что он высмеет ее, как во время первого благотворительного завтрака, который они посетили вместе.

— Я признался тебе, что время от времени схожу с ума от страсти и говорю разные глупости?

— Ты не сходишь с ума от страсти. — Она сложила руки на коленях.

— Что ж, я заслужил твое недоверие.

Она хихикнула.

— Все хорошо. Мое любимое занятие — болтать с друзьями… — Виктория закусила нижнюю губу, и ее лицо омрачилось.

— Тогда я должен извиниться перед тобой. Я превратил всех твоих друзей в подозреваемых, не так ли?

— Это не твоя вина. Некоторых из них я должна была видеть в другом свете. Они не настоящие друзья. Что ж, главное — вовремя спохватиться.

Она опять поступила великодушно и заставила его почувствовать себя последним негодяем.

— Я могу устроить обед, на который ты пригласишь кого пожелаешь из своих друзей. Подозреваемые — не допускаются.

Виктория повернулась и поцеловала его в щеку. Не собираясь быть обманутым, маркиз наклонился к ее лицу и впился губами в ее губы. После секундного удивления она вернула ему поцелуй. До него глухо доносились насмешливые комментарии пешеходов и верховых вокруг, но он не обращал на них внимания. Виктория принадлежала ему, и он хотел, чтобы все знали об этом.

— Я согласна, если и ты пригласишь своих друзей.

Синклер выпрямился, тут же почуяв западню.

— Постой, Виктория. Ты хочешь заставить меня раскрыть моих друзей перед твоими, разве не так? Ты доверяешь мне или нет?

— Не все же нам вести войну? — сердито ответила она. — Наши друзья должны подружиться между собой. Не забудь, у нас есть жизнь, к которой мы сможем вернуться, когда все закончится.

Ее фиалковые глаза молили, чтобы он не делал проблему из простого обеденного приема. Однако все непросто там, где замешаны убийство и доверие. Он, несомненно, уже измучил ее этим на всю оставшуюся жизнь.

— Я приглашу их, — проворчал Синклер.

— Благодарю.

На какое-то время он сделал ее счастливой, и тут же возникшая легкость коснулась его сердца. Однако это продолжалось недолго: маркиз внезапно понял, что признался своей жене в готовности поставить под удар своих соотечественников, лишь бы угодить ей. И они, разумеется, тоже поймут это именно так.

Люси Хейверс поглядывала по сторонам, Полин Джефрис и ее мать леди Прентисс готовились к участию Полин в чтении стихов. Стул рядом с ней оставался пустым, так как Виктория болтала в прихожей с леди Килкерн. Марли, прислонившись к мраморной колонне в музыкальной комнате, наблюдал за происходящим. От чтения стихов у него по всему телу пробегали мурашки, и он намеревался уйти прежде, чем Полин начнет, полагая, что не сможет выдержать это.

Перерыв должен был продлиться еще минут пять, и Лисичка казалась полностью поглощенной беседой с подругой. Бросив последний взгляд на дверной проем, Марли, оттолкнувшись от колонны, приблизился к пустому стулу рядом с Люси и коснулся ее плеча.

— Вижу, что и вы попали в западню, — тихо сказал он, занимая свободный стул.

Она побледнела.

— О Боже, так напугать меня! Как вы здесь очутились? Я думала, вы не выносите подобной чепухи.

— Я проиграл пари. — Он оглянулся через плечо. — А вы?

— Лисичка любит подобные вещи. Мы с ней ходили в «Олмэкс» вчера вечером, а я теперь вынуждена прийти сюда.

— Лисичка здесь? — Марли изобразил удивление.

— Она в другой комнате. Вы не видели ее?

— Нет, — солгал он. — А Олторпа здесь нет? Я больше чем достаточно наслышан о его подвигах в этом сезоне.

— О чем вы говорите? — прошептала Люси. — Лорд Олторп кажется очень милым…

Если кто-то в мире был доверчивее Лисички, так это Люси Хейверс.

— Уверен, что он может быть приятным, — согласился Марли. — Как и большинство мужчин. Меня беспокоит, когда Лисичка остается одна, совсем беспомощная в его доме.

Люси наморщила лоб.

— Он ни за что не обидит ее, я уверена в этом.

— Возможно, тем более что я сумел утихомирить его на прошлой неделе в клубе «Уайтс», прежде чем он успел нанести непоправимый урон ее репутации.

— И что же он сделал? — В ее широко раскрытых глазах проглядывало беспокойство.

— Ну, достаточно сказать, что он говорил вещи, которые не подобает слушать молодой девушке.

— О Лисичке?

Марли важно кивнул:

— Маркиз был пьян, и это единственная причина, почему мы не подрались. — Он заметил движение в дверном проеме и взял Люси за руку. — Если вы почувствуете, что ей угрожает какая-то опасность, пожалуйста, немедленно сообщите мне. Я беспокоюсь о ней. Она… мой хороший друг.

— Я поговорю с ней об этом.