– Разрешаю.

Алексей четко сделал поворот кругом и строевым шагом направился к царскому поезду.

На Ставке царь каждый день давал обеды. На них обязаны были присутствовать все высшие чины. В ресторан-салоне царского поезда рядом с обеденным столом был еще один, поменьше, круглый, на котором были выставлены бутылки и графины с четырьмя-пятью сортами водки и настоек и две-три бутылки хорошего вина крымских сортов. Поздоровавшись с каждым за руку, царь говорил:

– Не угодно ли закусить?

Выпивали не больше одной рюмки.

Покончив с первым блюдом, царь доставал из нагрудного кармана гимнастерки свой небольшой тонкий серебряный с чернью портсигар, извлекал оттуда папиросу, набитую душистым турецким табаком и предлагал портсигар гостям:

– Не угодно ли закурить?

Курильщиков, кроме царя, было трое – генерал Рузский, генерал Иванов и, как ни странно, главный протопресвитер русской армии Георгий Шавельский. Впрочем, он не особенно себя травил: ограничивался одной-двумя папиросами в день. Царь же курил много – одну за другой – во время обеда и после него. Выкуривал папиросу до половины и отправлял в пепельницу, откуда, если дело было во дворце, окурки часто воровали дочери и тайком дымили на чердачной лестничной площадке. Иногда они таскали окурки и после матери, которая курила не меньше отца, но только египетские пахитоски через длинный янтарный мундштук[33].

После обеда тот, кто хотел, мог позволить себе еще рюмку мадеры или хереса, но лишь в том случае, если царь давал знак официанту налить и ему. Чаще гости оставались без вина.

Однажды на десерт подали арбуз. Для нижнего чина Романова арбуз разрезали пополам, он взял половинку и незаметно забрался под стол, где и расправился с ним. Потом также незаметно выбрался, тайком прокрался за спинами гостей к Великому князю Сергею Михайловичу и неожиданно нахлобучил полосатую зеленую полусферу ему на голову. Князь замер на несколько секунд в своей каске, истекающей соком. Гости застыли, в ужасе глядя на царя – что сейчас будет? Царь, внутренне помирал от смеха, но все же нашел в себе силы строго посмотреть на нижнего чина и приказать:

– Рядовой чин Романов! Как можно? Немедленно извинитесь!

– Не сердитесь, пожалуйста, – тут же попросил великого князя цесаревич. – Простите меня, я ведь только пошутил!..

– Ну что вы, Алексей Николаевич! – ответил Сергей Михайлович, снимая арбузную каску с мокрой головы. – Я ведь тоже шутить люблю!

У собравшихся отлегло от сердца, генералы заулыбались.

– А вы тоже сотворите какую-нибудь шутку со мной! – предложил Алексей.

– Непременно, непременно пошучу! – пообещал великий князь.

Алексей потянулся за второй половинкой арбуза, но его остановил отец.

– Ты, наверное, решил, что на том дело и кончилось? – спросил Николай. – Ошибаешься. Такой поступок не может остаться безнаказанным. Дисциплину и субординацию никто не имеет права нарушать, даже царь, не говоря уж о цесаревиче! Извольте получить трое суток гауптвахты, то есть домашнего ареста!

– Трое суток? – огорчился Алексей. – Пожалуйста, не надо… это много очень!..

– Как, изменить срок?

– Да, пожалуйста, папа, очень прошу…

– Если ты, когда станешь Главнокомандующим, будешь менять свои решения по нескольку раз в день, у тебя вся армия развалится, и ты останешься без войск, – назидательно произнес Николай. – Тут, правда, случай особый… Так уж и быть. Учитывая чистосердечное раскаяние, – сутки. Можешь отправляться к себе. Время ареста пошло. Кругом! Шагом марш!

– Так точно, ваше императорское величество! Рад стараться! – Алексей вытянулся во фрунт, щелкнул каблуками и направился к выходу. Но перед дверью остановился и снова обратился к отцу:

– Ваше высокопревосходительство! Господин Верховный Главнокомандующий! Разрешите обратиться?

– Разрешаю, – усмехнулся Николай. – Что еще?

– Прикажите отбывать гауптвахту не здесь.

– А где же?

– На посту. В охранении.

– Приказываю, – разрешил царь.

Через полчаса Алексей, в шинели, сапогах, в портупее, в солдатской бараньей шапке, со своей любимой игрушечной винтовкой – точной копией трехлинейки Мусина, стоял у входа в ресторан-салон, строго требуя от всех проходить мимо и не задерживаться. Так он простоял два часа, пока часового не снял с поста Верховный Главнокомандующий. За добросовестную службу ефрейтор Романов через неделю был пожалован младшим унтер-офицером и награжден Георгиевским крестом[34].

– Да, теперь я абсолютно уверен – повезут на север! – важно повторил Алексей. – Других вариантов просто нет и быть не может.

Ему нравилась роль бывалого: еще бы – за плечами служба в армии!

– Как бы нас там не оставили до конца наших дней, – мрачно отметила Татьяна.

– А что? – сказала Мария. – Ссылка на север – очень даже неплохо. Во всяком случае, лучше, чем здесь. Хорошо бы поселиться под чужими именами! Начать совершенно новую жизнь – такой шанс редко выпадает. Кому еще может так повезти?

– Ты полностью права, – поддержала сестру Ольга. – Ссылка – не беда. Господь милостив к гонимым. Разумеется, там будет лучше, чем в Царском. Не будем, по крайней мере, раздражать и без того раздраженную публику. И потом – север… там чистота, свет. Рядом святая Соловецкая обитель. Белые ночи летом, там они продолжаются дольше, чем у нас.

– Да-да! И черные ночи зимой. Они там тоже дольше держатся, чем у нас, – бросила реплику Татьяна. – Холод и вьюга, снег и пурга.

– Зато покой, – возразила Мария. – В любом случае надо подальше отсюда.

Алексей мечтательно сказал:

– Пока мы будем там, кончится война. И дядя Джордж тогда может спокойно послать за нами эскадру. Сейчас через Балтику все равно плыть нельзя. Германские субмарины потопят нас в два счета.

– Ну, это вряд ли – теоретически, разумеется, – сказал отец. – Дядя Вилли обещал нас беспрепятственно пропустить, если мы соберемся плыть в Англию морем.

– Обещал!.. – хмыкнула Татьяна. – Сколько стоят такие обещания?

– Во время войны никому доверять нельзя! – категорически заявил Алексей. – А противнику – и подавно, даже если это родной дядя.

– Правильно, фельдмаршал! – воскликнула Мария. – Поганый Вилли немец-перец-колбаса еще раньше обещал не начинать войну против нас. А мы поверили. Если бы не он, ничего бы этого не было – революции, отречения, ареста, ссылки…

Наступила тяжелое, грустное молчание. В самом деле: если бы не эта проклятая война!..

– Ну, ладно! Хватит заниматься самоедством, – заявила Мария. – А скажи-ка мне, Гай Юлий Цезарь, а что Керенский? – обратилась она к брату, – Керенскому можно доверять?

Алексей задумался, но так ничего и не сказал.

– Я отвечу тебе, – сказал отец. – Керенскому я доверяю. Я так ему и сказал. Вы сами должны понимать – у нас попросту нет выбора. Приходится доверять – и basta! Он дал нам на сборы пять суток. Заканчивайте свои аграрные хлопоты и за дело.

– Как же мы там без огорода? – огорчилась Анастасия. – Жалко оставлять. Я так хотела попробовать капусту!..

– Новый разобьем, – пообещал отец. – Выпишем стойкие северные сорта, выведем новый, морозоустойчивый сорт капусты… Оранжерею построим, можно будет даже апельсины выращивать, как когда-то монахи в Валаамской обители. Работы хватит. Скучать будет некогда!

Пять дней прошли как один – бесконечный, угарно-изматывающий, когда от усталости не замечаешь, как утро переходит в день, а вечер в ночь. Все это время Александра пребывала в состоянии сильнейшего страха.

– Ничего не получится, – бормотала она. – Нас обманут, конечно, обманут… Врут, что предоставят отдельный поезд. Где они его возьмут? Железные дороги разрушены, паровозов России почти не осталось.

– Откуда ты все это знаешь? – удивилась Ольга. – Ты же нигде не бываешь, как и все мы.

– Рита пишет… От нее и знаю, что творится в нашей родной и несчастной России.