Геннадий особого энтузиазма по поводу моего звонка не проявил. На лесть мою он тоже не отреагировал, заметив, что почему-то Семен и Света вспоминают о взаимовыручке, только когда это требуется им самим. Я попробовал извиниться и вежливо ретироваться, но Геннадий деловито осведомился, куда ему подъехать и не могу ли я изложить суть просьбы по телефону. Я промямлил, что мне необходимо срочно попасть за город, а моя машина безнадежно сломалась и я не могу ехать через вокзалы, полные милиции… Все остальное, сказал я, при встрече.

Геннадий иронично хмыкнул: если это какие-то сомнительные мероприятия, он сразу уедет. Мы условились о месте, он велел, через полчаса встречать синие «Жигули» и, не слушая моих междометий, повесил трубку.

Приехал он минута в минуту. И не один. Рядом сидела женщина, выглядевшая явно можно своих лет. Геннадий тоже казался моложе Семена.

— Это моя жена, Оля — представил он приветливо улыбнувшуюся женщину, протянувшую мне через спинку сиденья смуглую ладонь. — Ни в какую не хотела меня одного отпускать, пришлось взять с собой. Ты не против?

Он оказался простым и открытым парнем, впрочем, как и его супруга, которая извинилась за своего мужа, так отозвавшегося о Свете и Семене.

— А что я сказал не так? — обиделся Геннадий. — Они почему-то всегда звонят, когда попадают в какие-то истории. Помнишь, у Семена были финансовые неприятности на службе? А потом квартиру они покупали. Потом у Светы тоже что-то с деньгами произошло. Так они всех на ноги поставили, им каждый помог. Светку, можно сказать, за уши вытащили. А как Николай тяжело заболел и ему потребовалось операцию за границей делать срочно, так все откликнулись, а Света с Семеном — молчок.

— Гена! — воскликнула Оля. — Как тебе не стыдно? Да мало ли какие обстоятельства у них могли быть!

— А! — отмахнулся Геннадий. — У них всегда обстоятельства. А когда Вера деньги казеные потеряла? А когда Смирновым собирали все кто сколько мог, у них жулики квартиру обокрали… А, да что там…

Он замолчал. Сердито сопел. Оля спросила меня:

— А вы давно Семена знаете?

— Да я его совсем почти не знаю, — вполне искренне ответил я. — По службе немного. Потом мы в одну неприятную историю вместе с ним попали.

Я тут же прикусил язык, но супруги сделали вид, что не обратили внимания на мои слова. Не стали у меня ничего выспрашивать, только поинтересовались, куда мне попасть нужно. Геннадий, услышав, присвистнул.

— Знаешь, мне туда сегодня не с руки мотаться. Я утром должен одну работу успеть сделать, я машины ремонтирую…

Я тут же принялся извиняться и полез из машины, но Геннадий поймал меня за рукав:

— Ты куда, чудак-человек? Если я сам не могу, это ещё ничего не значит. Ты на мотоцикле гоняешь?

— Ну, как сказать, — замялся я, поскольку давно не пытался оседлать железного коня.

— Ну ладно, — засмеялся Геннадий. — А как насчет «Запорожца»? С ним справишься?

— Ну, с этой техникой, наверное, справлюсь, — более уверенно сказал я. — Там хотя бы колеса четыре.

— Значит, сделаем так… «Запорожец» — это наша с Олей машина. Она стоит в гараже, как раз недалеко от нужного тебе шоссе. На гараж поближе денег не хватило. Мы тебя туда подкинем, возьмешь машину, а как управишься — позвонишь, я к вечеру заберу. Годится тебе такой вариант?

Мне сейчас все годилось. Я стал совать Геннадию в залог паспорт, имевшиеся в кармане деньги, но он с негодованием все отверг.

— Человеку в беде помочь — это святое, — пресек он все мои попытки.

— Но вы же меня совсем не знаете! — поразился я.

— Почему не знаем? — усмехнулась Оля. — Мы же ехали вместе в машине. И потом хороший человек всегда виден.

Слов у меня не нашлось. Мы заехали на самую окраину Москвы, где на продуваемом всеми ветрами пустыре стояла горстка гаражей за дырявым бетонным забором. Мы прервали дорожный разговор, который в основном вели Оля и Гена, рассказывая истории из детдомовской жизни, о своих троих детишках. Я с удовольствием слушал. Меня они вопросами не мучили, и на том спасибо, врать им ужасно не хотелось.

Гена выгнал из гаража свой видавший виды «Запорожец».

— Семейный! — гордо сказал хозяин, хлопнув его дружески по капоту.

Курносый автомобильчик закачался, а я почему-то подумал, что мотоцикл не так уж и сложен в обращении. Но Гена уже вручил мне ключи и даже вынес из гаража запасную канистру бензина: дорога-то неблизкая.

Я растроганно попрощался с этой чудесной парой, с простыми и симпатичными людьми, к которым я за какие-то полчаса прикипел сердцем и узнал о них почти все, настолько они были открыты. Я стал усиленно благодарить их за помощь и доверие, на что Геннадий хлопнул меня по плечу и сказал:

— Ладно, брат, давай рули. На том свете угольками сочтемся. Ты, значит, звони. Ну, бывай!

И я поехал в сгущающиеся сумерки, полный нежности к этим светлым людям и беспокойства по поводу того, что меня ожидает на даче. Я почему-то вспоминал все время Нину, её лицо, волосы, руки…

Я так задумался, что проскочил поворот к даче. И к счастью. Сегодня меня действительно кто-то вел. Когда я хотел вернуться, то заметил подальше несколько машин милиции, над лугом летал вертолет, высвечивая место гибели Ухина. А мне навстречу медленно ехал трейлер, тащивший прошитую пулями машину банка. Перед трейлером крутила мигалками милицейская машина, сзади две Машины "Скорой помощи" и спецперевозка. Замыкали шествие несколько машин и автобусов с милицией.

Я ехал в потоке замедливших движение машин, их подгоняли суровые регулировщики.

"Ну, завтра здесь начнется такой тарарам!" — пронеслось у меня в голове.

Но сейчас мне надо как-то пробираться к своим. Я, конечно, мог плюнуть и ринуться мимо постов, но это было чревато. Я напрягся и вспомнил, что с дорогой, ведущей к даче, сливалась ещё одна, которая выскакивала из леса слева. Значит…

Я проехал дальше по шоссе, свернул направо, значительно удалившись от вертолета и постов. Правда, какое-то время он служил мне хорошим ориентиром, но потом я стал беспокоиться, не заметил ли он сверху свет фар в стороне от интересующей их дороги и мою одинокую маленькую машину. Но вертолету, как видно, было не до нее. Вскоре он и вовсе погасил прожектор и исчез, видно, улетел на базу, да и вряд ли стали бы затевать поиски ночью.

Значит, до утра у нас есть время, и мы должны вырваться, пока облава не захлестнула нас петлей. Я нервничал, потому что двигался интуитивно, почти на ощупь, петлял, пару раз ухнул в ямы, из которых с трудом выбрался. Нет, ребята, все-таки «Запорожец» — это танк! Не зря его прозвали еврейским броневиком. Он кряхтел, сопел, стонал, но вез исправно.

Мне, как показалось, удалось-таки выбраться к нашей дороге, по моим представлениям, она вот-вот должна появится. Фары давали свет совсем неяркий, и приходилось напрягать глаза до боли.

Кустарник встал стеной перед носом совсем внезапно. Я завернул руль, но машину уже понесло. Она проломила кусты и пошла юзом к открывшемуся за ним обрыву. Я давил на тормоз, крутил баранку, но бесполезно. Машина продолжала двигаться по скользкой глине и мокрой траве. Обрыв неотвратимо приближался. «Запорожец» завис над ним боком, качаясь, как пьяный. Я распахнул двери и, прежде чем автомобиль полетел в темноту обрыва, успел выброситься.

Я упал плашмя на крутой склон и зацепился руками за траву. Но меня почему-то со страшной силой тащило вниз. Я с ужасом видел, что машина медленно сползает, выворачивая с корнем попадавшиеся на пути кусты. А я зацепился брюками за что-то внутри! Еще секунду-две — и я полечу, подминаемый тяжестью железа.

Я дико заорал и изо всех сил дернул ногу. Кажется, я оторвал здоровенный клок от штанов, зато освободился! Дергаясь, я уже сполз на склон, и теперь все мои попытки удержаться за траву не приводили к успеху.

Лететь пришлось с большой высоты и далеко. А ещё темно и неприятно. Когда я упал, то оказалось ещё и весьма больно. Я даже на миг потерял сознание.