Прошел целый час, но истребители с «Рюдзе» так и не взлетели.
Это было выше моего понимания и мне ничего не оставалось делать, кроме как ругаться про себя, стоя на мостике. В 12:30 возбужденный голос из радиорубки доложил по переговорной трубе:
— Командир, самолеты с «Рюдзе» доложили о том, что они успешно отбомбились над Гуадалканалом.
Я облегченно вздохнул, хотя сильно сомневался в том, что бомбардировка проведенная шестью палубными бомбардировщиками может быть особенно эффективной.
В этот момент рассыльный доставил мне на мостик обед, и я принялся за еду. Заканчивая обед, я услышал крик сигнальщика:
— Самолет, вероятно, противника подходит с левого борта по пеленгу 30!
В бинокль я увидел американский бомбардировщик, величественно плывущий на большом расстоянии, то появляясь из облаков, то скрываясь в них.
Мы подняли сигнальные флаги, дали гудки, сиреной и изготовили орудия к стрельбе по воздушной цели. По мере приближения мы убедились, что самолетов не один, а два. Это были наши старые знакомые по юго-восточной Азии — «летающие крепости» «В-17». Я взглянул на «Рюдзе» и онемел от удивления. На авианосце не было никаких признаков жизни. Казалось, что весь его экипаж во главе с командиром забылся в послеобеденном сне.
Чтобы предупредить авианосец о приближающейся опасности, я приказал своим комендорам открыть огонь, хотя американские бомбардировщики находились еще вне дальности стрельбы наших орудий.
«Тоне» и «Токицукадзе» также открыли заградительный огонь.
Наконец, два истребителя, пострекотав моторами на палубе, поднялись с «Рюдзе», стремительно набирая высоту. К этому времени самолеты противника, видимо, доложив о нашей позиции, развернулись на обратный курс. К тому времени как наши истребители вскарабкались на их высоту, «летающие крепости» уже исчезли в облаках. Истребители вернулись и стали кружиться над авианосцем.
А на палубе «Рюдзе» по-прежнему было тихо и пустынно.
Мое терпение лопнуло. Не в силах больше сдерживать эмоции и злость от ожидания удара противника по беспомощному авианосцу, я набросал на листке бумаги небольшое сообщение и приказал сигнальщикам передать его на авианосец флажным семафором.
Сигнальщик выскочил на крыло мостика и стал размахивать флагами: «От командира «Амацукадзе» капитана 2-го ранга Тамейчи Хара старшему офицеру «Рюдзе» капитану 2-го ранга Хисакичи Киши. Полностью осознавая неуместность своего вмешательства, вынужден спросить: почему авианосец столь вяло проводит операцию? Что случилось?»
Подобное сообщение, разумеется, было дерзким и бестактным. Я знал, что ни один морской офицер не позволял себе ничего подобного в ходе боевых операций. Но я специально адресовал его капитану 2-го ранга Киши, поскольку он был моим сокурсником по училищу. Хотя он не отвечал за летные операции, я надеялся, что ему удастся «разбудить» командира корабля и командира авиагруппы.
С авианосца быстро просигналили ответ: «От Киши капитану 2-го ранга Хара. Глубоко признательны за ваше замечание и впредь рассчитываем на них». Пока я гадал, как понимать этот ответ, на палубе «Рюдзе» внезапно закипела жизнь, и на ней появились еще семь истребителей. Вскоре ветер донес шум их запускаемых моторов, но было уже поздно, поскольку именно в этот момент я услышал крики сигнальщиков:
— Приближается большое количество самолетов противника!
Было около 14:00. «Рюдзе» стал спешно разворачиваться под ветер, когда десятка два американских пикирующих бомбардировщиков камнем стали падать на него со всех сторон. Я с ужасом глядел на наш авианосец. Почему он, находясь под атакой, не очищает свою палубу от самолетов? Надо сказать, что в этот момент мне было чем заняться, кроме как наблюдать за действиями «Рюдзе». Я находился на дистанции примерно в 5000 метров от него и вместе с другими кораблями охранения отбивался от бомбардировщиков противника. Между тем, мы перехватили радиограмму с «Рюдзе», предписывавшую самолетам, отправленным к Гуадалканалу, не возвращаться на авианосец, а садиться на аэродроме Бука — на полпути между Гуадалканалом и Рабаулом. Я опять удивился: не лучше ли было приказать своим пятнадцати истребителям перехватить самолеты противника на отходе?
Один за другим американские пикировщики «Донтлесс» и истребители «Грумман» пикировали на «Рюдзе», забрасывая его бомбами и поливая пулеметно-пушечным огнем. Двенадцать зениток «Рюдзе» вели спорадический огонь, не сбив ни одного вражеского самолета. (Это были самолеты с американского авианосца «Саратога».)
Две или три вражеских бомбы попали в кормовую часть корабля, пробив полетную палубу. Из пробоин вырвались языки пламени и чередой последовали ужасающие взрывы. По всей длине полетной палубы побежал огонь и повалили клубы густого черного дыма.
Решив, что с авианосцем покончено, самолеты противника ринулись на нас — на корабли охранения. Мой корабль, ведя огонь из всех орудий, отчаянно маневрировал на скорости 33 узла. Огромный бурун, поднятый форштевнем, заливал палубу вплоть до носовой надстройки. Каскады воды достигали мостика.
Атака продолжалась около получаса. Несколько бомб упали в опасной близости от эсминца, но прямых попаданий не было.
Наконец, американские самолеты улетели, и я перевел дух, снова взглянув на авианосец «Рюдзе». Клубы черного дыма отнесло ветром в сторону, открыв авианосец окулярам моего бинокля. Я увидел, что он стоит без хода и... тонет! Тяжелый крен на правый борт обнажил красный сурик корпуса ниже ватерлинии. Волны захлестывали своими верхушками края полетной палубы.
Мой эсминец немедленно начал движение к авианосцу, но внезапное появление из облаков трех самолетов заставило нас снова лечь на курс уклонения от бомб и сыграть воздушную тревогу.
К счастью, и вместе с тем к несчастью, самолеты оказались свои. Это были три истребителя «Зеро», возвращающиеся после удара по Гуадалканалу. Они медленно начали кружиться над «Рюдзе», как бы прощаясь со своей погибающей авиаматкой, а затем, один за другим, совершили посадку на воду вблизи авианосца. Летчиков быстро спасли, но, к сожалению, мы ничего не могли сделать, чтобы спасти их самолеты.
Пока мы спасали пилотов, было потеряно много драгоценного времени. Теперь мне казалось, что авианосец может опрокинуться в любой момент. Но каким-то чудом горящий «Рюдзе» все еще оставался на плаву. Даже языков пламени стало поменьше. Видимо, хлынувшая в корабль вода сама гасила пожары.
Может быть, его удастся отбуксировать на Трука, а там поставить в ремонт? Однако мой оптимизм быстро рассеялся, когда «Амацукадзе» приблизился к авианосцу. Пламя пожаров сожрало все. Было уничтожено все оборудование полетной палубы и орудия на спонсонах. Повсюду вперемешку с обугленными трупами лежали обгоревшие останки самолетов. Крен корабля достиг уже 40 градусов. Авианосец погружался на глазах. Кто-то на полетной палубе сигналил флагами: «Мы покидаем корабль. Подойдите к борту и примите экипаж».
Мы быстро подошли под заваливающийся правый борт «Рюдзе». Если авианосец опрокинется, а это могло произойти в любой момент, он вполне мог накрыть «Амацукадзе» и утащить его с собой в пучину. Но терять время на какие-то раздумья и колебания было уже невозможно, и я решил рискнуть.
Океан, который до этого казался спокойным, своей зыбью так раскачивал стоявший без хода «Рюдзе», что его островная надстройка то вздымалась куда-то высоко вверх, то зловеще приближалась и угрожающе нависала «над моим маленьким эсминцем. Холодный пот катился по моему лицу. Матросы с кранцами и баграми встали у борта, чтобы нас не ударило волной об авианосец и не навалило на него.
Мы приняли сначала раненых, потом офицеров с секретными документами, а затем всех, кого еще можно было спасти. Прием экипажа «Рюдзе» прошел быстро и эффективно. Мы приняли на борт более 300 спасенных. Внезапно крен авианосца сильно увеличился.
— Закончилась ли эвакуация? — прокричал я в рупор с мостика.
