Направление процесса совершенно очевидно: мы потребляем все больше энергии, а выделяем все больше энтропии. К чему это ведет? «…Современная, прежде всего американская версия демократии, с необходимостью предполагает сверхпотребление, перепроизводство и глобальную торговую экспансию в условиях свободной рыночной экономики. Глобализация оборачивается американизацией. Неограниченный рост потребления даже ограниченного количества людей, привел к тому, что в мировой рынок оказалась вовлеченной планетарная жизнь. На практике, она разрушается не столько вследствие количественного роста населения планеты, сколько за счет высокозатратного образа жизни «золотого миллиарда». Планетарная жизнь, становясь товаром, приобретает рыночную стоимость.[163] Видно, что механизм набирает обороты, притом, что ресурсов на земле становится все меньше, а борьба за них обостряется с каждым днем. Буржуи задумываются о будущем, но при всей их кажущейся свободе, которая вроде бы покоится на гигантских капиталах, они имеют так же мало ее степеней внутри своей подсистемы, как и самый заурядный пролетарий внутри своей. Буржуй вроде бы силен, но и конкуренты тоже не слабые. Ясно одно: при существующей системе верхушка планетарной буржуазии не может пойти на то чтобы зарабатывать меньше, вот почему крах буржуазной системы — вопрос времени.
2.
Мы употребили термин «цель» для объяснения некоего отдаленного состояния к которому движется общество, но в настоящее время в естественных науках нет единого мнения относительно вопроса: идут ли процессы в живой природе под влиянием финальных или действующих причин? Иными словами, мы живем просто для того чтобы жить или для некой более сложной и высокой цели, нам пока не понятной? Теория динамического хаоса распространенная и на биологию показывает, что такая цель может быть, причем даже не одна, хотя сейчас биологи все же склоняются к той модели что и физика, т. е. модели исключающей финальные причины. Такая дихотомия привела к существованию в биологии двух противоположных течений — витализма и редукционизма. Противостояние это древнее, правда, не на биологическом, а философском уровне. Еще Аристотель высказывал мысль, что у каждого процесса есть предшествующая и финальная причина. Апологет протестантского мышления Фрэнсис Бекон, спустя две тысячи лет подверг критике это утверждение, заявив, что есть только действующие причины, от которых и нужно отталкиваться. С позиции виталистов глупо говорить «зачем идет дождь» или «для чего светит солнце». Это неживые субстанции, поэтому уместно ставить вопрос не «зачем», а «почему?» Солнце светит потому, что вследствие ядерных реакций внутри него поверхность разогревается до температуры, при которой выделяется световой поток. Закончится ядерное «топливо» и свет прекратится. Дождь выпадает потому, что создается нужное соотношение влажности и давления воздуха. Изменится соотношение и дождь прекратится. Такие же рассуждения можно привести для любого физического или химического процесса. С живыми организмами дело обстоит совсем по-другому. Пронаблюдайте, к примеру, за своей кошкой, собакой или рыбками в аквариуме. Ведь они ничего не делают просто так. Каждое их действие имеет цель, которую мы почти всегда можем объяснить. Они всё делают для чего-то. Это, так сказать, одна сторона. С другой, факт возникновения жизни из неживой материи тоже вряд ли кто-то будет опротестовывать, даже клерикалы, пусть они и будут приписывать непосредственный акт ее создания Богу. Бог ведь не из вакуума ее создал! И человек был отнюдь не первым. И здесь мы привлечем редукционистов, утверждающих что жизнь — это всего лишь сложная форма организации физико-химических систем и только это отличает ее неживой природы. Любые законы биологии — это на элементарном уровне законы физики и химии, но действующие в сложнейших системах и поэтому по-особому проявляющиеся. Т. е. кот ловит мышь не для того чтоб ее съесть и выжить, а потому что какой-то древний его предок возможно случайно обрел это «бессознательное» умение и оно помогло котам размножиться и занять соответствующую нишу, отложившись в генетической памяти. Кот, таким образом, не имеет цели, он имеет программу, однажды приобретенную и действующую до сих пор, во всяком случае, пока будут мыши. Дарвин, что понятно, был именно редукционистом. Но на самом деле и витализм, и редукционизм, — две стороны одного и того же процесса, подобно физике с ее квантово-волновым дуализмом и биологией с дарвинизмом-ламаркизмом.
3.
Для полного уяснения такого весьма и весьма интересного вопроса, представим себе следующую ситуацию. Пусть имеется некий отстраненный и ни во что не верящий наблюдатель-атеист-позитивист, присутствующий при акте возникновения Вселенной (можно назвать его «Актом Творения»). Такая себе тупая внепространственная аналитическая машина, в которую, по уверениям церковников, превращаются интеллектуалы «отпавшие от веры» и решившие «стать как боги». Эмоциональная температура — абсолютный ноль. Только считывание информации и анализ. Каким-то образом ему удалось избежать влияния всех материальных процессов которые будут происходить в будущем, а задачей ему поставленной является лишь научное описание того что будет, причем про самого себя данный субъект ничего не знает. Итак, какие знания ему потребуются изначально? Никаких. Вся будущая Вселенная с ее «непостижимыми» законами и белым человеком в центре нынешнего и (при правильной организации дела) будущего мироздания — пока что область предельно малого размера, настолько малого, что бессмысленно вести разговор не то что о ее физических свойствах, но и о геометрии. Нет ничего. Ни пространства, ни времени, которое не существует вне пространства, ни остальных форм материи (например, поля) существование которых немыслимо вне пространственно-временного континуума.
Большой взрыв. Возникает Вселенная, в первые пикосекунды ее радиус ничтожен, он только-только вышел из «планковских» координат,[164] но уже можно говорить о рождении геометрии, ведь есть пространство и время! В этом пространстве-времени одновременно с геометрией появляется и физика, ведь между составными частями материи возникают взаимодействия, говоря проще — обмен энергиями. Для полного описания процессов нашему наблюдателю понадобилось бы умение описывать происходящее, т. е. знание математики, причем сразу «всей», а ее не существует до сих пор, во всяком случае, устраивающей всех математической модели первых секунд жизни Вселенной пока не создано. Несовершенен именно математический аппарат. Итак, геометрия, физика и математика (сугубо как инструмент отображения физико-геометрических процессов) были бы первыми знаниями необходимыми наблюдателю для полного описания картины мира. Такое положение дел просуществовало бы всего лишь три минуты, ибо в конце третьей минуты жизни Вселенной появляется вещество, точнее — первые вещества: дейтерий, тритий, гелий.[165] А описанием вещества у нас занимается химия. Так что химия по «возрасту» на три минуты младше нашей «троицы» (сложно сказать кто в ней «отец», а кто «сын», но то что математика это «дух» — не вызывает сомнений). Вообще числа «три» и «четыре» в подобных рассуждениях будут встречаться довольно часто. Три минуты — три науки. Четвертая минута — появление химии, четвертой науки. В геометрии три пространственных измерения и четвертое — временное. В физике всё можно описать семью величинами составляющими систему СИ, но чисто физических величин тоже четыре: масса, температура, сила тока и сила света. Единица длины (метр) и времени (секунда) введены как раз для привязки физики к геометрии, а единица количества вещества (моль) для привязки к химии. Вот собственно и всё. Этого языка хватит для описания всего что есть, по крайней мере, в неживой природе. Но в физике не только четыре «чисто физические» величины. Физика — это система, а система — это взаимодействия. Нет ничего удивительного, что таких взаимодействий тоже четыре: гравитационное, электромагнитное, сильное и слабое. Связь между ними безусловно существует и будет найдена, обозначив границу между старой и новой физикой. Ведь интуитивно ясно, что все начиналось как раз с какого-то одного вида взаимодействия.[166]
