По всей вероятности, никто из членов нашего отряда не забудет, как мы спали на мысе Колумбия. Мы славно проспали почти целых два дня, а в краткие промежутки между сном занимались исключительно набиванием животов и просушкой одежды.

За 23 года пребывания в Арктике усы Роберта Пири начали белеть не только от инея

Затем мы вышли в путь к кораблю. Наши собаки, как и мы сами, не были голодны, когда мы выбрались на сушу. Они просто валились с ног от усталости. Теперь это были совсем другие животные. Лучшие из них выступали с завитыми колечком хвостами и высоко поднятыми головами. Их стальные ноги с размеренностью поршней отталкивались от снега, черные носы вбирали отрадный запах суши.

За один переход в 45 миль мы достигли мыса Хекла, а еще за один такой же переход – «Рузвельта». Сердце мое затрепетало, когда, обогнув мыс, я увидел черное суденышко, лежавшее на своем ледовом ложе и смотревшее носом прямо на полюс. Мне вспомнилось то, другое, возвращение три года назад, когда мы, отощалые, обогнули мыс Роусон по пути с гренландского побережья, и вид стройных мачт «Рузвельта», вонзавшихся в солнечное арктическое небо, показался мне самым прекрасным зрелищем на свете.

Когда мы приблизились к кораблю, через поручни на лед спрыгнул Бартлетт и пошел нам навстречу вдоль кромки припая. По выражению его лица я понял, что у него дурные новости.

– Вы уже знаете о бедном Марвине? – спросил он.

– Нет, – ответил я.

И тут он сказал, что Марвин утонул в Великой полынье, возвращаясь на мыс Колумбия. Эта новость ошеломила меня, убила всю радость при виде корабля и капитана. Какая горечь в чаше победы! Сперва я никак не мог поверить, что никогда больше не увижу человека, который многие месяцы, невзирая на опасности и лишения, работал бок о бок со мной, чей труд и пример в большой мере способствовал успеху всей экспедиции. Подробности его смерти навсегда останутся покрыты мраком. Он был один, когда предательский молодой лед, лишь недавно затянувший полосу открытой воды, подломился под ним. Он был единственным белым в возглавляемом им вспомогательном отряде, с которым возвращался на сушу. Как обычно, снявшись с лагеря, он вышел вперед, предоставив эскимосам укладывать вещи, запрягать собак и следовать за ним. Подойдя к Великой полынье, по краям которой нарос достаточно крепкий и безопасный лед, он, вероятно, поспешил вперед, не замечая, что к центру полыньи лед постепенно утончается, и очутился в воде, когда было уже поздно. Эскимосы шли слишком далеко позади, чтобы слышать его крики о помощи, и в ледяной воде смерть, должно быть, наступила очень скоро. Человек, никогда не боявшийся одиночества при исполнении своих обязанностей, встретил смерть в одиночку.

Придерживаясь его следа, эскимосы подошли к месту, где взломанный лед дал им первое указание на то, что произошло. Один из эскимосов рассказывал, что верх меховой куртки Марвина все еще виднелся на поверхности воды, а по состоянию льда у края полыньи можно было догадаться о том, что Марвин делал неоднократные попытки выбраться из воды, но лед был настолько тонок, что подламывался под ним, и он снова и снова оказывался в ледяной воде. Когда эскимосы подошли к полынье, он, вероятно, был уже давно мертв. Вытащить тело они, разумеется, не могли, так как не могли приблизиться к нему. Прекрасно понимая, что случилось с Марвином, они тем не менее со свойственным их расе ребяческим суеверием расположились поблизости лагерем в надежде, что он вернется. Однако время шло, белый не возвращался, и тогда Кудлукту и Харригана охватил страх. Они окончательно осознали, что Марвин утонул, и испугались, что его дух будет преследовать их. Поэтому они сбросили с саней вещи, принадлежавшие Марвину, чтобы дух мог найти их, если вернется, а сами во весь опор помчались к суше.

Спокойный, худощавый, с ясным взглядом, постоянно серьезный, Росс Марвин был для меня бесценным помощником. Долгие лихорадочные недели перед отплытием «Рузвельта» он работал не покладая рук, наблюдая за комплектованием и доставкой бесчисленных предметов снаряжения, – мы тогда все трое, он, Бартлетт и я, валились с ног от усталости. Во время плавания он всегда с одинаковой готовностью брался за любое дело, будь то проведение наблюдений на палубе или укладка груза в трюме. Когда мы приняли на борт эскимосов, своим добродушием, спокойной прямотой и физической силой он сразу же завоевал их дружбу и уважение. Он с самого начала умел как никто обходиться с этим удивительным народом.

Позднее, столкнувшись лицом к лицу с суровыми проблемами жизни и работы в Арктике, он решал их спокойно, без жалоб, с ровным неослабевающим упорством, которое всегда приводило к цели, и вскоре я узнал Росса Марвина как человека, который мог выполнить любую возложенную на него задачу. Он всецело ведал метеорологическим разделом экспедиции, а также наблюдениями за приливами и отливами и в течение долгой зимней ночи благодаря своей математической подготовке оказывал мне большую помощь в составлении плана санных переходов, переброски припасов и формировании вспомогательных отрядов. В весеннюю санную кампанию 1906 года он стоял во главе отдельного отряда. Когда яростный шторм, пронесшийся над Полярным морем, рассеял мои отряды, оставив их беспомощными в хаосе битого льда, отряд Марвина, как и мой собственный, находившийся еще дальше на севере, был отнесен к востоку и вышел на сушу у гренландского побережья, откуда Марвин благополучно привел своих людей к кораблю. Из экспедиции 1906 года Марвин вернулся опытным полярником, глубоко усвоившим основные принципы успешной работы в арктических областях; в экспедицию 1908 года он отправлялся ветераном, на которого можно было всецело положиться в любой критической ситуации.

Останки Росса Марвина покоятся далеко на севере в водах Ледовитого океана. На северном побережье Земли Гранта мы сложили ему памятник из камней. На верху памятника укреплена грубая дощечка с надписью:

Кенотаф глядит с сурового берега на север, по направлению к тому месту, где Марвин принял смерть. Его имя пополнит славный список героев Арктики, в котором числятся имена Виллоби, Франклина, Зоннтага, Холла, Локвуда и других, кто умер в поле, и пусть скорбящим о нем будет хоть каким-то утешением сознание, что имя его нераздельно связано с завоеванием последнего великого географического трофея, ради которого представители всех цивилизованных народов на протяжении почти четырех столетий шли на страдания, борьбу и на смерть.

К счастью, сбрасывая на лед вещи Марвина, эскимосы не заметили небольшого брезентового свертка с его заметками. Среди них оказалась запись, – вероятно последняя, настолько характерная для его разумной преданности долгу, что считаю нужным привести ее здесь целиком. Как увидит читатель, она была сделана в тот день, когда я в последний раз видел его живым, – в день, когда Марвин повернул на юг с крайнего северного пункта своего маршрута.

«25 марта 1909 года.

Сегодня я отправляюсь обратно с третьим вспомогательным отрядом. Командир Пири продолжает путь на Север с отрядом из 9 человек на 7 санях со стандартным грузом и с 60 собаками. Люди и собаки в прекрасном состоянии. Капитан с четвертым и последним вспомогательным отрядом предполагает повернуть обратно через пять переходов.

22 марта и сегодня, 25 марта, производил астрономические наблюдения и определил наше местоположение. Копии данных наблюдений и расчетов прилагаются. Результаты наблюдений в полдень 22 марта – 85°48 северной широты; в полдень 25 марта – 86°38 северной широты. Расстояние, пройденное за три перехода, составляет 50 широты, в среднем 16²/₃ морских мили за переход. Погода нам благоприятствует, дорога хорошая и с каждым днем улучшается.