Входя в палатку, я заметил, что Вистинг стоит в сторонке на коленях и рубит котлеты. Собаки окружили его кольцом, с интересом наблюдая за его занятием. Норд-ост завывал, сильно мело. Да, не очень приятная работа выпала на долю Вистинга. Однако он благополучно справился с ней, обед мы получили вовремя. Под вечер стало потише, ветер сместился к востоку Мы легли спать, возлагая большие надежды на завтрашний день.
И вот – воскресенье, 26 ноября. Удачный день во многих отношениях. Я и прежде не раз мог убедиться в том, какие молодцы мои товарищи. Но в этот день они выдержали такое испытание, что я до конца своих дней, сколько бы мне ни довелось прожить, не забуду его. За ночь ветер опять сместился к северу и достиг силы шторма. Когда мы вышли утром, из-за пурги не было видно саней, наполовину занесенных снегом. Собаки свернулись калачиком, защищаясь от непогоды. Мороз был не такой уж сильный, – 27°, но для такого ветра вполне достаточный. Мы все по очереди выходили из палатки посмотреть, что за погода, и теперь сидели на спальных мешках, обсуждая неутешительную перспективу.
– Снег здесь на Бойне паршивый, – говорил один. – И похоже, лучшего не будет. Вот уже пятый день, а дует хуже прежнего.
Все были с этим согласны.
– Хуже нет, когда непогода прихватит, – продолжал другой. – Лучше идти с утра до вечера, чем сидеть вот так.
Я думал точно так же. Один день еще ничего, но два, три, четыре (а теперь, похоже, что и все пять дней) – это ужасно!
– Может, попробуем?
Это предложение было тотчас единодушно одобрено. Думая о моих четырех товарищах по этому переходу на юг, я обычно вижу их в ореоле этого утра, когда особенно ярко проявились те качества, которые я ценю выше всего: мужество и бесстрашие, без хвастовства и громких слов. С шутками и прибаутками мы уложили вещи и вышли в шторм.
Глаз почти нельзя открыть! Мелкий снег проникал всюду, по временам казалось, что ты ослеп. Палатку совсем замело, она обледенела, и пришлось очень осторожно убирать ее, чтобы не лопнула. Собаки не рвались в путь, и запрячь их удалось далеко не сразу. Наконец все готово. Последний взгляд на лагерную площадку – не забыто ли что-нибудь? 14 остающихся собачьих туш сложены в кучу, к ним в виде вехи приставлены сани Хасселя. Лишняя сбруя, несколько веревок, все кошки – они нам не понадобятся дальше – были оставлены здесь. Да нам и без того хватало груза. Напоследок мы воткнули в снег около склада сломанную лыжу. Это сделал Вистинг. Очевидно, решил, что еще одна веха не помешает. Дальше мы убедимся, что он сделал доброе дело.
А теперь – марш. Трудно было поначалу и людям, и собакам. По-прежнему на нашем пути, осложняя продвижение вперед, стояли заструги. Тем, кто вел сани, надо было не зевать, поддерживать их, чтобы не опрокинулись на сугробах. А у остальных была проблема устоять на ногах, ведь не на что опереться. Мы двигались чуть ли не на четвереньках, но двигались. Сперва местность как будто немного повышалась. Снег был необычайно тяжелый, мы словно тащились по песку. Постепенно заструги становились все меньше, потом и вовсе исчезли, рельеф стал совсем плоским. И грунт становился лучше и лучше – неизвестно почему, ведь буря продолжала бушевать с неослабной силой, и все гуще валил снег. Каюр едва различал своих собак. Пошла совсем ровная местность, кое-где даже с небольшим уклоном, судя по тому, что сани вдруг ускоряли ход. Собаки то и дело переходили на галоп. Конечно, сильный попутный ветер способствовал этому, но ведь не он один. Мне не нравилось то, что местность вдруг понижается. Я не ожидал таких вещей на этой высоте. Небольшой подъем – еще куда ни шло, но уклон – нет, на это я не рассчитывал.
Правда, уклон еще не был настолько велик, чтобы внушать нам тревогу. В крайнем случае остановимся и разобьем лагерь. Мчаться галопом вслепую под уклон в совершенно неизвестной местности было бы сумасшествием. Чего доброго, и ахнуть не успеешь, как свалишься в какую-нибудь пропасть. Как обычно, впереди ехал Ханссен. Мне полагалось выполнять роль направляющего, но из-за неровного рельефа, а потом – быстрого хода невозможно было соперничать в скорости с собаками. Поэтому я держался возле саней Вистинга и переговаривался с ним. Вдруг я увидел, как собаки Ханссена прибавили ход и с бешеной скоростью понеслись под гору. Вистинг ринулся следом. Я успел крикнуть Ханссену, чтобы он остановился. Ему удалось это сделать, развернув сани поперек. Его сани помогли остановиться остальным. Мы находились на крутом косогоре. Что ждет нас внизу – неизвестно, да в такую погоду лучше и не выяснять этого. Неужели горы остались позади? Да нет, скорее всего, мы очутились на склоне одного из многочисленных отрогов. Но окончательно убедиться в этом сможем только, когда наладится погода. Мы утрамбовали площадку в рыхлом снегу и быстро поставили палатку. Дневной переход получился не очень большим, всего 19 километров, но мы хоть ушли с Бойни, а это уже было достижение.
Определив вечером температуру кипения, мы получили высоту 3030 метров над уровнем моря. Иначе говоря, мы спустились на 182 метра по сравнению с Бойней. Мы забрались в палатку и легли спать, чтобы на рассвете встать и проверить обстановку. В этих краях лучше не зевать. Иначе можно надолго застрять и много потерять. Поэтому мы спали вполглаза: если что-нибудь произойдет, тотчас заметим. В 3 часа сквозь тучи проглянуло солнце, и мы выскочили из палатки. Не сразу удалось нам оценить ситуацию. Тусклое солнце еще не рассеяло мглу. Ветер хотя и притих, но не совсем угомонился. Нет хуже – вылезть из теплого, уютного спального мешка и долго стоять на ветру в тонкой одежде, сторожа погоду. Мы знали по опыту, что проясниться может неожиданно, и уж тут надо быть начеку. И вот прояснилось. Правда, ненадолго, но нам и этого было достаточно. Оказалось, что мы находимся на довольно крутом отроге. К югу спуск был слишком крут, зато юго-восточный склон был более отлогим и заканчивался обширной равниной. Мы не заметили ни трещин, ни каких-либо иных препон. Впрочем, мы видели только ближайшие окрестности, и ни одной горы – ни Фритьофа Нансена, ни Дона Педро Кристоферсена.
Вполне довольные проделанной работой, мы снова легли и проспали до 6 утра, после чего возобновили свои утренние дела. Стихия, несколько присмиревшая за ночь, снова разбушевалась, и норд-ост дул нещадно. Однако теперь, когда мы изучили окрестности, шторм и метель не могли нас остановить. Только бы нам выбраться на равнину, а там хоть ощупью, да пройдем. Наложив на полозья надежные тормоза, мы двинулись под уклон на юго-восток. Утренние наблюдения подтвердились. Спуск оказался отлогим и ровным, и мы одолели его без происшествий. Теперь снова можно было взять курс на юг. Сквозь пургу мы продолжали свой путь в неведомое, подгоняемые завывающим норд-остом. Мы снова начали ставить пирамидки; на подъеме в них не было надобности.
До полудня мы перевалили через еще один гребешок, последний на нашем пути. Дальше пошел хороший рельеф – гладкая равнина, никаких заструг. И все-таки мы двигались медленно и трудно. Виноват был снег. Истинная мука, скольжение отвратительное, чистая Сахара. Вот когда понадобились направляющие. Отсюда вплоть до самого полюса мы с Хасселем чередовались в этой роли. Постепенно погода стала налаживаться, и когда мы под вечер разбили лагерь, ландшафт выглядел совсем приветливо.
Выглянуло солнце и подарило нам столь желанное тепло после ряда хмурых дней. Видимость еще не позволяла рассмотреть окрестности. Три одометра показали, что пройдено 30 километров. Совсем неплохо, учитывая отвратительный снег. Определение высоты дало нам 2790 метров над уровнем моря; значит, мы спустились за день на 240 метров. Удивительно. Что это значит? Вместо того, чтобы понемногу набирать высоту, мы ее теряем. Нас явно ожидает впереди какой-то сюрприз, – но какой? По счислению мы в этот вечер находились на 86° южной широты.
Двадцать восьмое ноября принесло нам далеко не идеальную погоду. Всю ночь с севера налетали холодные шквалы. Утром дул слабый ветер, но зато был туман, снегопад. Черт знает что. Идем по нехоженому краю и ничего не видим. Рельеф оставался примерно таким же, разве что стал более волнистым. Твердые, как железо, снежные наметы свидетельствовали, что здесь бывали сильные ветры. К счастью для нас, последний снегопад сгладил неровности. Сани скользили плохо, но все же лучше, чем накануне. Мы продолжали идти вслепую, досадуя на скверную погоду и плохую видимость, вдруг кто-то крикнул: – Глядите!
