– Не могли бы мы прекратить толочь воду в ступе и сдвинуть воз с мертвой точки? – взмолился Джеймс, обращаясь к полному составу комиссии, когда четвертое заседание подряд грозило выродиться в политические дебаты. – Каждому дураку ясно, что общественная совесть и сбалансированный бюджет плохо уживаются, и я устал слушать, как вы все оплакиваете этот факт.

– Вы можете в любой момент выйти из комиссии, – подсказала Мелоди с невинной улыбочкой, которая возмутила его, как никогда.

– Поверьте, – сообщил он ей в ответ, – я бы с удовольствием оставил вас на растерзание бюрократам, если бы это могло ускорить мой отъезд отсюда.

– Джеймс, – промурлыкала она, – благие намерения делу не помогут, но если все это становится невыносимой нагрузкой для вас, считайте, что ни у кого не будет к вам претензий.

Кто-то на другом конце стола осторожно произнес «Гм-гм!», напомнив Джеймсу, что к их дуэту прислушиваются. Придав себе более благожелательный вид, он ответил Мелоди улыбкой.

– Нет, спасибо. У меня это врожденное: не могу бросить начатое дело посередине. Это очень сильно напоминает дезертирство. Но, может быть, если бы мы сосредоточились на поиске решений, не углубляясь в проблемы особенно…

Наконец-то он нажал правильную кнопку. Уже на следующее заседание Мелоди представила комиссии прекрасный план. Он позволял преодолеть препятствия, которые, как уже давно заключил Джеймс, могут на веки вечные приковать его к Порт-Армстронгу.

Это произошло в середине марта на исходе солнечного дня, когда с первыми весенними лучами по всему городу на лужайках высыпали бледно-желтые нарциссы. Накануне Джеймс с ужасом думал, что прошло уже более двух месяцев, как он вернулся в этот город. Не приходится удивляться, что временами у него возникало чувство, будто он почти дома!

На заседании выступила Мелоди. Сидя на противоположном конце стола, она бросила Джеймсу вызов своими огромными прекрасными глазами: пусть попробует оспорить правильность ее предложения.

– Некоторые из нас, – заявила Мелоди, – упорно не приемлют как недостойную так называемую принудительную благотворительность по отношению к людям, которые не объявили публично, что им нужна помощь. Есть другие члены комиссии – к ним отношусь и я, – кто считает: нельзя ждать, чтобы люди дошли до отчаяния. Это не менее бессмысленно и унижает их. В дополнение ко всему обе стороны озабочены возможными расходами, которыми грозит проект такого рода. Так вот, я пришла с предложением, которое устранит все сомнения.

Очень ясно, по-деловому, думал Джеймс. И очень профессионально. Браво, Мелоди! Вслушиваясь в ее точно рассчитанные и сформулированные соображения, вряд ли кто все же подозревает при этом, что у Мелоди огня и страсти хватило бы и на трех женщин. Никто также не думает о том, что под черным аккуратным костюмчиком и скромной белой шелковой блузкой скрывается нежное, благоухающее, как жасмин, тело, или о том, что у нее маленькие, совершенной формы груди и гладкая, как атлас, кожа на бедрах.

От воспоминаний на лбу у Джеймса выступила испарина. Про себя он источал проклятия. Его карандаш ткнулся в страничку блокнота, лежавшего перед ним. Там он изобразил кораблик под парусом, а на парусе – сердце. Теперь карандаш пронзил сердце, как стрелой. Проклятие! И еще раз проклятие! Почему никто не женился на ней раньше и не убрал ее подальше от него, избавив от соблазна?

И что сказали бы достойные представители городского общества, если бы узнали, что один из членов муниципальной комиссии совершенно обескуражен силой влечения, какое вызвала у него леди, восхищающая их блеском своего интеллекта?

Определенно, его обмазали бы смолой, вываляли в перьях и вынесли из города верхом на шесте!

– Совершенно правильно! – неожиданно прокаркал сидящий рядом с Джеймсом член комиссии, на миг заставив его подумать, не проговорился ли он вслух. – Это единственный выход.

– Идеальное решение! – истошно завопила дама с плохо сидящими вставными челюстями. – Только болван может возражать против.

Сет, неизменно остававшийся главным союзником Мелоди во всем, кроме ее проекта, в знак одобрения стучал кулаком по столу.

– Сдается, даже я могу поддержать это, девочка. Я знаю двух парней, которые могли бы вести кухню. Один из них много лет был коком на буксире, пока артрит не сделал его скорее обузой на борту, чем обслуживающим персоналом. И многие из нас владеют пилой и молотком. Мы так или иначе работали по дереву всю жизнь. Конечно, мы теперь не годимся лазать по лестницам наверху, но многие отделочные работы могли бы взять на себя.

– Я всегда надеялась, что вы отнесетесь к идее с пониманием. – Мелоди одарила Сета такой ласковой улыбкой, что Джеймс ему позавидовал черной завистью. – Я даже подумала, что, вероятно, некоторые из вас, когда здание будет готово, пожелают организовать мастерскую. Люди захотят приносить туда небольшие антикварные вещицы в ремонт и реставрацию. Этот источник дохода помогал бы содержать все заведение.

– Бесплатный обед лучше бы улегся у меня в желудке, если бы я знал, что отчасти заработал его трудом, – признал Сет. – Знаю, что и другие у нас чувствуют так же. Нас отталкивает такое обращение, когда к нам, как к несмышленышам, норовят приставить няньку. Но так, как сейчас было предложено… – Сет широко улыбнулся. – Черт! Однако не получается ли, что мы отказываемся от одного хорошего дела ради другого?

Мелоди снова улыбнулась ему.

– Разумеется, мы продолжим и сбор пожертвований на строительство центра, поэтому все первоначальные производственные затраты, включая оплату труда, будут покрыты.

– Как ты считаешь, Мелоди, что если мы обоснуемся рядом с вами, девочка?

– Сет, лучших соседей я бы и желать не могла. И она сопроводила свои слова еще одной ослепительной улыбкой, которая ничуть не поблекла, столкнувшись со злобным взглядом Джеймса.

– Последнее дело, прежде чем мы закруглимся, – объявил Чарлз Рэйнс, доставая из портфеля пачку конвертов. – Мэр города открывает ежегодный весенний бал через неделю в субботу. В знак признательности за ваши усилия в делах комиссии и потраченное на это время он приглашает вас всех в качестве гостей. Учитывая колоссальный прогресс, которого мы добились сегодня, мы могли бы отметить там и наш успех. – Он склонился в сторону Сета. – Мистер Логан, мэр особо выразил надежду, что вы сможете присутствовать на балу.

Какое трогательное внимание со стороны мэра, подумал неблагодарный Джеймс. Хороший способ обеспечить себе несколько лишних голосов, когда придет день выборов.

– Я? – В глазах Сета вспыхнула на миг гордость, но жизненные реальности притушили огонек. В полной неуверенности, дрожащим голосом он воззвал к Джеймсу:

– Не знаю, придусь ли я там ко двору? Но дверь, которая вела к свободе, неожиданно захлопнулась.

– Мы оба будем. – Джеймс оскалил зубы в подобии улыбки, а про себя произнес целую литанию, состоящую из сплошных проклятий, какой позавидовал бы любой лоцман.

Спаси меня, Господи, про себя возмущался Джеймс, я чувствую себя защитником интересов моего старика! Даже горячим защитником. Что же будет потом? И чем все это окончится? Публичным покаянием?

Джеймсу не раз доводилось бывать там, где собирались сливки общества, с тех пор как он достиг вершин профессиональной известности, но нигде прежде он не видел такого нарочитого парада богатства, как на весеннем балу в Порт-Армстронге.

– Вор, специализирующийся на бриллиантах, мог бы выйти в отставку, чуть-чуть потрудившись в этой толпе, – шепнул он Сету, вступив в главный бальный зал отеля «Эмбэсэдор».

– Ты только посмотри на эти наряды! – ахнул Сет, наблюдая за проносящимся мимо вихрем жемчугов и сверкающих платьев. – В их отраженном свете человек практически мог бы побриться.

Джеймс ухмыльнулся.

– Что касается достижений портновского искусства, старина, то ты сам как модная картинка!

– Тут виновата моя трость, – сказал Сет, гордо поигрывая серебряным набалдашником. – Она дает человеку…