Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

У Ницше все еще запутаннее. Если книжник Маркс не мог додуматься ни до чего более умного, нежели тотальное ограничение свободы и выравнивание энтропийных потенциалов путем изъятия у людей всей, даже личной собственности, отмены института семьи и личного интереса, то бомж с классическим образованием Ницше (у него никогда не было своего места жительства, он непрерывно перемещался) ставит вопрос по-арийски: «ist Veredlung moeglich?» («а возможно ли облагораживание?»). Вопрос этот был сформулирован им в декабре 1881 года, когда он ознакомился с либретто «Парсифаля» — последней оперы Вагнера, готовившейся им к постановке в Байрейте. У Вагнера, который «творчески переосмыслил христианство» в контексте арийского миросозерцания, совершенство достигалось через очищение крови человечества путем овладения Граалем — сосудом, куда была собрана часть крови Иисуса Христа. Об этой опере, о ее влиянии на последующие события ХХ века мы поговорим во второй части, сейчас же заметим, что Грааль символизировал некий способ, знание, обладание которым позволило бы элите совершить акт абсолютного очищения, искупив первородный грех расового смешения. Ницше, который до конца сознательной жизни находился под абсолютным влиянием Вагнера, начинает работу над своим самым знаменитым сочинением «Так говорил Заратустра», оно и сейчас пользуется популярностью у представителей нашей молодежи. Но Ницше знаком не только с Вагнером, он знаком с теорией Дарвина и концепцией Ламарка. Попробуйте теперь угадать, кому симпатизировал Ницше? Тем более что и его и Вагнера объединяла «философия жизни», философия Шопенгауэра. Ну и еще он боготворил французов. Само собой его симпатии были полностью на стороне Ламарка. Анри Бергсон, известный французский философ и ламаркист, ввел фирменный термин — «elan vital»[201] — «жизненный порыв», а Ницше, быстро сообразив что к чему и оценив безграничные возможности «elan vital», вводит своего «сверхчеловека» — белокурую арийско-нордическую бестию, зверя с интеллектом, созидателя и разрушителя, квинтэссенцию природной красоты и сочетания силы титана с животной чувствительностью. Сам Бергсон выражался более определенно, без напускного ницшеанского тумана: «Вселенная — машина для производства Богов».[202] Формулировка настолько ламаркистская, насколько и дарвинистская, что в предельном случае показывает правильность обоих концептов.

Оценивая «Заратустру» с позиции эволюции самовоспроизводящихся систем во времени, мы можем сказать, что главные его идеи — «вечный возврат» и «сверхчеловек» в общем несовместимы, хотя каждая по отдельности — правильная. Вечный возврат как раз и есть выражение неспособности стать сверхчеловеком. Ведь если вы достигли качественно высшей ступени, вам нет смысла возвращаться назад. Никто не подвергает сомнению «цикличность» и «вечный возврат», в траектории движения арийской расы к состоянию сверхчеловечества, но в то же время ничего подобного в природе нет. Во «вселенский вечный возврат», в его абсолютность, можно было бы поверить, если б удалось доказать цикличность развития Вселенной, ее будущее сжатие и возврат в точку сингулярности. Тогда все наши понятия обрели бы временный характер, а эволюция имела бы некий конечный предел. Практические наблюдения говорят совсем об ином: Вселенная непрерывно и равномерно расширяется, все ее фундаментальные постоянные установились в самые первые мгновения и вот уже не меняются десять миллиардов лет, а стабилизация размеров дело настолько отдаленного будущего, что его можно считать недостижимым. Стивен Вайнберг говорит о пятидесяти миллиардах лет, после чего, возможно, начнется сжатие (а может и не начнется), но если арийский эволюционный процесс пойдет так как надо, мы к тому времени будем распоряжаться Вселенной с такой же легкостью, как и продуктами в своем холодильнике или CD-ROM`ами в личном кейсе. И без всяких «скачков» и «вечных возвратов».[203]

4.

Не стоит пытаться оценить какое из поколений лучше. У всех есть свои достоинства и недостатки. Первое поколение характеризуется минимальным уровнем энтропии, а посему и низкой избыточностью. Оно мало что знает и мало что хочет, но его потенциал — огромен. Оно — спокойно. У него есть сила и оно ни секунды не будет задумываться о моральной стороне ее применения. Первое поколение делает то, что хочет. Вспомним, как оно отбило гуннские орды в пятом веке и арабские в восьмом. Да, интеллектуально оно нам бесконечно уступало, но тогда Карл Мартелл остановил армию в сотню тысяч арабов в 150 километрах от Парижа, армию обученную воевать, армию, захватившую территорию от Красного моря до Пиренейских гор. Теперь посмотрим на современную Францию, располагающую абсолютно всеми видами вооружений, включая ядерные, имеющую армию и карательный аппарат куда большие чем у Карла и не способную прекратить бесчинства нескольких тысяч цветных уличных хулиганов, которые для обученного подразделения не представляют никакой опасности. Придурок-президент разводящий руками, шеф полиции отмахивающийся от глупых вопросов еще более глупыми ответами, и вопли о «сохранении спокойствия» и «недопустимости эскалации насилия» раздающиеся из сортирных интеллигентских глоток. А ведь если бы те франки повели себя так же как нынешние, то нынешних «пирожников» и «лягушатников» умиляющихся играми своей сборной по футболу состоящей из одних негров, просто бы не было. И испанцев бы не было. Наверное, вообще никого бы не было. Была бы арабская вязь и зеленые коврики от Лапландии до Гибралтара и от Исландии до Афин. И крики мулл по утрам с минаретов. И жертвенный барашек на Байрам. И смуглые женщины в паранджах. Впрочем, такая перспектива еще вполне реальна, вы, самое главное, побольше внимайте сказкам о всеобщей любви и терпимости. Но не стоит идеализировать первое поколение, оно находится дальше всего от сверхчеловека. Оно оставило мало следов, но когда видишь то немногое что до нас дошло, поражаешься его внутренней уверенности и непоколебимой мощи. Речь прежде всего идет о каменных замках раннего средневековья. Да, они просты, зачастую состоят из одной башни и далеко не внушительных стен. Куда им до более поздних творений, где видна и работа дизайнера и замысел военного инженера. Но насколько прочно они привязаны к месту, как глубоко в него «врезаны»! Вот уж действительно, люди строили навсегда. И сочетание простоты с какой-то абсолютной функциональностью внушает внутреннее спокойствие, особенно когда задумываешься над тем, сколько попыток штурма они пережили.

Первое поколение обеспечило выживание арийской расы на определенном этапе, увеличение ее поголовья, но сама ее сущность требовала интеллектуального продолжения. Накопив силы, арийцы готовились к экспансии, подсознательно понимая что она не будет иметь каких-либо ограничений, но толком не представляя масштаб. Я даже не говорю о том, что арийцы к началу ХХ века захватили весь мир, что они покорили и северный и южный полюс, залезли на самые высокие горы. Вспомним, что они первые поднялись в воздух, сначала на воздушном шаре, а потом и на самолете, первыми вышли в космос, первыми вступили на Луну, первыми отправили спутники на Венеру, Марс и за пределы солнечной системы, первыми опустились на самую глубокую точку мирового океана. Иными словами, все самые сложные места которые возможно было достичь, были достигнуты, причем часто это делалось усилиями отдельных энтузиастов. Но это будет позже. Тогда же естественная программа арийцев встретилась с христианским императивом, который предполагал как минимум всемирное распространение идей возникших в ближневосточных пустынях, причем распространение любым способом. Арийская экспансия шла под знаменами с крестом — это факт, но знамена здесь были внешним антуражем, вспомним, что Александр Великий или Сципион делали то же самое без крестов. И не менее успешно.

В этом феномен второго поколения, поколения «башни». Оно понимает, что может всё, но не знает, как этого всего достичь. Точнее — оно не знает чего именно хочет, хотя, изучая историю, создается впечатление что все его действия направлены исключительно на самоутверждение и доминирование. Оно жаждет великого. Оно во многом сохраняет силу первого поколения, но не боится экспериментировать. Оно бьет наугад, но редко ошибается. Главное — оно готово нападать само, причем часто цели нападения подаются как чисто умозрительные. В этом его отличие от первого. К примеру, зачем были организованы Крестовые походы? Ну, понятно, папы хотели существенно сократить число слабоуправляемых феодалов уже начинавших роптать на папский трон. И не стоит их недооценивать, пусть они и не были интеллектуалами вроде Гуса, Лютера или Кальвина. Плоть в некоторых случаях оказывается «умнее интеллекта», главное чтобы чувства не подвели. У людей первого поколения именно так. И последним аргументом, при отсутствии всех остальных, всегда остается удар. И если наши протестантские вожди начинали борьбу против папы используя сугубо средства пропаганды, то феодалы бы пропагандой точно не занимались, пропаганда не свойственна людям первого поколения. Они бы просто пришли и сравняли с землей папский дворец вместе с папой, после чего посадили бы на его место удобного себе человека, возможно из местных юродивых. Но интеллект и организация папства не позволили это сделать.

вернуться

201

Анри Бергсон — философ еврейско-французско-ирландского происхождения — чья популярность перед Первой Мировой войной мало уступала популярности Ницше. Осенью 1914 года он написал две статьи «Значение войны» и «Эволюция германского империализма», где доказывал, что, в сущности, война представляет собой конфликт между жизненным порывом (представленной теми, кто, подобно французам, защищает духовную и политическую свободу) и саморазрушающим механизмом (представленным теми, кто хочет, подобно немцам и гегельянцам, обожествить массы). Он почему-то считал, что эта война приведет к возрождению уже начавшей гнить Франции, чего, как мы знаем, не произошло. Интерес к его позитивной философии резко упал, правда, в 1927 году ему вручили Нобелевскую премию по литературе, «в знак признания его ярких и жизнеутверждающих идей, а также за то исключительное мастерство, с которым эти идеи были воплощены». В последние годы атеист Бергсон впал в христианский мистицизм, но когда немцы в 1940 году заняли Францию, он быстро вспомнил о своем еврейском происхождении и даже прошел процедуру регистрации евреев, хотя от него этого не требовалось.

вернуться

202

Henri Bergson «Deux Sources de la morale et de la religion», 1932. «Joy indeed would be that simplicity of life diffused throughout the world by an ever-spreading mystic intuition; joy, too, that which would automatically follow a vision of the life beyond attained through the furtherance of scientific experiment… Mankind lies groaning, half crushed beneath the weight of its own progress. Men do not sufficiently realize that their future is in their own hands. Theirs is the task of determining first of all whether they want to go on living or not. Theirs the responsibility, then for deciding if they want merely to live, or intend to make just the extra effort required for fulfilling, even on their refractory planet, the essential function of the universe, which is a machine for the making of gods».

вернуться

203

Нобелевский лауреат Стивен Вайнберг, автор великолепной книги «Первые Три Минуты», сравнивает концовку Вселенной (если она таки начнет сжиматься) с Раганрегом, т. е. концом света, последней битвой в арийской мифологии. По одной из моделей это может произойти когда она будет по размеру примерно вдвое больше чем сейчас, а температура реликтового излучения упадет, соответственно, в 2 раза, т. е. до 1,5 К. «Поначалу не будет никаких тревожных сигналов — в течении тысяч миллионов лет фот излучения будет так холоден что нужны будут большие усилия, чтобы вообще его обнаружить. Однако, когда Вселенная сократится до одной сотой от ее нынешнего размера, фон излучения начнет преобладать в небе: ночное небо станет таким же теплым как наше нынешнее небо днем (300 К). Семьдесят миллионов лет спустя Вселенная сократится еще в 10 раз, и наши наследники и преемники (если они будут) увидят небо невыносимо ярким. /…/ Еще после 700 000 лет космическая температура достигнет десяти миллионов градусов; тогда сами планеты и звезды начнут диссоциировать в космический суп из излучения, электронов и ядер. В последующие 22 дня температура повысится до десяти миллиардов градусов. Тогда ядра начнут разбиваться на составляющие их протоны и нейтроны, уничтожая всю работы как звездного, так и космического нуклеосинтеза. Вскоре после этого электроны и позитроны начнут в больших количествах рождаться в фотон-фотонных столкновениях, а космический фон нейтрино и антинейтрино снова достигнет теплового союза с остальным содержимым Вселенной.

76
{"b":"115633","o":1}