Почему и за что? Объяснение простое: тюремное начальство, изучив сопроводительные документы, сразу поняло, что Кумилкин не виноват. А оно знало: человек, сидящий безвинно, обиженный, склонен к беспорядкам и вообще социально опасен. Поэтому, чтобы заключенный отбывал срок послушно, с осознанием его заслуженности, начальство быстро оформило Кумилкину добавочный год за злостное и умышленное нарушение режима, заключавшееся в укрытии под подушкой заточки. Дал Юрию заточку один кореш, выходивший на волю, дал на память, не знал же Кумилкин, что сразу же после исчезновения кореша в бараке будет шмон по шконкам. Зато винить некого: не надо было брать в подарок холодное оружие!
И все же у Юрия было ощущение, что сидел он зря. Тем более жена, хоть и сделала все для его спасения, не дождалась, вышла за другого. Тогда-то он и захотел взять кассу и залечь на дно.
Касса нашлась на территории кирпичного завода — навели добрые люди. Она плохо охранялась, и туда можно было проникнуть через подвал. Юрий выгреб всю наличность, которой, увы, хватило лишь на дюжину бутылок водки, и залег на дно, то есть у одной знакомой чмары, а под утро его замели, легко отыскав с помощью служебной собаки. Но зато он шел в тюрьму уже уважаемым человеком, не по бытовухе, не мужиком.
Освободившись, год жил тихо, выжидал и высматривал. И высмотрел солидную и верную кассу — в помещении местного отделения одной партии, которую щедро финансировали из Москвы. Денег там всегда уйма! — уверял Юрия хмельной юный функционер с чубчиком, которого Кумилкин пас и обхаживал два месяца. Юрий хорошо подготовился, аккуратно взломал дверь, вскрыл сейф и ничего, кроме пустоты, не увидел. Недоумевающий, он вернулся домой, где его через пару часов и взяли. В сизо Кумилкин прочел ехидно подсунутую ему следователем местную газету со статьей и фотографией функционера с чубчиком; тот горестно рассказывал, что партия потеряла несколько миллионов рублей…
И понял Кумилкин, что мечта его несбыточна, поэтому и стал после освобождения вести относительно честный образ жизни и строить планы о семейной гостинице…
Тряхнув головой и освободившись от раздумий, Юрий предложил:
— Взял бы взаймы у Татьяны?
— Не даст.
— А ты попробуй.
7
Гоша попробовал, и, удивительное дело, Татьяна дала.
В доме Одутловатова и Кумилкина вечером был пир: водка, пиво, колбаса, огурцы маринованные, килька пряного посола.
Кумилкин, пока гость не опьянел, начал его прощупывать.
— Зона — понимаешь, что такое? Помнишь?
Гоша покачал головой:
— Смутно…
— А это что? — показал Кумилкин колоду карт.
— Стирки, — выскочило у Гоши.
— Верно! — обрадовался Кумилкин. — Я сразу почуял, ты наш человек! Так, может, сметнем в буру или в секу?
— В буру втроем надо как минимум.
— Я не буду, — отказался Олег Трофимович. — Я ваших воровских игр не знаю.
— Ну, тогда в секу, — предложил Кумилкин, кинув для пробы по три карты за себя и партнера и открыв их. — Надо же, как ты меня сразу сделал! Ну — всерьез?
— По масти считаем или по цене?
— Сечешь! По масти!
— С джокером или шахой?
— Джокера нету, пусть шаха будет. Трефовая.
— Идет. На кон сколько?
— Полтинник для начала. Только у меня нет, — огорчился Юрий. — На интерес разве?
— На интерес в секу беспонтово метать.
— Ну, дай взаймы на ставку.
— А если я сразу выиграю?
— Буду должен — или я падла!
— Ладно.
И они начали играть.
Одутловатов с интересом смотрел, ничего не понимая.
Гоша неведомым образом вспомнил все тонкости игры, он играл умело, но азартно, а Кумилкин хитро, расчетливо.
Игроки вошли в раж, то и дело восклицали:
— Проход! Пас! Свара! Вскрываюсь! Втемную!
Смотрит Одутловатов на Гошу: цигарка в углу рта дымится, глаз прищурен, голова набок, ну — урка уркой!
Да и Кумилкин нахваливает:
— Жох ты, Гоша, я смотрю! В больших ходил!
— Да уж не шестерил, не ссучился! — важно отвечает Гоша голосом бывалого сидельца.
И играет уверенно, четко. Как выиграет кон — Кумилкин бурно горюет, матерится, рвет на себе волосы. Как проиграет, Кумилкин быстро это замнет, сдает по новой. И полное ощущение, что Гоша почти все время в выигрыше.
Но почему-то оказалось, что он довольно быстро проиграл всю свою наличность и начал играть в долг. От огорчения он выпивал все чаще, но так, чтобы язык и руки шевелились, а голова соображала.
Под утро обнаружилось, что он проиграл Кумилкину, если считать в долларовом эквиваленте (ибо для простоты к концу начали ставить именно доллары, хоть их и не было), тысячу тридцать четыре с копейками. С центами то есть.
Мелочь Кумилкин великодушно простил, а тысячу потребовал отдать завтра же.
— И попробуй только сказать, что ничего не помнишь!
8
Татьяна ждала Гошу и нервничала: ей на работу идти в магазин, а его все нет.
И вот явился: пьяный и наглый.
— Привет. Извини, я немного… Бывает. Ты слушай. Дело есть. Долг чести — тысяча. Кумилкину проиграл.
— Не дам!
— Верну, радость моя! — сфамильярничал Гоша.
— Отстань от мамки! — послышался грозный голос.
Гоша удивленно повернулся.
Костя стоял в двери комнаты, расставив ноги. Из-за него выглядывал заспанный Толик.
— Ты чего, штырь? — удивился Гоша. — Ты иди обратно спать, пока я добрый! А то дам щелчка — и будет во лбу дырка.
Гоша поднял руку, чтобы дать Косте щелчка. Не для того, конечно, чтобы сделать дырку, а так, шутливо.
Но Костя шутки не понял. Дернул за руку, сам изогнулся, скакнул под Гошу, и вот Гоша лежит на полу, а Костя стоит над ним.
— Ты чего сделал, малолетний? — растерянно спросил Гоша, с трудом поднимаясь на пьяные ноги.
— Прием применил.
— Какой прием?
— Ты сам научил.
— Не он, а Гоша, — поправил Толик.
— Это тоже Гоша, — сказал Костя.
— Это другой, — не согласился Толик.
— Ладно, спите дальше! — прикрикнула на них Татьяна.
И, подумав, сказала:
— Хорошо, тысячу я тебе дам. Я тебе и остальные дам… — она запнулась. — Нет, не так.
Она села к столу, вырвала листок из тетради и написала: “Я Татьяна Викторовна Лаврина обязуюсь вернуть “Гоше” (поставила почему-то кавычки), когда он вернется в память то что у него было а до этого храню на сохранении”. Подумала и добавила: “Как в банке”. Поставила число и подпись. И подала Гоше:
— На, спрячь. И уходи.
Гоша прочел, ничего не понял.
— А что было-то?
— Неважно.
— Но тысячу дашь?
Татьяна достала тысячу рублей:
— Подавись! И проваливай.
— Ты не поняла. Тысячу долларов я проиграл! Святое дело, долг! Порежут!
Татьяна опять подумала. Приказала:
— Выйди.
И через некоторое время вынесла во двор требуемую сумму.
— Вот. И навсегда исчезни!
9
Гоша, радостный оттого, что так быстро и легко все уладилось, отправился к Кумилкину. Тот спал, утомленный игрой и выпивкой. Спал и Одутловатов, хрипло дыша.
Прикорнул рядом с ними на полу и Гоша.
Кумилкин проснулся после полудня первым и тут же растолкал Гошу:
— Принес?
— Принес.
Кумилкин не верил своим глазам, щупал, считал, показывал продиравшему глаза дяде:
— Ты глянь! Я же говорил, кассу взял человек! Взял, да, Гоша? А ведь наверняка больше было! Ты вспомни!
— Не помню, — мрачно сказал Гоша, болея с похмелья.
Кумилкин понял его состояние и тут же сгонял за поправкой.
Подлечившись, они сели и с увлечением стали обсуждать, какие стройматериалы купить для починки дома, ибо на постройку нового все-таки маловато.
— Шифером покрыть, — предложил Одутловатов. — Листов сорок надо.
Записали шифер.
— Вагонкой обшить дом, — дельно толковал Одутловатов. — Метров восемьдесят квадратных.
Записали вагонку.
— Фундамент переложить, — не отставал в строительной мысли и Кумилкин.