Кажется, Бьоланд поверил, что у меня получился поворот по всем правилам. А если не поверил, у него во всяком случае хватило такта не показать это.
Гора Бетти не могла похвастаться ни отвесными стенками, ни обрывами, которые могли бы разжечь в нас альпинистские страсти. Мы просто отцепили лыжи, и вот уже оба стоим на вершине. Крупный обломочный материал не очень располагает к прогулке людей, которые вынуждены беречь обувь. И все же приятно снова ощутить под ногами скалу. Мы сели на камни, чтобы насладиться. Однако сидеть на камне было не так уж уютно, и мы скоро встали. Сфотографировали друг друга в «живописных позах», взяли несколько камней для своих товарищей и надели лыжи. Собаки, которые так рвались к земле, теперь почему-то игнорировали ее. Они лежали на снегу и отнюдь не стремились подняться на гору.
Между голым камнем и снегом простирался сверкающий сине-зеленый лед, свидетельствуя о наличии здесь проточной воды. Собаки старались не отставать от нас на спуске, но мы их быстро обогнали.
Вернувшись к палатке, мы в качестве сувенира преподнесли нашим товарищам образцы здешнего грунта. Кажется, они не очень оценили наш подарок. Послышались слова вроде: «Норвегия», «камни», «сколько угодно». Связав их между собой, я все понял. «Подарок» остался на складе, без него вполне можно обойтись в нашем походе на юг.
Уже в это время мы обратили внимание на прожорливость собак. Что им ни попадется, тотчас исчезнет. Кнуты, лыжные крепления, ремни с саней и многое иное они почитали за лакомство. Только положишь что-нибудь – уже нет.
Иные поглощали даже экскременты, как свои собственные, так и своих товарищей. И мы стали привязывать собак, ибо это блюдо явно не шло им на пользу.
На следующий день, 18 ноября, мы начали подъем. На всякий случай я оставил в пирамидке записку, в которой говорилось, каким путем мы собираемся идти через горы, какие у нас планы, какое снаряжение, продовольствие и так далее. Погода по-прежнему была отличная, скольжение хорошее. Собаки превзошли наши ожидания. Две довольно крутые горки они одолели легкой рысцой. Похоже было, что им никакие трудности не страшны. Отрезок, который мы прошли накануне и считали вполне достаточным для дневного перехода, был преодолен с полным грузом быстрее вчерашнего. Маленькие ледники оказались довольно крутыми, кое-где пришлось впрягать в сани двойные упряжки и одолевать подъем в два приема. Похоже было, что ледники старые и давно не движутся. Мы не обнаружили свежих трещин. Края огромных, широких старых трещин были закруглены, а сами трещины почти заполнены снегом. Чтобы не провалиться в них на обратном пути, мы обозначили пирамидками безопасную трассу.
На таких косогорах в полярной одежде не поработаешь. Высокое солнце припекало, и нам пришлось почти все сбросить. Мы миновали несколько вершин высотой от 900 до 2000 метров. Снег на одной из них был какого-то ржавого цвета. В этот первый день мы прошли 18,5 километра, поднявшись на 650 метров. Вечером устроили стоянку на ледничке между широкими трещинами. С трех сторон нас окружали высокие вершины.
После того как была поставлена палатка, два отряда пошли разведать дальнейший путь. Вистинг и Ханссен пошли по маршруту, который выглядел наиболее легким, а именно вверх по леднику; он здесь довольно круто поднимался до 1300 метров и терялся на юго-западе между двумя вершинами. Бьоланд, составлявший второй отряд, явно счел этот подъем слишком простым и полез по крутой стенке, словно муха. Мы с Хасселем занялись всякими текущими делами.
Сидя в палатке и болтая о том о сем, мы вдруг услышали, как кто-то лихо подъехал на лыжах к палатке. Мы переглянулись: вот это скорость! Бьоланд, кто же еще. Решил тряхнуть стариной… Мы услышали от него пространный отчет. В частности, он обнаружил на той стороне «отличный» спуск. Я был не совсем уверен, что он подразумевает под «отличным» спуском. Если спуск такой же «отличный», как избранный им подъем, – нет уж, благодарю покорно!
Тут мы услышали, как возвращается второй отряд. Они двигались не так стремительно. Им тоже довелось многое увидеть. Правда, никакого «отличного спуска» они не обнаружили, но оба отряда сходились в печальном выводе, что придется терять высоту. Все трое видели внизу могучий ледник, простирающийся с востока на запад. Завязалась долгая дискуссия, в ходе которой спорщики весьма презрительно отзывались об «открытиях» другой стороны.
– Да брось ты, Бьоланд, мы сами видели – там, где ты стоял, вниз идет крутой обрыв.
– А вы не могли меня видеть. Я же стоял западнее вершины, которая расположена к югу от той вершины, которая…
Я оставил всякую надежду разобраться в этом споре. Сопоставил, как оба отряда удалились и как возвратились, и решил предпочесть второй маршрут. Поблагодарил товарищей за усердие, проявленное в интересах экспедиции, и тотчас заснул. Всю ночь мне снились склоны и обрывы. Под утро я проснулся оттого, что Бьоланд скатился на меня прямо с неба. Я еще больше утвердился в своем решении идти маршрутом второго отряда и снова уснул.
Утром мы призадумались: может быть, лучше уж сразу запрягать в сани по две упряжки и одолеть подъем в два этапа? Простирающийся впереди ледник выглядел достаточно крутым. На коротком отрезке – перепад в 650 метров. С другой стороны, хотелось сперва попробовать, как пойдет дело с одной упряжкой. Собаки уже показали, на что способны; может быть, и теперь справятся? И мы двинулись вперед, сразу же на подъем. Хорошая разминочка после выпитого литра шоколада. Не скажу, чтобы мы двигались быстро, но и на месте не стояли. Часто казалось, что сейчас караван станет, но окрик каюра и щелчок кнута делали свое дело. Довольные таким началом, мы устроили заслуженный отдых собакам, когда выбрались наверх. За узкой щелью перевала нам открылась величественная панорама. Мы очутились на небольшом плоском уступе, а в нескольких метрах от нас начинался крутой спуск в долину Кругом, вдоль всего горизонта выстроились вершины.
Проникнув за кулисы, мы могли лучше ориентироваться. Отсюда была видна южная сторона могучей горы Нансена. А вот и Дон Педро Кристоферсен стоит во весь рост. Между ними в несколько уступов поднимался ледник. Он казался сильно разрушенным, но среди многочисленных трещин прослеживался все-таки сплошной путь. Видно, что по леднику можно пройти далеко, – но не до конца. Участок между первым и вторым уступами явно непроходим. А вот вдоль склона горы идет сплошная кромка… Похоже, Дон Педро Кристоферсен нас выручит! По северному краю ледника, вдоль горы Нансена, – сплошной хаос, пройти невозможно. Мы соорудили высоченную пирамидку и от нее взяли азимуты по всем направлениям. Я прошел обратно к перевалу взглянуть на барьер в последний раз. Отчетливо было видно новую горную цепь. Начинаясь на востоке, она поворачивала на восток-северо-восток, затем терялась на северо-востоке, где-то около 84° южной широты. Судя по цвету неба, хребет продолжался еще дальше. Высота уступа за перевалом составляла по анероиду 1200 метров над уровнем моря.
Спуститься можно было только одним путем. С нагруженными санями на таком спуске нужно соблюдать величайшую осторожность, чтобы не набрать такую скорость, когда с ними уже не совладать. Иначе рискуешь не только искалечить своих собак, но и врезаться в сани едущего впереди. Для нас это было тем важнее, что сани шли с одометрами. Вот почему мы на спуске пользовались веревочными тормозами, наматывая на полозья несколько витков тонкой веревки. Естественно, чем больше витков, тем сильнее тормоз. Задача заключалась в том, чтобы верно рассчитать число витков и силу торможения. Это удавалось нам не всегда, а потому на спуске не обходилось без столкновений. Один из каюров явно считал, что нечего ломать себе голову над тормозом. Сорвется с места и снесет едущего впереди. Мало-помалу мы освоились, но несколько раз попадали в тяжелый переплет. По первому склону мы спустились на 250 метров. Дальше, перед новым подъемом, надо было пересечь широкую ложбину. Она далась нам нелегко, снег между горами был рыхлый, тяжелый для собак. Затем последовал подъем по очень крутым ледникам. Последний из них оказался вообще самым крутым участком на всем нашем маршруте. Непростая задача даже для двойной упряжки. Понимая, что Бьоланд куда лучше меня проведет собак по этим кручам, я охотно пустил его вперед.
