А в 410 году, на третий раз, после очередного обмана тюрки все-таки взяли Рим и разграбили его. Воины не желали сдерживать себя… Это было первое и единственное разграбление за всю тысячелетнюю историю города.

В 411 году римскую армию возглавил Констанций, он был родом из дунайских кипчаков, тех самых, что первыми пришли в Империю. Блестящий полководец и политик, который прославился в Галлии, малым войском разбив там армию галлов. И чтобы закрепить эти земли за Империей, переманил туда несколько самых воинственных родов из еще одной орды — бургундов. Дал им статус «федератов», вскоре появилось новое «государство» кипчаков — Бургундия.

Констанций сумел мастерски прекратить гражданскую войну — он отправил недовольных тюрков на завоевание Испании. С них там началась Каталония — еще одна новая тюркская «страна» в Европе… Рим обрастал союзниками. А в 418 году Тулузу объявили «тюркской столицей», городом федератов. Это был настоящий праздник «латинских кипчаков».

Особенно торжественным для Констанция стал февраль 421 года: главнокомандующему римское общество преподнесло корону и титул императора Западной империи. Кипчака провозгласили римским императором! Но недолго царствовал он, «внезапно» умер.

…От брака дунайского тюрка и знатной римлянки родился красавец мальчик, который вошел в историю Европы под именем Аэций. Тоже талантливейшая личность. Он вырос среди кипчаков, вместе с Аттилой проходил свои «университеты». Аэций едва не стал императором, но ему помешал другой тюрк, хан Гейзерих, который тоже пожелал заявить о себе в Империи.

Гейзерих был удачливее, он разбил объединенную армию Восточной и Западной империи, потом перенес свой взор на Африку, на последние колонии Рима, снабжавшие Империю зерном, и захватил их. Самым крупным трофеем стал Карфаген, крупнейший город на побережье, второй после Рима.

«Новые римляне», или «латинские кипчаки», потрясли Империю до основания: флот, армия, города богатейших римских провинций — все было в их руках. Но последнее слово оставалось за Дешт-и-Кипчаком, за Аттилой. Его ждала новая Европа. Восток и Запад должны были сойтись в очном поединке.

Чтобы тюркская Степь стала Великой Степью.

Конечно, не случайно в заключительной фразе «Гетики» Иордан будто обмолвился, что «следовал писаниям старших», что «собрал с обширнейших лугов лишь немногие цветы». Значит, были обширнейшие луга! Были предшественники, и он знал правду. Это — Кассиодор и другие историки, труды которых странным образом исчезли. Иордан же напоказ собирал сорняки с тех цветущих лугов, за это и не тронули его труд, сохранили.

Вот чем ценна эта книга, читать ее надо через зеркало, имея перед глазами всю картину событий, которая сложилась в Римской империи. Не надо доверять словам! То, что раздражает врага и его покровителей, как известно, свидетельствует об обратном: чем ничтожнее показаны кипчаки в «Гетике», тем величественнее был их образ в жизни. Таковы правила «зеркального» чтения.

Так оно и было на самом деле.

Печально, конечно, что человек, назвавшийся кипчаком, не нашел доброго слова для своего народа. Но не нам судить. Так или иначе, а власть в Империи была в руках степняков… Едва ли не половину текста, посвященного Аттиле, Иордан отдал битве на Каталаунских полях. О других блестящих победах Аттилы он сказал ничтожно мало. А они тоже известны. (Византия плакала от собственного бессилия, кипчаки играли с ней, как кошка с придушенной мышью.)

А может быть, в недомолвках была польза? Может быть, благодаря Иордану хоть что-то сохранилось о деяниях царя Аттилы и его соплеменников?..

Стоит лишь расшифровать тайнопись книги, и открывается удивительное.

У степняков было мудрое правило — «среди лягушек сам становись лягушкой». Тюрки стали «лягушками» — римлянами, византийцами… Они вошли в новую для себя общественную среду. Вошли командирами. После IV века в Европе многое изменилось, все облекалось в одежды тайны, ее оберегали, как святыню. Особенно родословные людей.

Почему в бассейне Дуная много малых народов? Люди пришли сюда вместе с Аттилой, но после его смерти, чтобы остаться здесь, стали «лягушками», сменив имена, придумав новые родословные. Однако вплоть до XV века (!) эта часть Европы говорила и писала по-тюркски.

…Рим искусно провоцировал царя Аттилу, но идти против него боялся. Коварные римляне тогда и отправили к кипчакам на воспитание отпрыска знатного рода Аэция, что сходилось с традициями степняков — брать и отдавать на воспитание детей соперничающих кланов.

Этот Аэций шел на все, чтобы добиться расположения Аттилы: даже собственного сына отдал ему на воспитание. Зато, вернувшись в Рим, он стал советником императора в делах с Дешт-и-Кипчаком.

Поздно, слишком поздно понял Аттила, кого называл другом и братом. Переманив и подкупив многих воинов Аттилы, Аэций стал главнокомандующим римского войска, в котором были в основном кипчакские всадники. Время, проведенное у степняков, не прошло даром.

Разгневанный Аттила, узнав о предательстве, потребовал выдать изменников, он даже представил их поименный список, но римляне юлили, отказывались и лгали. Наконец они отправили к Аттиле посольство, в составе которого был и посланник византийского императора Приск. Увидев, что краткого разговора не получается, а враг копит силы, немногословный Аттила сказал: «Иду на тебя!»

Эти слова послы должны были передать своему императору. (Любопытная деталь, которая весьма красноречива: послы общались с Аттилой без переводчиков; либо он знал их язык, либо они тюркский.) Не будет ошибкой утверждение: готовилась новая братоубийственная война. Собирались два войска, и оба говорили на одном языке!

«Доказано, что род человеческий живет для королей, — написал по этому поводу Иордан, — по безумному порыву единого ума совершается побоище народов и по воле надменного короля в одно мгновение уничтожается то, что природа производила в течение стольких веков».

О, мудрый Иордан! Увлекшись прислуживанием, он слишком низко склонил голову и не заметил, что у Аттилы был повод заявить: «Иду на тебя!» После долгих раздумий произнес царь эти слова. Он не мог поступить иначе, это видно из текста самого Иордана. А еще лучше видно из логики событий.

Тяжелое предчувствие укреплялось в Аттиле, измены плотным кольцом окружили его, он кожей чувствовал предательства, тайные и явные. Степь, поддавшись римской политике, сходила с ума. И великий полководец не знал, что предпринять, как излечить народ. Требовалось искусство дипломатии, но Аттила не владел им.

А Рим вдохновенно вел свою игру, плел интригу за интригой. Простодушные кипчаки, не искушенные в тонкостях дипломатии, выслушивали от его посланников одно, а видели другое. Наконец появились верные сведения о сборе явных и тайных противников степняков, об их подготовке к нападению.

Впервые царя Аттилу охватило беспокойство (но не страх!), и Иордан передал его.

«Был он мужем, рожденным на свет для потрясения народов, ужасом всех стран, который, неведомо по какому жребию, наводил на всех трепет, широко известный повсюду страшными о нем представлениями. Он был горделив поступью, метал взоры туда и сюда и самими телодвижениями обнаруживал высоко вознесенное свое могущество. Любитель войн, он был умерен на руку, силен здравомыслием, доступен просящим и милостив к тем, кому однажды доверился. По внешнему виду низкорослый, с широкой грудью, с крупной головой и маленькими глазами, с редкой бородой, тронутой сединою, с приплюснутым носом, с отвратительным цветом кожи, он являл все признаки своего происхождения. Хотя по самой природе своей отличался самонадеянностью, но она возросла в нем еще от находки Марсова меча, признаваемого священным».

Приск рассказал легенду: меч этот — символ божественного избрания — был открыт случайно. Некий пастух заметил, что одна телка в его стаде хромает. Озабоченный, он пошел по кровавому следу и обнаружил меч, на который она наступила. Пастух извлек меч и принес его Аттиле. Марсов меч, по преданию, даровал могущество…