Человек замычал. Перешагнув через него, Андрей включил ночник. Шкафы были раскрыты, из ящиков на пол вывалены бумаги, рассыпанные скрепки, какие-то фигурки, из спальни торчал белый язык пододеяльника.

Он зашел еще в одну комнату. Здесь на стенах также висели картины, какие-то портреты. Медленно, не спеша, осторожно переступая через брошенные веши, он обошел всю квартиру, осмотрев внимательно все углы, туалет, кухню, заглянул под кровать, в шкафы. Только после этого он вернулся в прихожую, погасил свет, достал из-под пальто резиновую маску.

Он вошел теперь уже с этим лицом. Бугристая плешь отсвечивала фиолетовым в мертвенном свете ночника, белые грязные волосы, морщинистые дряблые щеки, крючковатый нос, застывшая улыбка — уродливая горбатая старуха смотрела на него из зеркала.

Медленно эта старуха склонилась над человеком, лежавшем на животе, со связанными за спиной руками, достала из кармана лоскут пластыря. Посреди лоскута, из прорези свисал детский надувной шарик, похожий на презерватив. Так же медленно старуха смотала полотенце с нижней части лица связанного, вынула кляп. Тот задышал ртом, приходя в себя. Ему вставили аккуратно в рот отверстие шарика, плотно заклеили весь подбородок пластырем.

Человек замычал, и шарик надулся немного, превратившись в пузырь. Он закричал, видимо, изо всей силы, но пластырь и пузырь заглушили крик. Старуха, надавив на пузырь, спустила, воздух ему обратно в рот, тот закашлялся. Его подняли, усадили на диван и только теперь смотали полотенце, освободив ему голову. Лицо человека оказалось обычным, лишь на лбу у переносицы ссадина и волосы всклокочены.

Человек замотал головой, дернул связанными руками, связанными ногами, открыл глаза, с удивлением разглядывая пузырь, висевший под носом. Потом поднял лицо, секунду лишь глядел на старуху в кресле, закричал истошно, надувая пузырь, откинулся набок, не переставая кричать, давясь, задергал ногами, словно хотел убежать.

Затихнув, он лежал некоторое время, потом, приподнявшись, снова глянул на старуху, снова закричал, пополз, извиваясь телом, как червяк, вдоль стены…

Так повторилось несколько раз, наконец он затих совсем. Старуха встала, выпустила в него воздух из пузыря, тот захрипел гортанью, носом. Она усадила его снова, сама опять села в кресло напротив. Человек сидел зажмурившись.

— Я задохнусь, — ему приходилось кричать, но выходил глухой шепот, так, словно он говорил, а ему ладонью зажимали рот. Открыв глаза, он закрыл их тут же, снова замычал:

— Не надо! — он мычал долго, снова упал, дергаясь.

Старуха снова усадила его, опять села в кресло.

— У меня ничего нет! — закричал человек и дальше, долго, что-то бессвязное, неразборчивое, снова упал, заплакал хрипло.

Старуха неподвижно сидела в кресле, смотрела на него, улыбаясь мертвенными губами. Человек искоса поглядел на нее, закричал, что было силы:

— Что вам нужно? — закашлялся, захлебываясь воздухом, выходившим из пузыря со свистом через его нос. — Возьмите… Возьмите… На кухне под кафелем сверху! Там все… Только уберите это лицо!

Старуха прошла в кухню, зажгла свет, помогая себе топориком для разделки мяса, оторвала несколько плиток кафеля над раковиной, взяла в маленьком углублении пакетик, разорвала его, там была пачка пятидесятирублевых бумажек. Она погасила свет, вернулась назад, в кресло, бросив деньги на пол.

— Десять тысяч! — закричал человек. — Гады! Гады!!!

Старуха смотрела прямо ему в глаза. Человек лег на бок, зажмурился, сопя, свистя носом, вдруг сказал тонко:

— Уберите, ну… Уберите, пожалуйста! У меня больше ничего нет.

Старуха встала, покачивая огромной головой, склонилась над ним, вдруг быстро прилегла рядом с ним, придвинулась вплотную к его спине.

Человек извивался, кричал из последних сил. Руки старухи обхватили его голову, прижали к дивану.

— Не убивайте! — снова глухой крик. — У меня ничего нет! — он бился, стараясь освободиться.

Но руки держали его, одна обхватила за шею, а другая тихо прошлась по голове. Старуха тихо, медленно гладила его по волосам, нашептывая:

— Я пришла за тобой. Закрывай глаза.

— Пустите меня!!!

— Лежи спокойно. Я обниму тебя покрепче…

Оба замолчали, продолжая лежать в той же позе, лишь старуха все гладила его по голове ласково. Они лежали долго и вдруг в какой-то миг заснули оба, замерли. Ночь тянулась черная, мутная…

Андрей очнулся первый, огляделся, достал из кармана пистолет, осмотрел его. Сев над человеком, затормошил его, усадил, привалив к стене, замычавшего в мокрый пузырь. Тот открыл глаза, закрыл снова, стараясь отвернуться, но старуха открыла ему веки, сунула в нос тонкий ствол «Марголина».

— Нет! — Закричал тихо тот, замотал головой, стараясь отползти, но старуха прижала его к стене, медленно достала обойму, щелкнув, вынула серый патрон, поводила им перед его глазами, потом оттянув затвор, положила в стол. Затвор щелкнул.

— Смотри, — старуха подняла его голову, развернула так, чтобы свет падал в ствол. — Смотри туда внимательно.

— Нет! — закричал человек из последних сил. — У меня ничего нет.

— Я буду с тобой долго. Теперь только я буду с тобой.

— Нет!!!

Старуха снова села напротив него, придерживая за плечи, водила стволом, когда тот пытался закрывать глаза. Так они просидели еще…

Когда он потерял сознание, старуха сходила на кухню, нашла спирт, вернувшись, натерла ему виски. Человек, придя в себя, сидел, привалившись к стене, глядел на старуху, которая, придвинув кресло, так же молча глядела на него.

Застонав, он лег ничком и заплакал тихо, жалобно. Проплакавшись, поднял мокрое лицо, замер. Старухи сидела в кресле и при свете ночника читала какую-то книгу, не обращая внимания на связанного, тихо перелистывая страницы. Пистолет лежал у нее на коленях. Он снова уткнулся в диван, завыл глухо и тоскливо.

Так, друг Против друга, они сидели. Иногда старуха вставала, вынимала из ствола патрон и, поводя по его ушным раковинам, подносила ему к самым глазам, маленький серый патрон, потом снова вставляла в ствол, повторяя:

— Я твоя смерть… Смотри, мое лицо — последнее, что ты видишь.

— Нет, — бессмысленно повторял человек. — У меня ничего нет… Я хочу в уборную.

Вдруг стукнули, громко, один раз. Андрей замер. Стукнули снова, так же. Андрей быстро уложил Игоря на диван, навалил на него одеял, на цыпочках, держа пистолет наготове, пошел в коридор, прислушиваясь. Когда он подошел к двери, стукнули опять, кто-то вздохнул. Он глянул в глазок, но никого не увидел там.

Он стоял, тихо покачиваясь. Тихо взвел затвор и осторожно, бесшумно открыл, отступив назад, приготовился стрелять.

На площадке на корточках сидел Витя, Как только дверь открылась он вскочил и протиснулся в коридор. Андрей захлопнул дверь, обернулся к нему.

Витя вдруг вскрикнул глухо, отшатнулся от него. Андрей дернулся, вдруг догадавшись, сорвал маску, схватив перепуганного Витю за локоть, потащил его на кухню.

— Какого дьявола ты пришел! Идиот, ты понимаешь, что я тебя шлепнуть мог!

На кухне было светло. Витя с испугом смотрел на Андрея, на пистолет в руке, снова на него.

— Отвечай, чего ты пришел! — Андрей тряхнул его, что было силы.

— Вторые сутки уж пошли, — сказал Витя тихо.

— Как? — Андрей глянул в окно.

Солнце садилось за дома. Во дворе было тихо. Витя протянул осторожно руку и дрогнувшими пальцами коснулся его щеки. Андрей сначала не почувствовал, потом дернулся, как от тока.

— Андрюх, — испуганно сказал Витя. — Что у тебя с лицом? Аж синее.

Андрей яростно затер щеки:

— Резина проклятая, — он сел у стола, сгорбился.

— Он живой? — робко спросил Витя.

— Живой… — Андрей с удивлением глядел на него.

— Ты уже пытал его?

— Что!? Да иди ты! Идиот! Ты меня идиотом сделаешь!!! Ты чего пришел?

— Я пожрать тебе принес. — Витя вдруг улыбнулся. — Купил вот дряни всякой! — он достал булку и батон колбасы, вздрогнув, тронул маску. — Я посмотрю его? — он осторожно взял маску, натянул ее.