Если бы не этот дурацкий чек!.. Да желание пополнить сумму под подоконником, увеличивающуюся с каждым днем!

А если это и есть та самая квартира? Жилище, в котором этот проклятый кейс привык стоять за тем креслом, что у стены? И потом, чего уже бояться? Его с успехом сдадут ментам что при открытой двери в эту комнату, что при закрытой. Вдохнув полные легкие воздуха, Санька отогнал от себя призрак нар и толкнул створку…

И тут же выдохнул.

Квартирой он не ошибся. Наитие привело его как раз в нужное место. В квартиру мужика, который был в состоянии назвать правильный адрес, но не в состоянии сориентироваться во времени и пространстве.

Пассажир, который час назад проявлял жизненную активность, сейчас лежал на полу, и из его перерезанного от уха до уха горла давно перестала течь кровь.

Он лежал уже без дубленки, но в том костюме, который Санька заметил на нем во время посадки и прощания. Серый пиджак с черными брюками, явно от европейского производителя, яркий галстук, который теперь набух от пропитавшей его крови, узконосые ботинки с еще не стертыми подошвами… Нет, с деньгами у этого человека было все в порядке. Он имел полное право сесть в Холмске в такси и приказать ехать в Холмск. Через Владивосток.

А теперь он лежал, раскинув руки, словно для объятий с апостолом Петром, втиснув свою голову между ножками стула и боковиной компьютерного стола. Санька ни за что в жизни при других обстоятельствах не сделал бы вывод о том, что это стол компьютерный. Он бы просто сказал – между ножками стула и столом. Но кровь, залившая весь экран и собравшаяся каплями на кнопках клавиатуры, заставляла его сделать обязательный акцент – стол компьютерный.

Рядом с телом лежал распахнутый бумажник, из толщи которого мужик доставал деньги, чтобы расплатиться, и Санька, вспомнив, как тому было тяжело найти среди крупных купюр мелкие, понял, что кошелек не тронут. Он по-прежнему пухл, как набитый кашей карапуз. Значит, того, кто осматривал у бывшего Сашкиного клиента гланды, деньги не интересовали. Быстрый осмотр обстановки подтвердил этот вывод. На журнальном столике лежал мобильный телефон – довольно дорогой, рядом – золотые часы, а на скрюченном безымянном пальце левой руки злорадным огоньком поблескивал ограненный алмаз в золотой оправе. Нет, деньги кого-то точно не интересовали…

Не понимая, зачем он это делает, Санька шагнул к телу и только сейчас понял, что его заинтересовало – почему палец-то скрюченный? Вглядевшись в руки, раскинутые, как крылья, он понял, почему. Потому что по меньшей мере шесть пальцев из десяти были сломаны.

Сглотнув сухой комок, Санька выпрямился и быстро вышел в соседнюю комнату.

– Черт побери, – яростным шепотом, словно его мог кто-то слышать, выругался он. – Что за ночь… Бегом отсюда, Пикулин, бегом.

Выйдя на площадку, он бесшумно притворил за собой дверь и, так же бесшумно переставляя кроссовки, стал спускаться.

Осторожно приоткрыл дверь подъезда. В лицо мгновенно пахнуло уличным морозом. Вокруг – тишина, если не считать гудящей на окраине города ТЭЦ. И ни души. Саньку такое положение вещей весьма устроило. Он выскользнул из двери и прошел вдоль дома. Выходить на дорогу не решился. Прошелся дворами, спустился к набережной Холки, около километра шел вдоль воды и наконец поднялся по лестнице наверх. Это уже другой район. Его район. Еще пятнадцать минут ходьбы кругами – и он дома.

Если нужно, настоящий таксист найдет самый долгий путь до цели даже для самого себя.

Пикулин разобрался в своем состоянии только тогда, когда переступил порог своей квартиры. Еще когда он разувался, его била мерзкая мелкая дрожь. Пальцы с трудом управлялись с замками на ботинках. Скинув обувь, он прошел в комнату и рухнул в кресло. Во рту появился привкус меди, и небо пересохло, как наутро после хорошей выпивки. После исторического для него вышибания «долга» Санька редко употреблял спиртное, и не из-за того, что на следующий день приходилось садиться за руль. В его холодильнике сменщик, приходя в гости к товарищу (друзей Санька нажить за свои тридцать два года не успел, а вот товарищей хватало), мог всегда обнаружить пару-тройку пива или бутылку хорошего коньяку. При этом сам Пикулин присоединялся к распитию неохотно. Санька избегал спиртного, и именно поэтому, как ни странно звучит вывод, оно всегда водилось в его доме. Бесцельному питью пива перед телевизором он предпочитал употребление точно в момент, когда это необходимо. Либо когда появится желание.

Как сейчас.

Встав на ноги, он почувствовал, насколько они непослушны. Словно кто-то вынул из них мышцы, кости и набил ватой. После смены он всегда чувствовал себя разбитым, но глубокий сон ночью и мини-зарядка для полного пробуждения утром быстро восстанавливали силы его молодого организма. Сейчас он понимал, что завтрашняя зарядка отменяется по той причине, что он вряд ли сможет сегодня заснуть. Значит, и пробуждаться не от чего. Шок от увиденного прошел у него не тогда, когда он, стоя посреди залитой кровью квартиры, стал быстро принимать верные решения, а именно сейчас. Миновал шок, и начался депрессивный откат. Вот они, последствия потрясения, налицо: тремор в руках, привкус чужой крови во рту и ноги как клоунские ходули.

В холодильнике стояла бутылка «Старки». Он даже не помнил, когда последний раз вынимал ее оттуда. Поискал стакан – не нашел. И вернулся в комнату с бутылкой в одной руке и куском копченой ставриды, выловленным там же, в холодильнике, в другой.

Санька выпил треть бутылки и остановил себя только тогда, когда подумал: «Это не минералка, это водка». Странно, но она пролилась внутрь именно как вода. Копченая ставрида даже не понадобилась, но он старательно сжевал этот кусок.

Вытряхнув из пачки сигарету, он накинул куртку, вышел на балкон и предался воспоминаниям.

Вот он толкает дверь… Свет бьет в глаза, но, поскольку зрачки уже привыкли к полоске света под дверью, этот сноп из хрустальной люстры уже не слепит. Да, Санька точно помнит – люстра была хрустальная, трехрожковая. На полу, раскинув руки, лежит его бывший пассажир и… И рана на горле напоминает буффонадную улыбку клоуна на детском празднике. Почему на детском?

Санька задумался и вспомнил. Он видел клоуна на детском новогоднем утреннике, куда подвозил в последних числах декабря молодую маму с ребенком. Она попросила таксиста донести сумку и детский новогодний костюм. Сашка тогда охотно повиновался, молодая мама ему очень понравилась. От денег отказался. С ребенка брать… По счетчику, и хватит.

И вот там, на празднике, вместе с уже поддатым Дедом Морозом и явно не от мороза розовой Снегурочкой прыгал клоун. И рожа у него была вся настолько замазана яркой краской, что блестела, как мокрая луна. На роже, от уха до уха, была расквашена улыбка. Сашке было неизвестно, что при виде такого персонажа на празднике чувствуют дети и их родители, но вот лично он с этим клоуном в лифт один ни за что не вошел бы.

Горло мужику перерезали, по всей видимости, поставив на колени лицом к окну. Только так на шторах, компьютере и кровати могло оказаться столько крови. А потом, когда напор поутих, черная кровь стала выливаться мягкими толчками, выталкивая себя волнами до середины комнаты. Она залила озером пол, и три глаза от лампочек на рожках люстры, отражаясь от черной блестящей поверхности, смотрели в Сашкино лицо ликом уродливого существа…

Санька тряхнул головой. Откуда он это знает?.. В смысле – как горло резали? Знает, потому что полгода назад видел по телевизору, как чеченские подонки перерезали горло молодым солдатикам-«срочникам». Вот там так же нож шастал по горлу, и кровь…

Так, где водка?

И он показал донышко бутылки косоглазой луне.

А потом шумно выдохнул запах «Старки» из легких в холод ночи, вернулся в комнату и размял сигарету в пепельнице. Он никогда не вел себя по-свински не только там, где жил, но и везде, где находился. Бросить окурок на ухоженный газон Санька не мог. Вообще, он был не Санька, а Александр Николаевич Пикулин. Сын прораба со стройки и швеи с «Холмскшвейпрома». Три года назад родители оставили ему однокомнатную квартиру на окраине города, а сами уехали в подготовленный для них дом неподалеку от Мирного. Зарабатывалось там хорошо, морозы, по всей видимости, папа с мамой переносили тоже неплохо, и потому после окончания контракта, а это случилось год назад, они по телефону сообщили, что остаются там навсегда и, если что, ждут сына к себе. Там пустует ставка мастера по уходу за буровой техникой. Сын написал, что работу он может найти и поближе, и потом, они прекрасно знают, что он водитель, а не специалист по сверлению планет. Если что – пусть лучше они к нему. Санька стал копить на «девятку», мама с папой добавляли в казну по толике в месяц. В прошлом году телевизор ему купили. Хотя это они думают, что купили. Эти пятнадцать тысяч легли под подоконник, а Санька отписал в Мирный, что такого изображения, как на его телевизоре, нет ни у кого из его знакомых. В общем, жизнь очертилась.