Он закинул петлю, когда ее лицо исчезло под водой. Та обосновалась вокруг ее протянутой руки, и он яростным движением затянул ее, петля сократилась почти до ничего на ее узком запястье.

– Назад, назад! – завопил он лошади, которая уже напряглась под весом, который почувствовала.

Ее тянули под водой к берегу, и наконец, вытащили. Риз упал рядом с ней на колени, в глазах стоял ужас, пока она не начала, задыхаясь, откашливаться и исторгать воду.

– С нами все будет в порядке, – свирепо сказал он, работая над узлом на запястье, чтобы освободить ее. – Все, что нам нужно, это добраться до дома, и мы будем в порядке. – Он не позволил себе даже подумать о том, что они не смогут это сделать. Несмотря на то, что они находились недалеко от дома, это отнимет все его силы.

Он слишком замерз, чтобы поднять ее, поэтому доволок ее до грузовика. Ее глаза продолжали закрываться.

– Не засыпай, – резко сказал он. – Открой глаза. Борись, черт возьми! Борись!

Ее серые глаза открылись, но в них не было никакой осмысленности. К его удивлению, ее кулак сжался, и она замахнулась на него, повинуясь его грубой команде.

Риз открыл дверь грузовика и наполовину закинул, наполовину затянул Маделин на сиденье. Она растянулась поперек него, заливая водой.

Риза слегка подтолкнула его лошадь. Если бы животное не было так дорого ему, он оставил бы его здесь, но целая жизнь заботы о своем домашнем скоте побудила его привязать узды к заднему бамперу. У него не получится ехать быстрее того, чтобы лошадь могла с легкостью поспевать за ними, хотя все инстинкты кричали ему, что он должен спешить и доставить их обоих в тепло.

Он затащил себя на сиденье за руль и включил зажигание, затем изо всех сил попытался повернуть выключатель, включив печку на полную мощность. Из вентилей полился горячий воздух, но он слишком окоченел, чтобы его почувствовать.

Они должны избавиться от своей одежды. Ледяная влажность лишь вытягивала еще больше тепла из их тел. Он начал сражаться со своим пальто, выкрикивая Маделин приказы делать то же самое.

Каким-то образом она сумела сесть, но почти лишилась координации. Она была в воде еще дольше, чем он. Ему нелегко было справиться, но к тому времени, когда он оказался голым, она слабо скинула свое тяжелое пальто, на котором уже образовались ледяные кристаллы, на пол.

Он взялся за ее пуговицы.

– Давай, любимая, мы должны раздеть тебя. Одежда только сильней тебя заморозит. Ты можешь говорить со мной? Скажи что-нибудь, Мэдди. Говори со мной.

Она медленно подняла одну руку со сжатыми в кулак пальцами, всеми кроме одного – среднего. Он взглянул на непристойный или намекающий на кое-что жест – в зависимости от того, как это воспринимать – и, несмотря на серьезность ситуации, из его горла вырвался взрыв грубого смеха.

– Я посажу тебя на него, милая, сразу же, как только мы согреемся. – В ее глазах заблестели искры, давая ему надежду.

Его начала мучить конвульсивная дрожь, и зубы застучали. Мэдди не дрожала, и это было плохим знаком. Когда Риз выезжал зимой, в грузовике всегда находились одеяло и термос с кофе, и он вытянул одеяло из-под заднего сиденья. Даже самое простое движение превращалось в сражение, требующее все силы, но он, наконец, вытащил его и наспех высушил их так хорошо, насколько смог, после чего завернул ее в одеяло.

Дрожащей рукой он открыл термос и налил в колпачок немного кофе, от которого еще шел пар, затем прижал его к губам Маделин.

– Пей, крошка. Он приятный и горячий.

Она сумела проглотить немного, и он сам допил оставшееся, затем налил еще чашку. Он мог чувствовать, как кофе обжигает желудок. Если он не приведет себя в форму, чтобы двинуться на ранчо, то никто из них этого не сделает. Он сражался со своими трясущимися руками, пока не осилил всю чашку, затем налил еще и уговорил Маделин взять ее. Это было все, что он пока мог сделать. Он сосредоточился и завел грузовик.

Это была медленная поездка. Его трясло так сильно, что тело ему не повиновалось. Он был немного дезориентирован, иногда не мог сказать, где они находятся. Маделин, наконец, начала дрожать, совместный жар вентилей и кофе немного привели ее в себя.

Дом никогда не казался ему настолько притягательным, как сейчас, когда, наконец, предстал перед глазами, и он направил грузовик прямиком к нему, не разбирая дороги. Риз припарковался как можно ближе к черному ходу и голышом обошел вокруг грузовика, чтобы выволочь Маделин через пассажирскую дверь. Он не чувствовал снег под босыми ногами.

Теперь она немного могла идти, и это помогло. Обняв друг друга, они наполовину вползли, наполовину поднялись на веранду, потом вошли в подсобную комнату. Нижняя ванная располагалась прямо поперек этой комнаты; он втащил туда Маделин и прислонил к стене, поддерживая одной рукой, пока другой включал горячую воду, наполняя ванну. Когда начал подниматься пар, он повернул кран с холодной водой, надеясь, что все отрегулировал правильно, иначе они ошпарятся. Его руки были настолько холодными, что он просто не мог понять температуру воды.

– Забирайся в ванну.

Она сражалась со своими коленями, и оставшуюся часть пути Риз тянул ее вверх, но в самом конце им обоим было проще, буквально, переползти через край ванны в испускающую пар воду. Маделин сидела перед Ризом, между его ног, откинувшись спиной ему на грудь. По ее лицу побежали слезы, когда теплая вода коснулась холодного тела, болезненно возвращая его к жизни. Риз позволил своей голове откинуться назад, прислонившись к стене, и до скрипа стиснул зубы. Они должны вынести боль, потому что так это необходимо; здесь не было никого, кто мог бы позаботиться о них. Это был самый быстрый способ согреться, но он не был приятным.

Боль в конечностях стала медленно слабеть. Когда вода наполнила ванну настолько, что стала переливаться через край, он закрыл кран и погрузился глубже так, что его плечи оказались под водой. Волосы Маделин плавали на поверхности, как мокрое золото.

Он сжал ее в объятиях, стараясь вобрать в себя ее дрожь.

– Лучше?

– Да. – Ее голос был низким и более хриплым, чем обычно. – Это было близко.

Он повернул ее в своих руках и прижал к себе с едва контролируемым отчаянием.

– Я планировал приберечь этого быка для разведения, – произнес он, – Но теперь сукиного сына придется кастрировать[10], если он выживет.

Она сумела улыбнуться, ее губы переместились к горлу Риза. Вода плескалась у ее подбородка.

– Никогда не избавляйся от той лошади. Она сохранила наши жизни.

– Я предоставлю ей самое большое стойло до конца ее жизни.

Они лежали в воде, пока та не начала остывать; тогда он вынул пробку и заставил Маделин подняться на ноги. Она все еще выглядела сонной, поэтому он поддерживал ее, пока задергивал занавески и включал душ, позволив воде заструиться вниз на их головы. Она просто стояла в его объятиях, опустив голову ему на грудь, как стояла множество раз, но этот момент был бесконечно драгоценен. На сей раз, они обманули смерть.

Вода лилась на них дождем. Он поднял лицо Маделин и взял ее рот, нуждаясь в ее вкусе, ее прикосновениях, убеждая себя, что с ними, действительно, все в порядке. Он невероятно близко подошел к тому, чтобы потерять ее, даже ближе, чем к собственной смерти.

Когда пошла горячая вода, он выключил кран и потянулся к полотенцам, одним обернув ее мокрые волосы, и используя другое, чтобы высушить все остальное. Хотя теперь к ее губам и ногтям вернулся цвет, она все еще немного дрожала, и он поддерживал ее, когда она аккуратно выбиралась из ванны. Он взял еще одно полотенце и начал вытирать собственную голову, постоянно наблюдая за каждым ее движением.

Маделин чувствовала себя согревшейся, но невероятно вялой. У нее было не больше энергии, чем если бы она выздоравливала от чудовищного гриппа. Больше всего на свете ей хотелось улечься перед огнем и проспать целую неделю, но она знала о гипотермии достаточно, чтобы побояться решиться это. Она сидела на сиденье туалета и наблюдала, как он вытирается, сосредоточившись на великолепной силе, сделавшейся от его наготы более очевидной. Сейчас Риз давал ей причину бороться со своей вялостью, так же, как делал тогда, когда она находилась на дне водоема.