— Что вы собираетесь? — выпалила Джослин, быстро переводя глаза с Ричарда на Джиллиан и обратно.

— Тебя это ни в коей мере не касается, — холодно ответил Ричард.

— Нам никогда ничего не говорят, — пробурчала Джослин себе под нос.

— Мне, пожалуй, пора ехать домой, — сказала Джиллиан. — Я собиралась вернуться в Лондон сегодня.

— О нет, вы должны остаться на ночь! — вскричала Джослин. — У нас совершенно не было времени поговорить с вами.

— Пожалуйста, останьтесь! — Бекки взяла Джиллиан под руку. — Я даже не помню, когда у нас кто-то был в гостях, а нам хочется о многом расспросить вас.

— Спасибо, но я была намерена…

— Останьтесь, Джиллиан, — попросил Ричард. — Даже если вы уедете прямо сейчас, то не доберетесь в Лондон до темноты, а я предпочел бы не волноваться по поводу опасностей, какие поджидают беззащитную женщину ночью на дороге. Правда, условия у нас не такие, как были когда-то…

— Но у нас полно свободных спален, — перебила брата Джослин.

— И даже не понадобится много времени, чтобы приготовить одну из них для вас, — горячо подхватила Бекки.

— К тому же, если вы уедете, мне придется выслушивать их недовольное ворчание, — усмехнулся Ричард. — Не обрекайте меня на столь ужасную судьбу.

— Ну хорошо, я остаюсь, — со смехом сдалась Джиллиан.

— Чудесно! — Бекки повела ее к двери мансарды. — Вы расскажете нам все о своей жизни в городе.

— И все о сезоне, — добавила Джослин, скрываясь за дверью, откуда донесся ее голос: — И о великолепных платьях, которые носят знатные дамы.

— И о самом Лондоне. — Бекки отпустила руку Джиллиан и начала спускаться по лестнице. — Я хочу услышать о верховых прогулках в парке, о цирке Астли и о Воксхолле.

Бекки исчезла следом за сестрой. Джиллиан повернулась к двери, чтобы начать спуск.

— Спасибо, что ты согласилась остаться, — поблагодарил ее Ричард. — Даже думать не хочу о тех рыданиях и воплях, которые на меня обрушились бы, если бы я тебя отпустил.

— Мне очень понравились твои сестры, Ричард, Поскольку было бы неразумно приглашать их на прием к моей бабушке, я сделала эту малость, чтобы утешить их.

— Утешить их? — Он произнес эти слова самым беззаботным тоном, но глаза у него сияли. — Бог мой, Джиллиан, я говорил о себе!

Куда, черт побери, подевался этот человек?

Джиллиан ходила взад и вперед по комнате, освещаемой только лунным светом, льющимся в высокие окна. Она давно уже загасила единственную свечу, полагая, что жечь в этом доме свечи понапрасну — непростительная роскошь. Да ей и не нужна была свеча. Не на многое можно было бы наткнуться в этой комнате.

Мебель в Шелбрук-Мэноре была вполне хорошая, но весьма скудная. Отец Ричарда, видимо, годами ее распродавал. Когда Джиллиан вспомнила об этом, боль кольнула ее в сердце. Несмотря на заверения Ричарда, что в результате тяжелых испытаний, выпавших на долю его семьи, сам он стал другим, она сожалела о выпавшей всем им трудной доле.

Все его проблемы будут решены, если они поженятся. Когда они поженятся! Она выйдет за него замуж. Разве сможет она жить без него?

Джиллиан посмотрела на дверь. Она оставила ее чуть приоткрытой, чтобы не было лишнего шума, когда придет Ричард. Если он придет. Разумеется, она не позвала его к себе в комнату вслух, но он должен был все понять по ее поведению. Она не могла ошибиться, читая в его глазах жаркое обещание.

Любовь ли это? Скорее всего не более чем влечение. Невероятное, неуправляемое, туманящее разум влечение. Желание, которое будоражит и путает все ее чувства. Стоит посмотреть на нее хотя бы сейчас. Она ждет в темноте его прихода, жаждет, чтобы он обладал ею. Еще, снова и снова.

Джиллиан задохнулась. Как может она думать о подобных вещах? Значит, она распутница? Но почему она раньше не сознавала этого?

Мужчины, разумеется, обращали на нее внимание, но ни один из них не находил того отклика, какой вызвал Ричард. Быть может, их соглашение вкупе с долгими годами ее целомудрия подготовили благодатную почву для подобных желаний и она упала в его объятия, как спелый плод падает с ветки от легкого прикосновения?

Но ведь и объятия Туссена делали с ней то же самое. Они вызывали дрожь в спине и слабость в коленях, от его поцелуев у Джиллиан перехватывало дыхание. Разве не оживала она только тогда, когда он был рядом, не считала часы и минуты до очередной встречи?

Нет. Эта мысль абсурдна.

Джиллиан остановилась.

Есть существенная разница. Она не просто хотела быть в объятиях Ричарда, ей необходимо само его присутствие. Она хотела делить с ним не только постель, но и жизнь. Хотела смотреть на его лицо, когда он говорит о своем доме, наблюдать, как он старается удержаться от улыбки, пробирая своих сестер, слушать его смех. Хотела спорить с ним, бороться и милостиво принимать его извинения.

Послышался негромкий стук, потом дверь со скрипом отворилась. Темный силуэт Ричарда появился в проеме.

— Джиллиан?

Она ухватилась за него и потянула в комнату. Он задержался только затем, чтобы плотно закрыть дверь, и через мгновение Джиллиан оказалась в его объятиях.

— Как ты поздно, — прошептала она в промежутке между неистовыми поцелуями.

— Правда? — невнятно пробормотал он, целуя ее шею. — Приношу извинения.

— Принято, — выдохнула она и положила руки ему на грудь, на тонкую ткань рубашки.

— Почему мы в темноте? Для этого есть особая причина? — спросил он, спуская с плеч Джиллиан ночную рубашку и осыпая поцелуями нежную кожу.

— Нет. — Джиллиан запрокинула голову; она не в состоянии была произнести законченную фразу. — Хотя… есть что-то в темноте… какая-то… тайна.

— Что может быть более загадочным и интригующим, чем мужчина, чье лицо скрыто? Или мужчина, у которого есть тайны?

— Почему каждый повторяет мне эти слова? — обратилась она скорее к себе самой, нежели к нему.

— Я не знаю. — Голос его прерывался. — И почему же?

Вопрос не имел смысла, как и вызвавшее его замечание; и Джиллиан тут же забыла о нем. Забыла обо всем, кроме чуда его поцелуев.

— Ричард?

— Да?

— Я распутница?

— Как Бог свят, — нетерпеливо отозвался он, стаскивая с Джиллиан ночную рубашку через голову и отбрасывая в сторону, затем поднял ее на руки и понес через комнату.

— Я серьезно, Ричард.

— Я тоже. — Он опустил ее на кровать.

— Ричард!

— Нет, — все с тем же нетерпением ответил он, сбрасывая с себя одежду. — Ты не распутница.

Приподнявшись на локтях, Джиллиан вгляделась в его темную фигуру.

— Ты уверен?

— Надеюсь, я пока еще могу распознать шлюху, когда вижу ее.

Она помолчала.

— Ничуточки?

— Может, самую малость. — Он забрался на постель и прильнул к Джиллиан всем телом. — Но всякое искусство постигается упорным трудом и практикой.

— Даже разврат?

— Разврат тем более.

Ричард прервал дискуссию властным и полным страсти поцелуем, и Джиллиан ответила ему. Все преграды между ними рухнули. Ничто больше не существовало и не имело значения для Джиллиан, кроме высшей радости его прикосновений, его бурных ласк. Она погрузилась в восхитительный мир упорного труда и практики. Ричард стал требовательным учителем, а она — восприимчивой ученицей. Или все наоборот: она — мастер, а он — лишь послушный ученик? Сердца их бились в унисон, и различия между ними исчезли, растворились в сладостном единении, а потом вселенная вокруг них взорвалась.

Гораздо позже, покоясь в его объятиях, Джиллиан гадала, постигнет ли она когда-нибудь все тайны этого человека, и вдруг поняла, что и у нее теперь есть по меньшей мере одна тайна.

Улыбнувшись, она решила, что можно сказать многое в пользу упорного труда и практики.

Несколькими днями позже окрестности Эффингтон-Холла кишели лошадьми и всадниками. Большинство из них были заняты в азартных и напряженных конных состязаниях, составлявших неотъемлемую часть скачек Роксборо, остальные довольствовались наблюдением со стороны. Ричард не сводил глаз с одной из участниц.