- Вот поэтому я, как только узнал, сразу же пошел к вам, - кивнул Вэрджес. - Вряд ли это многих обрадует.
- Да нет, Джес... - Мар задумчиво соединил кончики пальцев и коснулся ими губ. - Все не так печально, но все же...
Все же расстроится тоже уйма народу. Синмар, Осельг и большая половина Конкерана, потому что многие боятся даже заикнуться о выходе из Договора Круга, хотя и поддерживают кандидатуру Велена на роль будущего монарха. Зальхер. Наверняка Аргент, по крайней мере сейчас, пока Рэмиар еще не надел корону. Кто там еще из ближайших соседей?
- ...Поэтому нам следует сохранить это все в строжайшей тайне.
Ну вот. Погрузившись в размышления, он пропустил все, что говорил Джако, хотя судя по концовке, он объяснял гвардейцам примерно то, о чем думал граф.
- Полностью согласен. Надеюсь, вы понимаете, к чему может привести слишком болтливый язык, верно? Нам только междоусобной грызни сейчас не хватало...
***
Пусто стало в королевском дворце, успевшем за короткое время привыкнуть к присутствию красноволосой дриады. Снова уснул, уйдя в каменные глубины, Огонь, не было слышно смеха, не прыгали по коридору быстрые, неудержимые звуки шагов.
День сменялся вечером, вечер - ночью, ночь - утром, а потом снова приходил день, полный забот, вроде бы новых, но тоскливо похожих на все предыдущие.
Никто так толком и не завел разговора о случившемся в храме некромантов. От девушек, Даны и Янки, отделались несколькими общими фразами, а Лэо так ничего и не спросил. Мар несколько раз пытался поговорить серьезно хоть с кем-нибудь, но слова и вопросы намертво застревали в горле. Что это? Страх? Но ведь отчет перед Его Величеством вышел подробным и точным...
А если не страх, то что же? Ведь в глазах каждого, кто имел хоть какое-то отношение к Таисс было это "что-то". В замерзших и пустых глазах Велена, слегка потерявших уверенность и задор Арлеса, по-детски горюющих Янки, горящих идеей и странной нежностью Даны, сияющих легкой безуминкой Лэо, обеспокоенных гвардейцев, отстраненно-знающих мастера Эве, настороженных, серьезных и по-отечески мудрых Дэмианора. Марианн полчаса стоял у зеркала, до боли вглядываясь в старающееся не моргать отражение, но так и не понял, есть ли в нем частица этого "что-то". Но, наверное, есть, раз все так происходит.
И в то же время неведомая сила старательно уводила графа в сторону от странной гибели королевны. Как будто мать, уводящая настырного ребенка, или мягкий шепот, с которым спорь - не спорь, все равно получишь "Просто не лезь в это".
Результат был на лицо: Мар за эти дни так и не увиделся толком с Эве рен Даиро, не смог разговорить Велена и не выяснил всех обстоятельств побега Зейнары. Но зато в остальном дела шли чудо, как хорошо! Как будто судьба прыгала перед носом с большим медовым леденцом на палочке, чтобы только отвлечь.
Дерлесский послушно отвлекался. Днем. А вечер заваливал графа вопросами без ответов.
Ожидание тринадцатого дня тянулось невероятно медленно, изматывая и разум, и душу.
Зайти в комнату Янка не решилась, ограничилась стуком в дверь. Не хотелось отвлекать Золотой Голос Ардары от создания нового шедевра.
- Кто там? - голос Даны был усталым, но тем не менее теплым и дружелюбным.
- Это я, - акробатка, превратившаяся в придворную даму Северного Престола, поудобнее перехватила поднос, придержав его коленом.
- Сейчас.
Тихий шорох тканей, легкие шаги - и менестрелька открыла дверь, кутаясь в расшнурованную у горла рубашку.
- Я решила принести вам поесть, - улыбнулась Янка. - Не помешаю?
- Нет, конечно, - Дана зевнула, прикрывая рот ладонью, и пошире распахнула дверь. - Лэо спит. Давай оставим поднос здесь и пойдем поговорим, хочешь?
Конечно, Янка хотела. За все восемь дней, прошедшие после возвращения, никто так толком и не объяснил девушке, что случилось. Арлес не говорил ничего определенного, только сильнее прижимал любимую к себе, как ребенка гладя ее по волосам. Велемир все время где-то пропадал, а если и появлялся во дворце, то только для того, чтобы уничтожить очередные запасы спиртного. И ведь оставался после этого трезвым! По крайней мере внешне. Графа Марианна Янка все еще считала немного чужим и приставать с вопросами боялась. А Дана почти всегда была рядом с Лэо, или задумчиво бродила, уткнувшись в ноты, между спальней, гостиной, которую отвели под репетиционный зал, и кладовыми, где хранились инструменты королевского оркестра.
И никому, ровным счетом никому не было дела до самой Янки.
Дана сгребла со стола разбросанные листы, мельком просмотрела их, сортируя по порядку, и отложила на пол. Вместо бумаг теперь красовался заставленный тарелками поднос. Менестрелька тем временем подхватила со стула меховую безрукавку, сунула ноги в мягкие ботинки и оглянулась на кровать. Эльф лежал на животе, обнимая подушку и отвернувшись лицом к стене. Одеяло сползло с изящных, то и дело подрагивающих плеч, волосы разметались по спине - менестрелю снилось что-то беспокойное. Дана покачала головой, но промолчала, знаками указывая на дверь.
Девушки устроились на низкой софе, стоящей в одной из многочисленных коридорных ниш, отгороженных тяжелой портьерой. Источником света была часть окна, умело оставленная при планировке.
- Не скучаешь? - Дана забралась на сиденье с ногами, взлохматила волосы и положила подбородок на колено.
Янка отрицательно покачала головой.
- Сначала тяжело было, - призналась она. - А сейчас привыкла. Даже нравится. Вот только...
- Да... Как же это "вот только" не к месту и не ко времени. Ты вообще знаешь, что там случилось, в этом храме?
- Арлес молчит, как камень. А с остальными разговаривать еще бесполезнее... А Лэо что?
- Лэо... Какое сейчас дело Лэо до того, что случилось на самом деле? Он весь в музыке, не ест, толком не спит, на все, что дела не касается, внимания вообще не обращает.
- Даже на тебя?
- На меня... - в улыбке менестрельки сквозила легкая грусть. За свою жизнь она уже через многое прошла, многое сделала, многого достигла - и теперь не боялась, что ее начнут воспринимать "очередной девицей Капельного Голоса". У нее свой дар и своя музыка, и если сейчас Лэо нужно именно это - что ж, пусть так. Но оставленный за спиной путь не столько оберегал, сколько не позволял забыть: все в этом мире повинуется Ветру, даже древние горы зависят от его капризного дыхания. А что может быть ветренее сердца Золотого Голоса Ардары? - А я, Янка, как раз таки отношусь к делу.
- Прости, - смутилась акробатка. - Я не хотела никого обидеть.
- Я не обиделась. Думаешь, я ничего не понимаю? Все я понимаю, Ян. И только об одном жалею, что не могу еще хоть чем-то ему помочь. Почему мы всегда остаемся наедине со своей болью?
Яна вздохнула. Проведя столько времени в Рощах, она уже научилась переводить ощущения в мысли, но вот с оформлением их в слова дело обстояло хуже.
- Я не понимаю. Одна смерть, а так ударила, - продолжила Дана, кусая губы. - И эти мужчины... Мальчишки они, когда дело касается горя! Такие разные, и в то же время такие одинаковые. Глушат свою боль, как умеют.
- О чем ты? - тихо спросила акробатка. - Почему одинаковые? Велен и Арлес, например...
- Не трогай Велена. Ты же сама все видела, с самого начала. И балладу о Ветре и Пламени слышала. Одни демоны знают, что сейчас творится с его душой. Я слышала, Таисс из-за него погибла.
- Откуда слышала?
Менестрелька неопределенно махнула рукой, мол, слухи.
- Да быть такого не может! Никогда не поверю! - Янка для надежности помотала головой, как будто вытряхивая из ушей услышанную только что сплетню.
- А почему тогда все так упорно отмалчиваются? Почему не рассказывают всей правды? Почему Велен старается не попадаться никому на глаза, даже Мару?
- Я не знаю... - глухо прошептала акробатка.
Повисла пауза. Дана теребила прядь волос, плетя из нее косичку и каждый раз распуская, почти закончив.
