Мы привели этот пример не только для демонстрации значительных возможностей масс действующих согласованно и не только чтоб еще раз показать принципы по которым связаны информация и энтропия. Здесь дело гораздо глубже. Эти формулы — основа существования рыночной экономики в информационную эпоху. Если вы хотите обеспечить сбыт какого-либо товара, или внедрить ту или иную услугу, пусть ни товар, ни услуга никому не нужны, создайте информационный фон, объясните, что именно ваш товар и ваша услуга — то, что надо каждому. То же самое относится и к политическим проектам. Как говорил отнюдь не кибернетик Гитлер: «Главное — заставить массы поверить». Во что? А в то, во что вам надо.

Сразу после презентации Дарвином своего эволюционного «концепта», стало ясно, что на уровне расы победит та, которая научится лучше управлять собственной энтропией, а по Ламарку следовало, что это будет раса с наибольшим количеством благоприобретенных свойств. Тогда ни у кого не было сомнений, что эта раса — белая, теперь положение несколько изменилось и невозможно спрогнозировать какая раса будет доминировать в будущем. Можно сказать одно — потеря доминирования белыми быстро сведет к нулю весь мировой прогресс и цветные вернутся к тому состоянию, в котором их застали белые.

Итак, подведем предварительные итоги. Введение энтропии в первую очередь показало направление эволюции физических систем, главным образом термодинамических, ибо тепло это жизнь, а полное отсутствие тепла («абсолютный ноль») при котором энтропия стремится к нулю — состояние принципиально недостижимое. Неудивительно, что вместе с энтропией было введено и новое понятие «энтропийная стрела времени». Поскольку даже в самых оптимальных процессах какая-то часть энергии рассеивается в виде тепла, она не может быть полностью восстановлена. Иными словами, вселенская «машина времени» постепенно замедляет ход и когда-то должна остановиться, должна наступить «тепловая смерть» — вечный стабильный равновесный процесс при ненулевом, но и неизменном уровне энтропии. Биологи тут же противопоставили физикам свое эволюционное видение мирового процесса, начавшегося с амеб, сине-зеленых водорослей и инфузорий, а в настоящее время существующего на уровне человека, хотя это понятие до сих пор точно не определено. И если физическая эволюция якобы вела к «смерти», то биологическая, начавшаяся с абиогенеза (т. е. возникновения живой материи из неживой) явно шла к чему-то другому. В любом случае ясно: всякий считающийся человеком вне зависимости от критерия, является сложнейшей иерархической системой высочайшей организации, способной приспосабливаться к различным условиям обитания без изменения видовых форм, что ни одно животное (включая приматов) не умеет. В первом приближении суть биологической эволюции можно было бы обозначить так: нарастание организации и порядка. Возник резонный вопрос: за кем истина? За «термодинамиками» или же за эволюционистами? Первую стройную концепцию призванную урегулировать это «противоречие» выдвинул русский ученый А.А. Богданов. Об этом крупном интеллектуале, примкнувшем к большевикам и умершем производя не себе медицинский опыт,[69] можно было бы написать целые тома увлекательнейших приключений, но эту тему мы оставим кому-нибудь другому. Богданов в своем капитальном труде «Тектология. Всеобщая организационная наука»[70] разработал основные принципы системологии, хотя сам этот термин был введен в обиход только в 1965 году. Для начала ХХ века его труд был слишком революционным, поэтому три десятилетия провалялся на полке. Но выдвинутые им общие положения о функционировании любых систем, зависящие в частностях только от их природы, до сих пор никем не опровергнуты и вряд ли будут опровергнуты. Запомним их, так как будем часто к ним возвращаться:

1. Самоорганизация систем на основе обратной связи.

2. Неустойчивость динамического равновесия обусловленная воздействием среды

3. Закономерность возникновения кризисов как пути решения внутренних противоречий в системе

4. Устойчивость систем

5. Прогрессивное и необратимое развитие систем

6. Пространственная и временная непрерывность развития систем

Про системологию опять вспомнили в 40-ых годах, в связи с прогрессом кибернетики. Немецкий ученый Людвиг фон Берталанфи, работавший во времена Третьего Рейха в Венском университете, а затем эмигрировавший в США, развивая идеи Богданова главный упор делает на изучение открытых биологических систем. Понимая, как и Богданов, что все мировые процессы идут (в пределе) по одним и тем же законам, он объединил термодинамику, биологию, физическую химию и кибернетику, став одним из первых, кто применил системный подход к исследованию многофакторных явлений. Идя дальше, он создал современную системологию — науку о функционировании систем, главной задачей которой стала разработка математических моделей описания разного типа систем на основе изоморфизма законов в различных областях знания. Именно он (а не Богданов) считается ее основателем в западном мире, точно так же как Маркони (а не Попов) изобретателем радио. Впрочем, Берталанфи так и не смог решить главной дилеммы: кто «победит» — физика или биология? Но главное он сделал. Было доказано, что все живые организмы являются открытыми системами и описывать их способами существующими в классической термодинамике нельзя. Открытыми они были названы потому, что вынуждены были непрерывно подпитываться энергией из окружающей среды. Берталанфи доказал, что в открытых системах, а таковыми в нашем случае являются как отдельный человек, так и государство, энтропия может и повышаться и понижаться, причем оба процесса могут идти одновременно. Г.Е. Михайловский напоминает, что: «Еще в 1886 г. Больцман писал, что живые существа борются не за вещество и энергию, а за увеличение энтропии в окружающей среде. Этим он более чем на пятьдесят лет предвосхитил высказывание одного из основателей квантовой механики Э. Шредингера о том, что организмы питаются отрицательной энтропией». Здесь мы сделаем небольшое отступление. Дело в том, что термин «отрицательная энтропия» спорный и до конца не определен. Под ним можно понимать стремление системы к упорядоченности, в противовес самопроизвольному движению ее в состояние максимально возможного при данных условиях хаоса. Сейчас в ходу вполне оптимальная на наш взгляд модель: организмы питаются энергией, а выделяют во внешнюю среду энтропию. Далее читаем: «Отрицательная энтропия. Что это такое? <…>Ф. Ауэрбах называл ее эктропией, Л. Бриллюэн говорил об негэнтропии, Н. И. Кобозев ввел понятие антиэнтропии28. Хотя все эти термины далеко не тождественны, они служат одной цели: показать, что термодинамика мертвой природы (в частности, ее второе начало) не исчерпывает всех, а может быть, и даже главных свойств термодинамики живого. Это — лейтмотив первых шагов биологической термодинамики.

1902 г. Н. Умов пришел к выводу, что для термодинамики живой природы с ее стремлением к упорядоченности необходимо новое начало.[71]

1934 г. В. Вернадский говорит о неприменимости принципа Карно к биосфере, энтропия которой падает во времени и к которой, как он считает, только и применимо понятие жизни в полном смысле этого слова.[72]

1943 г. Э. Шредингер замечает: «Жизнь — это упорядоченное и закономерное поведение материи, основанное не только на одной тенденции переходить от упорядоченности и неупорядоченности». (То есть жизнь основана не только на втором начале термодинамики.)»[73]

Берталанфи конечно все это знал, поэтому ввел выражение «Fliessgleichge-wicht» («текущее равновесие»)[74] и положил начало физическому описанию открытых термодинамических систем, не успев, правда, завершить его из-за отсутствия должного математического аппарата. Радикальный шаг в решении этого вопроса предложил в 70-ых годах XX века русский физик Илья Пригожин. Успехи в его начинании обуславливались грандиозным прогрессом кибернетики, который Берталанфи застал уже на излете своей научной карьеры. В конце сороковых годов, когда в Америке начали эксплуатироваться полноценные цифровые компьютеры, а Шеннон и Хартли предложили свои формулы определения количества информации, в свет вышла эпохальная работа У. Росса Эшби «Принципы самоорганизующейся динамической системы».[75] В ней самоорганизация однозначно определялась, как способность систем спонтанно (важнейшее слово! — прим. M.A. de B.) менять свою структуру в зависимости от опыта и окружающей среды, т. е. предполагалось, что такая система должна обладать свойством самообучения, а в качестве реальной модели предлагался механизм становления нервной системе в онотогенезе.