Если он вернется, то больше никогда не сможет снова уйти.

– Черт, – выругался он и придвинул к себе бутылку. Такого и представить он себе не мог. Работать, жить на ферме за идиотским забором, знать, где он ляжет спать и где проснется.

Рядом с Марией.

Он застонал и, отпив глоток текилы, со стуком поставил бутылку на стойку.

Если он вернется, то больше никогда не сможет снова уйти.

Мария держала на коленях большую коробку. Слезы жгли глаза и падали на картонную крышку. Осторожно сняв ее и положив рядом с собой, она откинула лежавший сверху кусок полотна.

Платье лежало точно так же – идеально сложенное, – как она убрала его год назад. Высокий кружевной воротник казался особенно белым на фоне лифа из темно-красного бархата. Кончиками пальцев она расправила тонкое кружево. Платье такое легкое и женственное в отличие от того, что она носила последние пятнадцать лет. Ряд круглых перламутровых пуговиц шел от верха до талии и оканчивался у белого шелкового пояса.

Ей стало грустно. Но грусть была светлой: платье навевало воспоминания о счастливых днях. Последний подарок, который она сделала матери на Рождество. Она помнила, с какой любовью она выбирала его, пролистывая каталог за каталогом, пока не остановилась на нем.

Мария осторожно вынула платье из коробки. При свете дня бархат заиграл, как дорогое вино в бокале.

«Отодвинув коробку, она встала. Приложив к себе платье, она стала пристально изучать себя в зеркале. Темно-красный бархат подчеркивал молочную бледность ее щек и оттенял коричневый цвет глаз.

«Не коричневый».

Слова Мэта всплыли в памяти неожиданно, но они уже не вызывали у нее чувства гнетущей печали. Лишь грусть о том, что не осуществилось.

– Ах, Мэт, – вздохнула она.

Он ушел и не вернется. Уже много недель она гнала от себя мысли о нем. Но сейчас, стоя перед зеркалом, глядя самой себе в глаза, ей пришлось признать, что он ушел и не вернется.

Удивительно, какое впечатление на нее произвела сейчас такая мысль. Два месяца назад она приходила в отчаяние. Но в последние две недели она каким-то образом повзрослела, что ли. Ей все еще становилось больно при воспоминании о нем, она по нему скучала, может, будет скучать всегда. Но прошлое уже не мешало ей жить. Все происходило не так, как когда-то со Стивеном. Тогда ей было всего шестнадцать, и она не умела смотреть в глаза реальности. Теперь она стала старше, мудрее и достаточно сильной, чтобы выжить. Бешеный Пес ей не нужен. Она любила его, но он ей больше не нужен.

Он научил ее прощаться.

Отвернувшись от зеркала, она скинула мешковатое коричневое платье и надела великолепное рождественское платье, туго завязав широкий белый пояс. Лиф облегал грудь, а широкая юбка мягкими складками спускалась до пола.

Она быстро причесала вьющиеся волосы и завязала их на затылке потрепанной розовой лентой Джейка. Пощипав щеки, чтобы придать им немного цвета, она поспешила вниз.

В кухне, из которой рождественские ароматы разносились по всему дому, праздничный стол заполняли глазированная ветчина, яблочный сидр со специями и пирог с пеканом. Она мельком взглянула на банки с вареньем, желе, соленьями, на картошку, овощи и хлеб и пошла в гостиную, чтобы подождать Джейка.

Комнату она украсила свечками и еловыми ветками. В углу на небольшом столике, покрытом красной скатертью, поставили елку, увешанную стеклянными ангелами, золочеными яблоками, глазированными вишнями и сливами, мерцающую зажженными свечками, которые отражались в темном окне.

– Привет, Мария.

Она обернулась и увидела в дверях Джейка в переделанных по его росту парадных брюках Расса, белоснежной рубашке с черными подтяжками и неумело завязанным галстуком. Рыжие волосы, гладко зачесанные на лбу, курчавились на затылке и шее.

При виде Джейка у Марии сжалось сердце. Он выглядел таким красивым и взрослым, но нерешительным в ожидании ее одобрения. Крошечные царапины от бритвы виднелись на его щеках.

– Какой ты красивый!

Лицо Джейка расплылось в улыбке.

– Ты тоже.

Он подошел к ней, и она взяла его под руку. Вместе они молча подошли к окну. Они ждали. Они все время ждали.

Джейк слегка к ней прислонился, и она его поняла. В этом году они очень старались, как следует подготовиться к празднику, но что бы они ни делали, их повсюду окружали призраки Рождества прошлых лет. Они впервые встречали Рождество без своих родителей.

Мария смотрела в окно, но не видела на стекле кружочков света, отбрасываемого зажженными свечками. За окном угадывались смутные очертания построек фермы. Мир за окном – холодный и безмолвный.

– Он не вернется, – тихо пробормотала Мария.

– Да, я знаю.

– Я рада, что ты со мной, Джейк. – Он откашлялся.

– Я тоже.

Ситуация становилась слишком грустной, и Мария решила немного развеселить Джейка. Она улыбнулась:

– Как насчет того, чтобы приступить к нашему великолепному рождественскому ужину?

– Сначала я хочу сделать тебе подарок. – Мария взглянула на елку в углу комнаты.

– Пойдем к елке на улице.

Он провел ее через освещенный дом на темное крыльцо. Взявшись за руки, они спустились по скрипучим ступеням. Осторожно ступив на землю, она по щиколотку провалилась в мягкий снег.

– Ты ничего не замечаешь?

Мария уловила гордость в его голосе и огляделась.

– Амбар все еще на своем месте, садовый домик такой же белый, поленницы такие же высокие... – Она вдруг ахнула: – Боже мой, Джейк...

– Я его убрал.

Ее взгляд остановился на конце дорожки. Штакетник исчез. Часть фермы полностью открылась. Девственно-белый снег простирался от дома, через дорогу и... до самого горизонта.

У нее слегка закружилась голова при виде бесконечного пространства. Эмоции: страх, восторг, облегчение – захлестнули ее.

– Я не хотел, чтобы ты каждый день на него смотрела.

Еще никогда она не испытывала таких всепоглощающих чувств теплоты и радости, которые вызвали у нее простые слова Джейка.

– Мне никогда и в голову не приходило, что его можно убрать, – тихо удивилась она, – а собственно, почему?

– Я подумал, что, если его не будет, может быть... – В зеленых глазах Джейка она прочла надежду и страх.

Интересно, мелькнула у нее мысль, а какой видится она ему? Наверное, тридцатилетней старой девой, тоскующей по человеку, который ее не любит, которая не может покинуть собственную ферму. Ей стало стыдно.

– О чем ты подумал?

– Я подумал, что, может быть, если не будет забора, ты сможешь когда-нибудь выйти за пределы фермы.

Выйти за пределы фермы.

Этих слов она не ожидала, но они засели у нее в голове. Подняв подбородок, она посмотрела на снежную равнину, расстилавшуюся за ее фермой до самого горизонта. Забора, который мог бы ее остановить, теперь уже не существовало, не надо больше отодвигать задвижку и открывать ворота. Нет ничего, что бы напоминало ей о ее неразумном, глупом прошлом.

Она представила себе, как покинет ферму. Страх сжал сердце. На лбу выступил пот. Но страх не такой жесткий, а менее удушающий и панический.

– Может, и смогу.

У нее вдруг появилось невероятное чувство надежды. Впервые за много лет она поверила, что такое действительно возможно. Нелегко, но возможно. Мир больше не пугал ее. Если она попрактикуется, будет делать каждый день по нескольку шагов, может, ей и удастся...

– Может быть...

– Я люблю тебя, Мария. Веселого Рождества!

Она посмотрела на него сквозь слезы и крепко его обняла.

– Я тоже тебя люблю, Джейк. Веселого Рождества!

Бешеный Пес увидел ферму еще издалека и остановился. Приземистый дом торчал посреди бесконечных заснеженных полей. От него в разные стороны разбегались десятки покрытых снегом яблонь.

Он улыбнулся. Он дома.

Но потом улыбка постепенно погасла. Что-то здесь не так. Да нет, вроде все на месте: яблоневый сад, дом, амбар. Что же изменилось?