Мила проснулась в слезах.

Она лежала и беззвучно плакала…

Заворочались, громко восклицая, и сразу продолжили игру обе дочки.

Мила

встала,

отворачиваясь

от

них,

размазывая

неподконтрольные слезы. Она закрылась в ванной, где хорошенько высморкалась и ополоснула лицо и шею холодной водой.

Когда она вернулась в комнату, девочки странно присмирели.

Обе сидели на диване, замолчав и прижавшись друг к другу, а две пары глаз были расширены.

– Ну что еще? – Почему-то Мила вообразила, что одна проглотила иголку по совету другой. – Что с вами? Не молчи, дрянь! – В минуты тревоги она обращалась к ним как к единому целому.

– Дядя летал…

– Дядя летал, все измелькал…

– Дядя Ленин…

– Как полети-и-ит!

Из сбивчивого повествования дочерей она восстановила для себя случившееся: бумажная картинка с Лениным, приколотая к шкафу, сорвалась с места, сделала несколько кругов по комнате и прикрепилась обратно, так что кнопка опять вонзилась в дерево.

Портрет был вырезан Милицией из советского букваря. Ильич в профиль с поднятой головой в кепке, сощурив глаз, любовался на тройку наливных снегирей, под которыми прогибалась, роняя снежный ворох, ветка. Это была иллюстрация к занимательной, пронзительной, как птичье пение, истории. «Ленин и снегири».

Милиция подошла к шкафу.

– Врушки, – махнула она рукой. – Идем обедать… В кого это вы у меня такие фантазерки?

Все в картинке на шкафу было по-старому. Мила скользнула по бумажке глазами, но жажда чуда заставила ее помедлить, и пощупать воздух ноздрями. Аромат! Придвинула нос ближе и отшатнулась.

Ленин жасминно благоухал, а вся бумажка была засеяна мелкой и жирной россыпью золотистых капель. Мила знала от тети-монахини, что такое мироточение. К приезду мужа она заметила еще одно чудо: грудь у снегиря, сидевшего на самом краю ветки, переливалась яркой каплей крови.

Вскоре слух о чуде, случившемся седьмого ноября, облетел публику. Многие ерничали, предположив, что это проделки скучающей большевички – кровь менструальная, а благоуханные капли из дезодоранта. В популярной московской газете появилась карикатура: девица в длинной юбке и комиссарском шлеме размахивает тампоном на веревочке и тюбиком туалетной воды. А один митрополит требовал привлечь Огурцовых к суду «за кощунный подлог».

На следующий день после публикации карикатуры ее автор попал в позднее метро, на пустой эскалатор, и тот порвался. Распахнулась пропасть. Черный от мазута, искалеченный стальными зубцами, пассажир был извлечен с кровавыми обмылками рук… Спустя неделю митрополит освещал станцию «Римская», но не успел он взмахнуть кропилом – прямо над его головой лопнула шаровая лампа. Смяв митрополитский белый клобук, крупные куски стекла повергли старика на мраморный пол.

Мила освободила шкаф от лежавших и висевших в нем тряпок, и отныне он предназначался исключительно для маленького квадрата бумаги. Чудо неожиданно примирило Огурцова с матерью, она даже забирала у него на целые недели дочек, чтобы те вдруг не навредили картинке.

Сны про Ленина снились Милиции часто, некоторые она смогла опубликовать в газете «Завтра» и получила яростный отклик – Ленин снился всем! И больше – творил чудеса. За месяц Милиция подготовила толстенный сборник «Чудеса Ленина». Люди всей Земли получали от него помощь. Было несколько историй советского времени: женщина из Улан-Удэ, умиравшая от рака, в Мавзолее ринулась к закрытому гробу, прикоснулась губами, ее оттащили, но она уже исцелилась. Еще раньше на похоронах Владимира Ильича от проказы вылечилась делегация крестьян. В 1958 году неуспевающий школьник из Нижнего Тагила поцеловал значок октябренка с кудрявым агнцем и попросил: «Я хочу получать, как и ты, одни пятерки!», и на следующий день никто не мог понять, откуда в его голове взялись феноменальные знания. После взрыва на Чернобыльской АЭС смертельная радиация царила всюду, датчики зашкаливало, но около памятника Ленину воздух был живительно чист. В 91-м году в городе Ельце после демонтажа памятника вождю контур тела с воздетой рукой волшебно соткался из воздуха и радужно колебался целый день. Рассказывали, то же самое было в 41-м, когда Ленина низвергли вошедшие в Елец немцы, которые долго расстреливали из автоматов приведение-радугу…

Конец Советской страны не остановил чудеса. Вождь приснился мятежному чечену Дудаеву накануне гибели, снял кепку, наклонил лысую голову, и спросил, как живой: «Джохаг’чик, пог’а в путь-дог’оженьку?» Вождь приснился единственному выжившему жителю московского дома, взорванного террористами, и подмигнул: «Смерть –это только переход». Спасшийся калека предполагал, что Владимир Ильич явился всем жильцам дома, потому что среди оглушительного взрывного распада, улетая в тартарары, он ясно слышал крик разбуженной смертью жены:

– Ленин!

Он снился перед смертью, перед зачатием детей, иногда называл их пол. Он мигал правым глазом. Он вел себя заботливо, по-

родственному. Он помогал беднякам. Так, заплесневелый бомж рассказывал, что издыхал с голоду, обессиленный заснул в подъезде на подоконнике, и ему приснился Ильич, веселый, лучащийся восторгом, с красным бантом, в начищенных ботиночках. И отсалютовал ладонью: «На лестнице между третьим и четвертым этажами лежит сто долларов. Подкрепитесь!» Пробудившись, человек сбежал по лестнице и в названном месте поднял спасительную купюру. Другой мужчина, раньше из клоунады изображавший вождя, сообщил, что навсегда забросил свой промысел, остриг бородку и сжег сюртук, после того как всю ночь напролет его скорбно корила Надежда Константиновна Крупская, поселив в душу покаянный стыд.

Огурцов вделал в дверцу шкафа красную лампаду, отныне горевшую неусыпно. Вечерами жена, повязав алый платок, вставала перед шкафом и начинала читать плачущим голосом:

Радуйся, Владимир, красным солнышком воссиявший, Радуйся, красными звездами Кремль увенчавший!

Радуйся, всех трудящихся – заступление, Радуйся, всех буржуев – посрамление!

Радуйся, Ульянов-Ленин —

Гений революции!

Радуйся, властитель, тлению неподвластный, Радуйся, проповедник, искусный и страстный!

Радуйся, ядовитою пулей прошитый, Радуйся, народной слезою умытый!

Радуйся, Ульянов-Ленин —

Гений революции!

– Ай, благодать снизошла. Ильич, миленький, спасибо… Может, еще поживу! – среди городских гуляний голосила новогодняя новосибирская бабушка, окруженная телекамерами и недоуменно сгрудившимся людом, и все время заглядывала на портрет, который прижимала к груди. По лику основателя Советского государства

сбегали

мутные

самогонные

капли.

И

не

замерзали

на

сорокаградусном морозе.

Портреты

Ленина

становились

вездесущи,

а

дряхлые

демонстранты обретали свежее юное дыхание бегунов и скалолазов. В Мавзолей ломились. Возникла даже концепция «естественного нетления», якобы безо всяких химических препаратов Ленин все равно обречен сохраниться во плоти.

Заволновался лагерь авангарда: художники устроили выставку«Вроде Володи». Они изгалялись над «иконами большевика» –прожигали бычками сигарет, мазали калом, выкалывали глаза. Бойцы АКМ, закутанные в арафатки, ворвались в музей концептуального искусства, блокировали выход и заставили художников съесть все заготовленные испражнения. Видимо, эта скорая кара человечья избавила художников от худшей кары потусторонних сил.

«Ленин будет жить» – недавно еще анекдотичные, канувшие во мглу слова вставали над Россией мучительным солнцем. Дух вновь избирал коммунизм, срамя торопившихся с ним проститься. «Значит, все семьдесят лет были не зря» – так утешал Ленин, плача божественной росой со своих наивных портретов.

Тактика Огурцова из-за чуда не поменялась. Внутренне Серега преобразился, впервые ощутил сердцем горячий свет идеи, но внешне остался прежним. Рослым шатеном с серыми глазами и тонкими бледными губами на чуть конопатом лице. Он агитировал за справедливую жизнь без кровопийц, за власть работящего человека. Говорил Огурцов голосом, как бы идущим вразвалку… Этот голос вразвалочку был хриплым, с растягиванием звуков, с митинговым назиданием. Он всегда говорил, как выступал. А выступал, как из кузова грузовика.