Мы прошли сквозь лабиринт коридоров, поднялись по винтовой лестнице со стертыми каменными ступеньками – явной подделкой. Не может камень износиться до такой степени за пятьдесят лет. Но мне это понравилось. Дом изображал из себя то, чем он не являлся. Очень по-человечески.

Апартаменты Стреттонов, как я поняла, находились на верху одной из башен.

– Миссис Стреттон, наверное, отдыхает, – замялся лакей.

– Проводите меня к ней, – приказала я.

Он постучал в дверь, в ответ раздался приглушенный низкий голос:

– Кто там?.

– К вам сестра Ломан, мадам, – возвестил лакей.

Ответа не последовало, тогда он распахнул дверь, и я вошла. Моя профессия требует инициативы.

– Спасибо, – шепнула я ему. – Оставьте меня с пациенткой. Сквозь пластинки венецианских жалюзи на окнах едва проникал свет. Она лежала на кровати с распущенными волосами, в лиловом платье с алыми кружевами. Словно тропическая птица.

– Миссис Стреттон? – произнесла я.

– Вы – сиделка, – протянула она.

Какой же она национальности? Держу пари, полукровка. Полинезийка или креолка.

– Да, я стану ухаживать за вами. Как здесь темно. Сделаем посветлее, – я подошла к ближайшему окну и подняла жалюзи.

Она прикрылась от света рукой.

– Так будет лучше, – твердо сказала я и села на кровать. – Я хочу с вами поговорить.

Она бросила на меня мрачный взгляд. Страстная красотка, должно быть, когда здорова.

– Доктор Элджин считает, что вы нуждаетесь в сиделке.

– Бесполезно, – бросила она.

– Так считает доктор Элджин, а мы посмотрим, хорошо?

Мы внимательно оглядели друг друга. Яркий румянец на щеках и неестественный блеск в глазах подтверждали диагноз доктора Элджина. Ей грозил туберкулез, и она страдала астмой. Но меня она интересовала больше, как человек, а не как больная, потому что она – жена капитана Анны; меня занимала мысль, как и почему он женился на ней. Безусловно, со временем я узнаю все.

– Здесь слишком холодно, – пожаловалась она. – Ненавижу холод.

– Вам необходим свежий воздух. Кроме того, мы должны следить за соблюдением диеты. Полагаю, доктор Элджин часто навещает вас.

– Дважды в неделю, – ответила она.

И закрыла глаза – спокойная, угрюмая, чуть живая. Но я не сомневалась, что спокойствие не является ее отличительной чертой.

– Доктор Элджин прописал вам диету. Будем за ней следить, чтобы вы поправились, – произнесла я бодрым голосом сиделки.

Она отвернулась.

– Теперь, – продолжала я, – когда мы познакомились, я пойду к себе в комнату. Надеюсь, она недалеко от вашей.

– Рядом.

– Прекрасно. Я сама найду дорогу.

Выйдя из комнаты, я вошла в соседнюю. По тому, что там находились мои вещи, я поняла, что не ошиблась. Форма комнаты свидетельствовала о том, что она являлась частью башни. Я подошла к окну, которое оказалось дверью, похожей на балконную, за ней действительно был балкон, вернее перила. Надо спросить Анну. Оттуда открывался великолепный вид – глубокое ущелье, река внизу и на противоположном берегу дома Лангмаута.

Только я распаковала чемоданы, дверь тихонько приоткрылась, и на меня глянуло крошечное лицо. Это был мальчик лет семи. Он произнес:

– Привет. Вы – сиделка?

– Совершенно верно, – ответила я. – А ты откуда знаешь?

– Сказали.

– А ты кто?

– Эдвард.

– Здравствуй, Эдвард, – я протянула ему руку, он серьезно пожал ее.

– Сиделки нужны больным, – сообщил он мне.

– Чтобы лечить их, – добавила я.

Он смотрел на меня огромными черными глазами, как на божество.

– Вы – умная, – заметил он.

– Очень, – подтвердила я.

– А вы знаете таблицу умножения на два?

– Дважды два четыре. Дважды три шесть, – сказала я. Он засмеялся.

– А азбуку?

Я быстро назвала алфавит. Он был потрясен.

– А это ваша одежда?

Я ответила утвердительно.

– У вас есть лекарства, чтобы люди умирали? Я растерялась.

– Как у леди, которая следит за мебелью? – пояснил он. Острый у него язычок. Я торопливо ответила:

– Только те, чтобы люди выздоравливали.

– Но… – начал он и вдруг насторожился.

– Мастер Эдвард, – позвал голос.

Взглянув на меня, он пожал плечами и приложил палец к губам.

– Мастер Эдвард.

Мы оба молчали, и так как он оставил дверь открытой, вошла гувернантка. Высокая, угловатая фигура в серой блузке и коричневой юбке (отвратительное сочетание), которые совершенно ей не шли, серые волосы, серая кожа.

– О, вы – новая сиделка, – догадалась она. – Надеюсь, Эдвард вам не помешал.

– Мне с ним весело.

Зубы и глаза, как у кролика. С первого же взгляда мы невзлюбили друг друга.

– Пойдем, Эдвард, – обратилась она к нему. – Ты не должен беспокоить свою мамочку.

– Насколько я понимаю, его мамочка – моя пациентка, – заметила я. Она кивнула. – Я быстро освоюсь, – добавила я.

– Вы из «Дома Королевы», – она буравила меня взглядом. Эдвард перевел взгляд с меня на нее.

– Я ухаживала там за больной.

– Гм, – она кинула взгляд на ребенка, и мне все стало ясно. Как быстро передаются сплетни! Что только не говорили про Анну.

Если теперь и меня подозревают, представляю, каково Анне!

Она вздохнула. Боится говорить при ребенке. Если бы его не было, я бы побольше узнала, но ничего, времени у меня предостаточно.

Она увела его, горничная принесла мне чай. С ней пришел Бэйнс, будто бы для того, чтобы проследить, чтобы все было в порядке, а на самом деле, чтобы уведомить меня, что есть я буду в своей комнате. Я поняла, что таковым был приказ леди Кредитон и что он может заходить в эту часть дома лишь для того, чтобы передавать ее указания.

Постепенно я начинаю разбираться в укладе жизни замка Кредитон.

30 апреля. Я живу здесь всего третий день, но ощущение, что месяцы. Очень скучаю по Анне. Дружить здесь не с кем. Если бы гувернантка, мисс Беддоуз, обладала другим характером, она могла бы пригодиться, но она – зануда, постоянно пытающаяся поразить меня фактом, что раньше принадлежала к другому слою общества. Она сообщила мне, что она – дочь викария. «Ну и что. Я тоже», – ответила я. Удивилась. Уверена, ее изумил тот факт, что к семье викария может принадлежать некто, не обладающий скромностью.

– Что делать? – спросила она. – Я никогда не была готова к тому, что мне придется зарабатывать себе на жизнь, но пришлось.

– Ну, – ответила я, – мне повезло больше. Я знала с детства, что мне придется бороться за кусок хлеба в этом жестоком мире, поэтому я была готова.

– Вот оно как, – выговорила она с холодным презрением.

Но относиться ко мне она стала чуточку лучше, так как мы оказались родом из одной конюшни, или, как заметила она, обе были «дамами, попавшими в затруднительное положение».

Она много рассказала мне о Кредитонах, за это я ей благодарна. Она сообщила мне шепотом, что моя пациентка склонна к психопатии. Я называю это истерией. Она страстная женщина, покинутая своим мужем. По-моему, она просто одержима им. Каждый день она пишет ему письма, а потом их рвет. Мусорная корзинка полна обрывков бумаги. Мисс Беддоуз говорит, что его присутствие дома не очень-то желательно из-за «позора». Какого позора? Хотелось бы знать. Но она не может мне сказать. Это что-то, о чем здесь никогда не говорят. Создается впечатление, что его специально держат в отдалении. Миссис же Стреттон терпят лишь из-за ребенка. «Понимаете, – объяснила мне гувернантка, – если мистер Рекс не женится, ребенок будет наследником». Запутанная история, я еще не очень все понимаю, но скоро разберусь. Большая часть моего времени уходит на мою пациентку. Мне приходится готовить ей еду, так как доктор Элджин прописал специальную диету. Она ведет себя, словно ребенок. Я подозреваю, что кто-то из слуг тайком таскает ей шоколад. Она обожает кофе и готовит его сама. Для этого у нее в комнате есть спиртовка. Если бы она была здорова, то несомненно бы растолстела. Она ленива и любит лежать в кровати, хотя доктор Элджин не разрешает ей этого. Она приказывает горничным закрывать окна сразу же после того, как я их раскрываю. Она ненавидит «холод», а ведь свежий воздух ей необходим.