– Ура! – От дружного крика заколебалось пламя в свечах, а затем всех перекрыл голос Кондзеровского:

– Шампанского по такому поводу!

А Орлов не выдержал и продекламировал стихи Давыдова. Те, которые знал не только любой уважающий себя гусар, но и любой офицер:

И призыв подхватил молоденький корнет Буксгевден, сын прославленного генерала:

А завершил старый служака Кондзеровский:

После чего со значением посмотрел на Орлова.

Впрочем, теперь многое для поручика отходило на второй план…

С Невструевым, по предложению последнего, встретились у фонтана, расположенного в скверике неподалеку от отеля. Краевед подъехал к месту на старенькой «Ладе», наверняка – свидетельнице независимости России от своих прочих земель. Владелец машины выглядел ненамного лучше, но уже по человеческим меркам. Немолодой, с обильной плешью на голове, глаза прикрыты очками в немодной оправе, живот выпирает наружу… Не всем же быть писаными красавцами и покорителями девичьих сердец!

– Николай, – представился краевед.

– Саня, – кивнул на спутника Юрий.

Себя он называть не стал. Ладно, незнакомец в баре, но человек пишущий, можно сказать, провинциальный коллега просто обязан знать изрядно примелькавшихся на экране людей. Да и писал он не в редакцию, а непосредственно Юрию Михайловичу.

– Очень приятно. Не думал, что когда-нибудь увижу вживую… – Невструев долго тряс руку телезвезды и чуть меньше – его оператора.

– Я думаю, побеседовать лучше всего у меня, – заявил он затем. – К сожалению, сегодня я несколько ограничен во времени. В наш город прибыл сам Криворуков, и надо обязательно побывать на его пресс-конференции. Впрочем, вы же тоже там будете?

– Наверное, – пожал плечами репортер, забираясь на переднее сиденье.

Для него всякие депутаты приставки «сам» давно не имели.

Ехать пришлось сравнительно долго. Дом Невструева, старый, как хозяин, расположился на окраине, пусть и давно обжитой, и относительно ухоженной. Нет, до собственного дома Николаю было далеко, правильнее было говорить об однокомнатной квартирке в типовой пятиэтажке годов этак семидесятых. Двадцатого века, хотя Юрий не удивился бы, обитай местный краевед в какой-нибудь развалюхе времен Екатерины, а то и царя Иоанна Грозного. Так сказать, дабы подчеркнуть связь поколений и интересов.

В единственной комнате царил невообразимый бардак. Давно не крашенный потертый пол покрывала пыль. Она же лежала на подоконнике, секции, заваленном бумагами столе, телевизоре, если и избегая каких-то мест, то только компьютера да старого потертого дивана и пары таких же кресел.

– Вы присаживайтесь, – засуетился Невструев. – Кофе? Чай?

– Спасибо, – отказался Юрий.

Он бы выпил чего-нибудь покрепче, прочие же напитки употреблял лишь по необходимости, когда требовалось разговорить нужного человека. Однако Николай сам горел желанием говорить и уже копался среди бесчисленных бумаг в поисках необходимых.

Саня посмотрел на чашки, застывшие на обоих столах, компьютерном и обеденном. Внутренние стенки посуды приобрели грязновато-коричневый цвет, а на дне виднелись следы присохших чаинок и плохо растворившегося сахара.

– Мне тоже не хочется, – вымолвил оператор, прикинув, что посуду в этом доме не отмыть.

Да и дождался бы он порции, даже если бы согласился? Николай так увлекся, что напрочь позабыл о своем предложении. Для него существовало лишь собственное открытие и – насколько понимал Юрий – полагающаяся за него слава.

– В восьмидесятые я вел в здешней газете рубрику «История нашего города», – говорил краевед, подавая гостям то один, то другой скопированный в каком-то архиве лист. – Меня тогда очень возмущало отсутствие здесь революционных выступлений в девятьсот пятом году. Не могло такого быть, думал я, чтобы партия ничего не пыталась сделать для свержения царизма на местах. Понятно, не Москва и не Питер, однако в городе имелся рабочий класс, и непонятно, почему трудящиеся не захотели поддержать своих братьев в столицах. Я долго копался во всевозможных архивах, из тех, что были относительно доступны, пока не составил хронику событий. Оказывается, попытки выступления все-таки были. Но только попытки. Я хорошо запомнил – в город откуда-то из губернии вдруг явился человек, которого бывшие с ним называли полковником, и буквально за пару дней сумел подавить выступления. Нет, без расстрелов, со стороны рабочих вообще никто не погиб. Полковник больше действовал убеждением, правда, подкрепленным некоторой силой. Теми самыми людьми, которые прибыли вместе с ним. Эта же группа потом прошлась по деревням, в результате чего крестьянские выступления тоже стали неубедительными. Получался какой-то абсурд. Единственное верное учение, возмущение всех классов прогнившим царским режимом – и едва ли не одиночка, сумевший предотвратить законное народное выступление. Вроде бы не жандарм, не какой-нибудь командир во главе замордованной и готовой стрелять части, а частное лицо. В старой, изданной еще в тридцатые годы книге автор прямо называет его местным помещиком, а прозвище объясняет прошлой службой. Дворяне же часто выходили в отставку… В общем, – вздохнул Невструев, – пришлось мне описать не как все было, а как должно было быть.

Юрий терпеливо выслушивал краеведа, Саня – снимал речь на пленку, а дорвавшийся до слушателей Николай все говорил и говорил.

– Потом, в перестройку, когда я начал сотрудничать с местной демократической газетой, в число моих обязанностей входило ведение рубрики «Преступления сталинизма». Архивы тогда были практически недоступны. Приходилось больше руководствоваться здравым смыслом, чем точными цифрами. А попозже, когда стали открыты конкретные дела, всем уже было неинтересно. Но я иногда продолжал выкапывать то один фактик, то другой. Из той эпохи – тоже. Вот и наткнулся как-то на странную историю. Нет, другой бы ничего не понял, но я-то немало помотался по области, поэтому несуразица с несуществующей деревней сразу бросилась мне в глаза. И уже потом вспомнились материалы по Первой революции и обнаружилось сходство участников. Описания – прям одно к одному, хотя, конечно, времени прошло…

– Вы не пытались создать портрет, фоторобот, компьютерную зарисовку? – поинтересовался Юрий.

Пока ничего нового для себя он не услышал. Все было изложено в переданных ему материалах.

– К сожалению, талантом художника меня Бог обделил, – развел руками Николай. – А вы?

– Рисовальщик из меня никакой, – признался в ответ репортер. – Подумывал попросить кого-нибудь из приятелей, но захотелось удостовериться, что это не липа. Главный обещал отдать соответствующее распоряжение, так что, думаю, скоро перешлет. Но что вы сами думаете об этом?

– Даже не знаю. В голову лезет какая-то откровенная фантастика, – вздохнул Невструев. – Но в списке дворян нашей губернии за середину девятнадцатого века наличествует некий Орлов, владелец деревень Орловка и еще каких-то. Вот.

В руки Юрия перекочевала очередная распечатка.

– Так была Орловка?

– В двадцатом веке упоминаний о ней нет. Может, продали, а новый владелец переименовал. Хотя переименовывать тогда было не принято, но мало ли? – неуверенно отозвался Николай.