Моя эпитафия: «Лень забрала его у нас раньше смерти».
Анекдоты
Ривароль называл глаз тем местом, в котором дух соединяется с материей, — пародируя стих из «Генриады»: «Здесь умирает тело, оживает дух».
Автору, попросившему сочинить эпиграф для его книги: «К несчастью, Вам я могу предложить только эпитафию».
Ораторов из Учредительного собрания, имена которых были у всех на устах, хотя прежде о них никто не слышал, он называл «политическими шампиньонами, за ночь выращиваемыми в теплицах современной филантропии».
В ходе своей встречи с Вольтером он уподобил некоторые алгебраические операции рукоделию кружевниц, проводящих свои нити сквозь лабиринт булавок и вечером любующихся великолепным кружевом.
Человеку, прочитавшему ему свое двустишие: «Все хорошо, но есть длинноты».
В разговоре шла речь о революции, и аббат Бальвьер сказал: «Это наш ум оказался столь пагубным для всех нас». Ривароль отозвался: «Почему же вы не дали нам противоядия?»
Вечером его помощник уже не мог вспомнить, какие письма ему продиктовали утром. Ривароль назвал его идеальным секретарем для заговорщиков.
Однажды Ривароль беседовал с д'Аламбером о Бюффоне. Д'Аламбер сказал: «Оставьте вы меня в покое с этим болтуном, начинающим с фраз вроде „Благороднейшая победа, которую когда-либо одерживал человек, есть покорение этого гордого и быстроногого зверя“. Почему он не пишет просто: лошадь!»
«Да, — отвечал Ривароль, — он состязается с Жан-Батистом Руссо, вступающим со словами: „От побережий, где встает Аврора, до берегов, где пламенеет ночь“,вместо того, что просто сказать: с востока на запад».
О Тибо, читавшем в Гамбурге лекции, которые очень плохо посещались: «Он платит привратникам, чтобы никого не выпускали».
О Герцоге Орлеанском, лицо которого покраснело от выпитого бургундского: «Излишества избавили его от краски стыда».
Издатель: «Кажется, мне удалось сохранить приличие».
Ривароль: «Это я не хотел Вас смущать».
«Как Вы полагаете, — спросил Ривароль у одной герцогини, заявившей, что королеву следовало бы высечь, если революция не будет продолжена, — как Вы полагаете, если высекут королеву, — что сделают с герцогинями?»
Одному глупцу, хваставшемуся тем, что владеет четырьмя языками: «Поздравляю, у Вас всегда есть четыре имени для одной идеи».
Комментарии
Об источниках
Для литературной репутации слава, которую Ривароль стяжал в обществе как «homme d'esprit»,[28] была, скорее, вредна. Либералам он в лучшем случае казался острословом, язвительным насмешником; среди консерваторов слыл заядлым фехтовальщиком.
«OEuvres Completes»,[29] вышедшие у Коллена в Париже в 1808 году, мало что смогли подправить в этом образе; в них обнаруживаются те же недостатки, что и во многих посмертных собраниях. Взять, к примеру, выпущенные Ротом тексты Гамана, которыми приходилось довольствоваться до недавнего времени, пока их не сменило издание Надлера.
В середине прошлого века один Сент-Бёв признавал значение Ривароля, хотя и ограничился, в сущности, лишь стилистической оценкой. В восьмидесятые и девяностые годы издания Лекюра и ле Бретона пролили свет и на тексты, и на биографию автора. Их работы вызвали интерес к Риваролю у таких умов, как Барбе д'Орвильи, Реми де Гурмон и Поль Леотар.
Ривароль всегда будет производить впечатление только на немногих людей; он — один из пробных камней в литературе. Если его кто-то любит и обнаруживает такую же любовь у незнакомого человека, то это уже предвещает между обоими сердечный разговор. Проигрывая в широте воздействия, Ривароль столько же выигрывает в его продолжительности. В его тетрадях есть такая запись: «Я хочу отшлифовать свой стиль настолько, чтобы не оказать никакого влияния на свой век».
В Германии влияние Ривароля было еще более ограниченным, чем в его отечестве. И все же он довольно скоро нашел здесь таких поклонников, как Карл Юлиус Вебер, ученый составитель «Демокрита», этого неиссякающего источника юмора.
Перевод «Максим» впервые появился лишь в 1938 году в изданном Дитерихом сборнике «Французские моралисты». В этом переводе тексты расположены в порядке, предложенном Лекюром. Выполнен он Фрицем Шальком.
В том же году заслуги нашего автора были в надлежащей мере признаны в работе «Антуан де Ривароль и конец французского Просвещения». Речь идет об объемной диссертации, которая по осведомленности в деталях и по глубине духовного проникновения превосходит даже прекрасную работу ле Бретона. Она дает научную основу каждому, кто хочет заниматься Риваролем и его трудами. Автором ее был Карл-Эйген Гасс.
Здесь нужно вспомнить об этом одаренном романисте, — не только потому, что этого требует готовящаяся в Германии новая публикация о Ривароле, но также и потому, что он принадлежал к гвардии талантов, созревших накануне войны и ею взысканных.
Карл-Эйген Гасс родился в Касселе 21 марта 1912 года; с 1930 по 1936 год изучал романские языки, германистику и философию сначала в Гейдельберге, где былучеником Ясперса, затем в Мюнхене и наконец в Бонне, у Эрнста Роберта Курциуса. Здесь он получил толчок к изучению Ривароля и ради этого на зимний семестр 1934/35 года отправился в Париж, в Сорбонну. Там, в одной антикварной лавке на рю де-Сен, ему посчастливилось найти издание 1808 года, давно уже считающееся большой редкостью. Этот экземпляр, извлеченный из бомбоубежища в подвале его разрушенного дома, пригодился и мне в моем переводе. Подарком, как и знакомством с подробностями жизненного пути Гасса, я обязан дружескому участию его супруги.
Гасс защитил диссертацию в феврале 1935 года, а в 1937 году получил по обмену место в Scuola Normale Superiore в Пизе, где обрел досуг для своих занятий. Наряду с научными сочинениями здесь был написан и прекрасный дневник. В 1938 году он был принят на должность ассистента в Библиотеке Герца в Риме. Оттуда он и выслал мне свою работу о Ривароле. Как явствовало из сопроводительного письма, Гасс вполне сознавал, что сочинения его любимого автора имеют для нашей эпохи не только историческое, но и вполне актуальное значение, а потому являются пробным камнем и в отношении злобы дня. Привычным для тех лет слегка шифрованным слогом он писал мне: «Из книги Вы увидите, что в это время Ривароль оказал на меня значительное влияние: он во всех деталях прояснил мне современную нашу ситуацию. Следуя диссертационным требованиям, я тем не менее опустил все, что можно было сказать в этой связи, стремясь лишь описать духовный мир Ривароля в его строении. Но всегда сохранялось желание перевести некоторые избранные вещи, дающие представление о его подлинном облике, и тем самым сделать его известным в Германии…»
Потом разразилась война. Последовало еще несколько коротких писем и наконец, уже после разгрома, о Гассе, как и о столь многих друзьях, лично оставшихся мне не знакомыми, пришло известие, что 18 сентября 1944 года он погиб близ голландского городка Эйнховен.
