Все расходы на похороны и поминки убитого нес убийца, т. е. канлы. Эти расходы шли на гробокопателей, на доски, на саван, на поминки, при которых обыкновенно резалась скотина, на муллу и т. п. До окончания тазията, продолжавшегося с неделю, канлы со своими родственниками простаивал там. Утром с рассветом и вечером до заката солнца он с родственниками, вместе с другими выходил на обычное чтение молитвы на могилу убитого. Этот последний обряд, называвшийся «альгам», тянулся обычно от двух недель до одного месяца после смерти. Канлы должен был выходить на этот альгам. До окончания альгама он должен был поставить на могилу убитого им хороший памятник. Кроме этого он, выказывая к родственникам убитого всяческое уважение и почтение, не стриг и не брил себе волосы, а его родственницы женщины одевали на целый год черное платье, которое не мыли в течение целого года. Иногда родственники убитого предлагали этим женщинам снять траур через месяц и через несколько месяцев. Кроме того, существовал адат: родственники посылали сказать канлы, чтобы он сбрил себе волосы. Тогда он звал к себе родню убитого и устраивал им хорошее угощение, при этом сбривались его волосы. Это обозначало вхождение его в кровное родство.

В случаях, когда один человек убивал сразу двух, то дело не ограничивалось высылкой в канлы одного убийцы. Родственники убитых могли выбрать кроме убийцы еще одного родственника и об’явить его также канлы. Последний выселялся вместе с фактическим убийцей, и оба они оставались в канлы до тех пор, пока они не были прощены родственниками убитого. В тех случаях, когда убитые являлись родственниками по отцовской линии, родственники убийцы выказывали уважение и почтение только одним определенным лицам, а в противном случае они оказывали уважение и почтение родственникам обоих убитых. В случае, когда убивали фактического убийцу, то другой (не фактический) не избавлялся от обычных повинностей канлы. Он во время примирения, так же как действительные убийцы-канлы, нес все повинности и выполнял обряды.

Когда два-три человека сообща убивали одного и если устанавливалось, что все они участвовали в убийстве, то, согласно адатов среди кумыков, все являлись канлы и выселялись. Все их родственники давали алым и выходили на «свидание» и на временное условное примирение с родственниками убитого. Если последние не могли убить кого-нибудь из этих канлы в течение года, то оставался в канлы один из них по выбору родственников убитого, а остальные, бывшие канлы, возвращались в свое селение. Выбранный же канлы оставался в этом положении до тех пор, пока его не простят родственники убитого.

В случае, когда при убийстве одним лицом нескольких и все последние являлись родственниками по отцовской линии, то преподношение им полагалось, как одному раненому, но если среди них был родственник по материнской линии, то ему преподношение и почет были отдельные, как отдельному раненому.

Если во время столкновения нескольких или многих лиц убит один, то, невзирая на то, что все участвовавшие в этом столкновении и клялись в своей невиновности и непричастности к убийству, все же они не избавлялись от ответственности и кровь безнаказанно не пропадала: все эти лица, согласно адата, должны были сдаться, сняв свое оружие. Тогда старший в роде убитого по отцовской линии имел право убить одного из них по своему выбору и «кровь уходила за кровь». По этой причине в этом случае все участники обыкновенно указывали среди себя одного виновника в убийстве и его выдавали. Тогда его высылали, как канлы и его родственники, как при обыкновенном убийстве, ходили «на свидание» с родственниками убитого и несли ему алым, а канлы, если его не могли убить, оставался до примирения.

Когда убивали: отец сына или сын отца, или старший брат младшего, или младший брат старшего, или мать или сестру — и если за кровь вступиться не было между ними близких людей, то тогда в этого убийцу весь народ стрелял из ружья с проклятьями: «налат тубек атгагнлар». «Он не человек, у него нет чести, он убил своего отца», — говорил по адресу убийцы народ, и его не допускали показываться ни в каких сборищах. «Он низкое существо», — говорили о нем в кунацких князя и его туда не пускали. Если же у него был еще брат, близкий родственник, то он должен был уйти в канлы и там оставаться до тех пор, пока его или не убьют, или не простят.

Если один человек убивал другого и укрывался в чьем-нибудь доме или в доме влиятельного узденя, у которого большой род, и родственники убитого делали вооруженное наступление на этот дом, то начальник этого рода (хозяин дома), выходя за ворота дома, говорил наступающим: «Стойте». Когда те говорили: «Уйди, мы войдем» — и хотели силой ворваться, и если в этом случае хозяин дома убивал кого-либо из неслушающих его, то тогда этому убийству покровительствовал адат: хозяин дома не являлся канлы и не оказывал роду убитого им обычного уважения и почтения.

Если в этом доме наступающим удавалось убить своего канлы или если укрывавшийся похитил дочь наступающих и те убили похитителя, то кровь уходила за кровь и между обоими родами вражды не было. Ворвавшегося за канлы в дом хозяина, у которого этот канлы искал защиты, и убившего этого канлы высылали на один год в канлы, за то, что он сделал вооруженное нападение на чужой дом (святость и непосягаемость которого по адату должны чтиться). Если этого годичного канлы в течение года не убьет домохозяин, то если он их княжеского рода — по возвращении ему не оказывали подобающей князю чести — как «доброе утро», «добрый вечер», а если же он уздень, то говорили по его адресу: «он низкое существо», «он не человек», и его не допускали ни в какие общественные сборища (или вообще в какие-либо сборища).

Если один человек убьет другого, а у убитого есть отец, братья, маленькие дети, бедная семья, то если родственники убитого его простят, но семью они не берут на содержание, то убийца должен был взять на свое содержание всех оставшихся детей до их совершеннолетия.

После же совершеннолетия дочерей он выдавал замуж, а сыновей женил. Таким образом, убийца отца бедных детей освобождался от взыскания.

Если князь убивал какого-нибудь узденя, то он сам не выходил в канлы, а в качестве такового отправлял одного из своих узденей, равного убитому, который оставался в канлы в течение одного года. Если этого подложного канлы родственники убитого не могли убить в течение этого года, то тот возвращался домой. Хотя князь убивал узденя, но уздень не мог его убивать. В случае, если уздень убивал нечаянно или даже нечаянно ранил князя, то он не мог нигде найти себе защиты: в какой бы дом, в какое бы селение он ни заходил, его не принимали. Принять его под свое покровительство мог лишь один Шамхал Тарковский. Если только уздень, убивший или ранивший князя, осмеливался на авось идти под покровительство Шамхала Тарковского, то последний его или убивал, или, прибыв на место убийства, заставлял с ним мириться род убитого князя. Все это зависело от того, как Шамхал найдет убийцу: виновным или невиновным.

В случаях, когда убивал князь князя, то примирение могло состояться лишь при высоком посредничестве Шамхала.

Если один род сталкивался с другим родом, причем были убитые в одном из них; если род, где были убитые, был сильным, а убивший — слабым (имел мало членов), то, когда этот сильный род, где были убитые, наступал с оружием на слабый род, с намерением перебить в этом роде всех, вплоть до грудных детей, — в этом случае на сторону слабого рода становился весь народ и не допускал сильный род.

Каждый год один раз народ собирался и давал клятву не быть на стороне неправого и выносил постановление — выгонять из селения всех тех, кто будет творить беззакония, преступления и несправедливости.

В 1218 году князья Эльдар-Улу убили в споре из-за земли князей Уцуму-Улу. После того это место стали называть «побоище князей» (бийлер гырылган). Князья Эльдар-Улу, перебив князей Уцуму-Улу, пришли в селение Аксай с намерением перебить и их детей, но народ не допустил до этого и прогнал князей Эльдар-Улу из селения. Князь Эльдар-Улу Арслан Акболат был в канлы и его народ не пускал прийти в селение до примирения.