— Я вот ем без ножа. И сижу в трусах за столом. А ты мне даже замечания не делаешь, — выговаривал он Вере.

— А ты в трусах мне больше нравишься, — ворковала Вера.

— Люди зачем друг с другом живут? — неожиданно спросил Валера.

— Кто как, — промурлыкала Вера. — Я с тобой — для секса.

И она фыркнула пивом, захохотала, утерлась полой халата, обнажив полную белую коленку.

— И не совестно тебе? — поморщился Валера.

— А что? Нормальное слово. Не нравится — могу другое сказать. На ту же тему.

— Обойдусь, — отказался Абдрыков. — Люди живут друг с другом, чтобы друг друга как-то… Как-то урезонивать. Сдерживать. Человек, если его никто не сдерживает, становится скотиной!

— Это пусть чужие друг друга сдерживают, а мы свои, — насупилась Вера. — Я не поняла, ты чем-то недоволен? Хочешь к Татьяне вернуться? Я не держу. Только ты с ней сам не выдержишь. Она-то как раз тебя сдерживала — кто жаловался? Ты жаловался! Она тебя шпыняла вечно: то нельзя, это можно, то обратно нельзя!

— Потому что ее беспокоил мой… облик! Моральный и физический! А тебе все равно!

— Мне не все равно! — закричала Вера, разом потеряв умильность взгляда. — А если ты такой гад неблагодарный, так и скажи! Его же кормишь, он же и ругается!

Валера вместо ответа начал ожесточенно жевать. И примирительно сказал:

— Вкусно вообще-то.

— Ладно, — сказала Татьяна Гоше. — Толку от тебя не добьешься, я смотрю. Но ты не думай, я беспамятством твоим пользоваться не хочу. Я женщина честная. Я даже в магазине никого не обсчитываю, не обвешиваю, ночную наценку делаю только на кое-что. По мелочам. А не буду делать, тогда сплошная недостача. Потому что у продуктов срок годности, надо списать. Иногда списываю. А убыток на кого? На меня, что ли? Вот и кручусь. Это что, воровство?

Вопрос был, конечно, выражаясь грамотно, риторический, но Гоша подумал, что спрашивают его. И ответил:

— Да.

— Очень приятно! — поблагодарила его Татьяна за такой отзыв. — Короче, так. Видишь эти деньги? Я их прячу. И когда ты в память вернешься, я тебе их верну, понял? Все до копейки! То есть до доллара! Понял?

— Понял.

— Ну и хватит прохлаждаться. Раз ты пока остался, будешь мне помогать! Вас трое на моей шее, а я одна!

Тут Татьяна обратила внимание, что Гоша читает газету, постеленную на стол поверх скатерти. И одобрила:

— Правильно. Читай, понимай про жизнь. Правды ты там, конечно, не найдешь, но фактов много. Может, чего и вспомнишь.

И начал Гоша помогать Татьяне.

Она привела его в теплицу и, показав, как обращаться со шлангом, спросила:

— Полить сумеешь?

— Сумею…

И в результате улил все так, что устроил потоп. Да еще и очень этому радовался.

Татьяна ругалась, отняла шланг, выгнала из теплицы.

Велела, раз уж строгать научился, заменить один столб у навеса над машиной.

Гоша рад стараться: выстрогал хороший столб, а с прежним поступил глупо — взял и выдернул, ничем не подперев крышу. Она и завалилась, помяв и без того мятый “Москвич”.

В общем, один урон от него.

Вечером Татьяна с подругой Лидией смотрели по телевизору передачу “Жди меня”. Гоша и Толик в соседней комнате поочередно читали вслух книгу.

— “Золотой ключик”, что ли, читают? — прислушалась Лидия.

А передача уже заканчивалась. О Гоше не объявили, фотографии не показали.

— Чего ты хочешь? — спросила Лидия. — Представляешь, сколько им писем поступает? У нас полстраны в пропаже. Хоть бы мумий мой пропал тоже.

— Опомнись, ты что? — удивилась Татьяна такому пожеланию.

— А чего? У Даши Пузыревой вот пропал муж. Подозрение на убийство, но не доказано, трупа нет. Она подала заявление на потерю кормильца при грудном ребенке. И что вышло? Поскольку он был служащий с твердой зарплатой, стали выплачивать половину! А там половина больше, чем у моего целая! — Лидия лирично, как всегда, вздохнула. — Ты представь: мужняя зарплата есть, а мужа нету! Сказка! У Дашки теперь друг завелся, молодой, красивый. Говорит — давай поженимся. А она: я что, дура, у меня сразу пособие отнимут!.. Я бы тоже себе кого-нибудь завела… В смысле — постоянно.

Лидия в очередной раз вздохнула, глянула на Гошу через открытую дверь и спросила:

— Хоть что-то у него проявилось?

— Да ничего. Вот, бумажка какая-то, — показала Татьяна клочок.

Лидия взяла, приблизила к глазам:

— Нев Йорк, — прочитала она. — Нев Йорк—Москов. Нью-Йорк—Москва, значит. Посадочный талон от билета, я помню, летала лет семь назад с одним мужчиной, — и она опять вздохнула, вспомнив этого мужчину. — К заграничному морю летали… Значит, непростой человек твой Гоша. Может, он пропавший миллионер, а?

— Кто его знает… — неопределенно сказала Татьяна.

— И не пьет?

— Нет.

— И не курит?

— Не курит.

— От одного этого — какая экономия! — покачала головой Лидия.

И засобиралась домой.

Когда она пришла, муж ее, Петр, уже спал.

Он и впрямь был похож на мумию: очень худой, кожа смуглая, глаза ввалились. Работал он на небольшом нефтехимическом производстве по переработке отходов жидкого топлива обратно в топливо. Работа ему не нравилась. Зарплата тоже не нравилась. И коллектив не нравился: никакой дружбы, все люди временные. Ему, если говорить глобально, не нравился город Чихов и даже вся страна Россия. Вот уже который год он мечтает поехать на остров Шпицберген, добывать там нефть и получать четыре тысячи долларов в месяц, как получает один родственник из города Орла, но, чтобы начать оформляться, надо получить справку о здоровье, а здоровье у Петра сильно подорвано алкоголем. Конечно, можно не пить месяц или два, но Петр опасался, что от резкой перемены образа жизни он станет совсем больным.

Лидия, взяв брюки мужа со спинки стула, чтобы прибрать их, вдруг замахнулась на Петра, будто желая ударить. Тот открыл глаза.

— Лида… Привет… Ты чего?

— Мух отгоняю. Спи, мумий!

На следующее утро Татьяна дала Гоше поручение: отвезти в будку, где продавали сжиженный газ, пустой баллон и купить полный с вычетом суммы за сданный.

— Все понятно? — спрашивала.

— Все.

И Гоша повез баллон на тележке.

Справился хорошо: сдал пустой баллон, купил новый с вычетом суммы за пустой.

А на обратном пути встретился с Лидией.

— Все-таки неудобно в таких домах, — сказала Лидия, поздоровавшись. — У нас газ сам собой поступает. Открыл, зажег, без проблем. А вы, может, вообще в особняке жили? Зимний сад, джакузи всякие, бассейн во дворе. Не припоминаете?

— Бассейн — это хорошо, — сказал Гоша.

— Что, был бассейн? Личный, да? Ну точно, миллионер! — Лидия в этом уже ничуть не сомневалась, поскольку ей этого очень хотелось. И она сказала с приятной улыбкой:

— Георгий, а может, вы не туда попали? Может, у вас была другая женщина? Может, у вас были отношения? Вы допускаете?

— Не знаю…

— А у меня вон там дом, — показала Лидия на панельную пятиэтажку, крыша которой виднелась за высокими тополями. — То есть квартира в этом доме. Воздух тоже свежий, как тут, а условия городские. Зайдете посмотреть?

— Мне нужно газ отвезти.

— И отвезите, я не против. Не с газом же, в самом деле!

Татьяна, вернувшись домой, обнаружила у крыльца тележку и баллон.

А Гоши не было. Ни в доме. Ни в саду.

Она вышла на улицу, озиралась.

Через забор из своего сада ее окликнула Эмма Петровна Обходимова:

— Своего ищешь, Таня?

— Какого своего? Нет у меня никакого своего, Эмма Петровна!

— Ну, чужого, — исправилась Обходимова. — Чужой с твоей подругой ушел. С Лидой.

— Куда? Зачем?

— К ее дому пошли. А зачем — откуда ж я знаю? Мне это даже и неинтересно.

Лидия ввела Гошу в свою квартиру и широко повела рукой:

— Вот мои апартаменты. Ой.

Это она стукнулась рукой о косяк своих апартаментов.