Офицер, отвечающий за прием спасенных, ответил утвердительно.

Взревели мощные трубы «Амацукадзе», и эсминец стал быстро отходить от погибающего авианосца.

Мы успели пройти едва ли метров 500, как «Рюдзе» опрокинулся и исчез в океанской пучине. Образовавшийся на месте гибели авианосца огромный водоворот подхватил «Амацукадзе» и стал кидать эсминец из стороны в сторону. Я страшно испугался, что может произойти что-нибудь очень серьезное и еле-еле справился с управлением, выведя корабль из опасной зоны.

Я еще не успел отдышаться от пережитой опасности, как услышал тихий голос за своей спиной:

— Капитан 2-го ранга Хара... Вы не представляете, насколько я вам благодарен...

Я обернулся и увидел капитана 1-го ранга Тадао Като, командира «Рюдзе», того самого человека, которого я так ругал в течение прошедшего дня. Он выглядел измученным и больным, но снова поклонился мне и прохрипел:

— Пожалуйста, примите мою глубочайшую благодарность от имени всего моего экипажа.

Внезапно мне стало его жаль, а злость снова обратилась на адмирала Ямамото, который выбрал такого неподготовленного офицера — Като был строевиком, а не специалистом — для выполнения столь важной задачи, как «приманка».

— Вам нет нужды благодарить меня, Като, — раздраженно ответил я. — Вы выглядите совсем больным. Вы не ранены?

— Нет, Хара, я здоров. Но я вспоминаю, сколько погибло моих моряков... И мой корабль...

Он закрыл лицо руками и, не в силах больше контролировать себя, разрыдался. Когда он побрел к трапу, я только спросил:

— Господин Като, скажите: мой друг Киши, ваш старпом, он спасся?

Като обернулся. Он не сказал ни слова, но по печали на его измученном лице я понял все и кивнул. Като, опустив голову, стал спускаться по трапу.

Я тяжело вздохнул. Капитан 2-го ранга Киши, мой хороший друг, с которым мы когда-то учились в одной группе Эта-Дзимы, погиб. К чему нельзя никогда привыкнуть на войне — это к гибели друзей...

«Амацукадзе» присоединился к крейсеру «Тоне» и эсминцу «Токицукадзе», и я с облегчением убедился, что ни не получили никаких повреждений. Оба корабля спустили шлюпки, поднимая из воды моряков с «Рюдзе», которым пришлось броситься за борт.

Между тем появились еще четырнадцать самолетов, вернувшихся после удара по Гуадалканалу, и стали крутиться над нами. Видимо приказ совершить посадку на аэродроме Бука до них не дошел. В результате семь самолетов, включая и единственный, имеющий радиоаппаратуру, пропали без вести, а семь совершили посадку на воду вблизи наших кораблей и были подняты на борт. Но все самолеты, разумеется, утонули.

Солнце уже садилось, когда «Тоне», «Токицукадзе» и мой «Амацукадзе» получили приказ Нагумо присоединиться к его главным силам и повернули в восточном направлении. Этот день, 24 августа, вошедший в историю как день сражения у Восточных Соломоновых островов, показался мне бесконечно долгим и изнурительным.

Пройдя примерно 50 миль на рандеву с главными силами, мы обнаружили отряд наших эсминцев, который шел на юг, светя прожекторами. Они вели поиск пилотов, вынужденных совершить посадку на воду.

Стояла непроглядно темная ночь и соответствующая тишина. Я почувствовал страшную усталость после бессонной ночи и столь напряженного дня и стал подумывать о том, чтобы спуститься в каюту и пару часов поспать. Но в этот момент мне доложили, что с флагманского авианосца «Секаку» прожектором передали позывной «Амацукадзе», а вслед за ним приказ:

«Адмирал Нагумо капитану 2-го ранга Хара. Немедленно следовать в точку КИ Н 21 и обеспечить спасение двух пилотов авианосца «Дзуйкаку», находящихся в воде».

Сверившись с картой, я даже присвистнул от удивления. Ничего себе... Указанная точка находилась в 98 милях к югу от моего нынешнего места и всего в 60 милях от последнего места соединения противника, зафиксированного на момент гибели «Рюдзе». Но приказ есть приказ. Я преодолел усталость и дал приказ ложиться на новый курс.

Я не имел понятия, каким образом и кто определил то место, где должны были находиться сбитые летчики, но понимал, что наши и без того малые шансы их обнаружить, станут совершенно безнадежными, если мы допустим хоть малейшую навигационную ошибку.

После четырех часов хода на 24-х узлах мы прибыли в район поиска. Снизив скорость до 6 узлов, мы начали прочесывать район. Звезд не было видно и приходилось руководствоваться только счислением.

Вахтенный штурман лейтенант Хидео Шодзи доложил, что мы находимся точно в указанной точке. Я выставил дополнительных сигнальщиков, объяснив им, что кроме наших пилотов здесь могут оказаться и сбитые летчики противника. Включать прожектора я не решился, поскольку опасался вражеских подводных лодок, которые при моем следовании со скоростью 6 узлов могли утопить «Амацукадзе» с такой же легкостью, как какой-нибудь старый транспорт.

После получаса бесплодных поисков я начал беспокоиться по поводу имеющихся у меня запасов топлива, поскольку нам еще нужно было добираться до Рабаула, находящегося на расстоянии 500 миль. Приняв все это во внимание, я разрешил зажечь на бортах слабые сигнальные огни.

Летчики должны быть где-то неподалеку. Я решил просигналить с мостика в темноту сигнальным фонарем название их авианосца: «Дзуйкаку! Дзуйкаку!».

Прошло еще полчаса и все надежды стали тускнеть, когда слева по носу я неожиданно увидел слабый проблеск огня на расстоянии примерно 1000 метров. Повернув в этом направлении, мы спустили шлюпку и, подойдя приблизительно на 100 метров, обнаружили спасательный плотик и двух людей на нем. Командовавший шлюпкой лейтенант Шодзи внезапно остановился и доложил, что люди на плоту похожи на американцев.

Я чуть не взвыл от досады. Если люди на плоту — американцы, то это значит, что нам придется продолжать поиск. А уже близился рассвет.

— Кто бы они ни были, — приказал я, — снимите их плотика на шлюпку.

Когда шлюпка подошла к плоту, с нее просигналили фонарем, что это оказались именно те японские пилоты, которых мы искали. Я чуть не пустился в пляс прямо на мостике от радости.

Взяв летчиков на борт, мы повернули на север и, увеличив скорость до 24 узлов, направились на Трук. А первый раз за двое суток опустился в свое кресло на мостике и забылся глубоким сном.

Хотя операция «Приманка» и закончилась гибелью авианосца «Рюдзе», эта жертва не была напрасной. Внимание противника отвлеклось на наш отряд, а это позволило адмиралу Нагумо использовать все свои силы для удара по американскому авианосцу «Энтерпрайз» и нанести ему тяжелые повреждения. Конечно, это служило лишь небольшой компенсацией за потерю «Рюдзе», поскольку «Энтерпрайз» был быстро отремонтирован и через два месяца был снова в строю.

Более того, палубная авиация американцев атаковала конвой, везущий подкрепления для полковника Ичики, и повредила крейсер «Дзинтцу».

Наши эсминцы подошли к Гуадалканалу и в течение всей ночи яростно бомбардировали позиции противника. Однако на следующее утро эскадрильи «летающих крепостей» в течение нескольких часов налетали на корабли и транспорта нашего конвоя, вынудив его отойти к Бугенвилю. При этом был потерян эсминец «Муцуки» и транспорт «Кинрю-Мару».

Узнав о столь серьезном противодействии противника, конвой с бригадой генерала Кавагучи вернулся обратно на Трук.

Таким образом, это сражение закончилось как тактическим, так и стратегическим поражением Японии. Все решения, принятые адмиралом Ямамото, оказались неверными.

В истории Второй Мировой войны было мало адмиралов, заслуживших столь высокую репутацию, как адмирал Исороку Ямамото. Отдавая должное величайшим способностям Ямамото, я все-таки считаю, что его репутация как главкома Объединенным флотом была в значительной степени преувеличена.

Несмотря на катастрофическое поражение Японии в войне на Тихом океане, народ все еще склонен рассматривать Ямамото как одного из величайших национальных героев.