— Я отдам вам ваш пакет. Она открыла свою большую сумочку и вытащила оттуда объемистый белый конверт. В том месте, где остановился Том, было довольно темно. Он взял зеленый американский паспорт и положил его во внутренний карман пиджака. Паспорт был обернут белой бумагой.

— Благодарю вас, — сказал он. — Я свяжусь с Ривзом. Как у него дела?..

Спустя несколько минут Том с Элоизой уже ехали к “Амбассадору”.

— Для немки она очень миловидна, — сказала Элоиза.

В номере Том рассмотрел паспорт как следует. Он был изрядно потрепан, и Ривз постарался привести фотографию в соответствие с этим. Теперь Тома звали Роберт Фидлер Маккей, возраст 31 год, уроженец Солт-Лейк-Сити, штат Юта, по профессии инженер, бездетный. Подпись состояла из узких и высоких букв, тщательно соединенных друг с другом. У Тома такой почерк ассоциировался с двумя-тремя его американскими знакомыми, довольно занудными личностями.

— Элоиза, дорогая, теперь ты должна звать меня Роберт, — сказал Том по-французски. — Извини меня, мне надо попрактиковаться в подделывании подписи.

Элоиза стояла, прислонившись к комоду, и наблюдала за ним.

— Дорогая! Не беспокойся! Все идет прекрасно. — Том обнял ее. — Давай выпьем шампанского!

Во вторник в два часа дня Том был уже в Афинах. Город выглядел современнее и чище, чем пять или шесть лет назад, когда Том был здесь в последний раз. Он добрался до отеля “Гранд-Бретань”, устроился в номере, окна которого выходили на площадь Конституции, и вышел осмотреться и справиться в других гостиницах о Бернарде Тафтсе. В “Гранд-Бретань”, самом дорогом афинском отеле, он даже спрашивать не стал. В общем-то, Том был на шестьдесят процентов уверен, что Бернард не в Афинах, а на том Дерваттовском острове или на каком-нибудь другом. Тем не менее, проверить было нелишне. Он говорил, что ищет друга, Бернарда Тафтса, у него сорвалась встреча с ним. Его собственное имя не имеет значения. Но если настаивали, он давал его: Роберт Маккей.

— Как можно добраться до греческих островов? — спросил он в одном достаточно респектабельном отеле, где, как ему казалось, должны были кое-что знать о туристском бизнесе. Том решил перейти на французский, хотя в других местах говорил по-английски. — В частности, до Икарии?

— До Икарии? — с удивлением переспросил мужчина, к которому он обратился. Это был один из самых северных островов Додеканеса [71], далеко на востоке. Аэропорта там не имелось. Катера, конечно, ходили, но как часто, мужчина не знал.

На Икарию Том попал в среду. Для этого ему пришлось нанять в Микенах быстроходный катер со шкипером. Том отправился в путь, полный радужных надежд, но остров напрочь развеял их. Местечко, называвшееся, кажется, Армемисти, представляло собой сонный поселок, где не было никаких приезжих — только местные жители в кафе и рыбаки, чинившие сети. После тщетных расспросов о Бернарде Тафтсе, темноволосом худощавом англичанине и т. д., Том решил позвонить в другой островной поселок, Агиос Кирикос. Владелец отеля сказал, что у него Бернард Тафтс не останавливался, но он проверит еще в одной маленькой гостинице и перезвонит Тому. Однако не перезвонил. Том сдался. Безнадежно. Все равно что искать иголку в стоге сена. Может быть, Бернард отправился на какой-нибудь другой остров.

И все же этот остров, где Дерватт совершил самоубийство, был окутан тонким покровом тайны. Где-то здесь, на этом желтовато-белом песчаном берегу, Филип Дерватт погрузился в морские волны и не вернулся обратно. Том сомневался, что имя Дерватта может пробудить какие-либо воспоминания у местных жителей. Тем не менее он попытался расспросить владельца кафе, но, как и следовало ожидать, безрезультатно. Дерватт пробыл здесь не больше месяца, и было это шесть лет назад. Том пообедал в маленьком ресторанчике бараниной с рисом и тушеными помидорами, после чего отправился в бар на поиски шкипера, который сказал, что будет там до четырех часов.

Они поплыли обратно в Микены, где жил шкипер. Чемодан Тома был при нем. Том был разочарован и устал, но ему не сиделось на месте. Удрученно потягивая сладкий кофе в одном из баров, он решил, что этим же вечером уедет в Афины. Он вернулся на причал, где впервые встретил шкипера, но нашел его только дома. Тот ужинал.

— Сколько вы возьмете за то, чтобы отвезти меня сегодня в Пирей? — спросил Том. У него еще оставались американские дорожные чеки. Последовали жалобы на тяготы пути и массу прочих трудностей, но деньги, как всегда, решили вопрос. Тому удалось даже поспать, привязавшись к деревянной скамейке в маленькой каюте суденышка. До Пирея они добрались где-то около пяти утра. Шкипер по имени Антиной был возбужден — не то от усталости, не то из-за заработанных денег, а может быть, и из-за узо. Антиной сказал, что в Пирее у него есть друзья, которые будут счастливы видеть его.

Утренний холод пронизывал Тома. Ему пришлось озолотить водителя такси, чтобы тот отвез его к отелю “Гранд-Бретань” на площади Конституции в Афинах.

Тому дали номер, но не тот, в котором он останавливался. Тот они еще не успели убрать, откровенно признался портье. Написав на клочке бумаги телефон студии Джеффа, Том отдал его портье и попросил соединить его с Лондоном.

После этого он поднялся к себе в номер и принял ванну, не забывая о телефоне. Но разговор дали только без четверти восемь, когда он был уже в постели.

— Это Том, я в Афинах, — сказал он, борясь со сном.

— В Афинах?

— Есть какие-нибудь новости о Бернарде?

— Нет. А что ты там…

— Я еду в Лондон. Буду сегодня вечером. Готовьте грим. О'кей?

В четверг, повинуясь внезапному порыву, Том купил себе в Афинах зеленый плащ, причем такого типа, какой он, Том Рипли, ни за какие коврижки не выбрал бы для себя в нормальных условиях. В плаще было полно ремешков и кармашков с клапанами; некоторые из них застегивались двойными колечками, другие были снабжены маленькими пряжками, как будто плащ предназначался для человека, таскающего на себе фляжки с водой, депеши, патроны, комплект обеденных принадлежностей и парочку дубинок со штыком. От плаща разило дурным вкусом, и Том надеялся, что это сыграет положительную роль на английской таможне, — если, паче чаяния, кто-нибудь из пограничников запомнил его внешность с прошлого раза. Он также расчесал волосы на правый пробор вместо обычного левого, хотя на фотографиях, снятых в фас, пробора не было видно. Очень удачно, что на его чемодане не имелось инициалов. Встал вопрос о деньгах, так как у Тома были при себе в основном дорожные чеки на имя Томаса Рипли, и в Лондоне он не мог расплачиваться ими, как сделал это с греческим шкипером. Правда, у него оставались драхмы, обмененные им на франки, взятые у Элоизы, и он мог купить на них билет до Лондона, а там Джефф с Эдом ссудят его необходимой суммой. Он вынул из бумажника документы Тома Рипли и переложил их в задний карман брюк, застегивающийся на пуговицу. Но, скорее всего, эти предосторожности были излишни: вряд ли его будут обыскивать.

Паспортный контроль он прошел благополучно.

— Сколько времени вы собираетесь пробыть в Англии?

— Я думаю, дня четыре, не больше.

— У вас деловая поездка?

— Да.

— Где вы остановитесь?

— В отеле “Лондонер” на Уэлбек-стрит.

Опять он доехал автобусом до автовокзала и позвонил оттуда в студию Джеффа. Часы показывали 22.15.

Ему ответил женский голос.

— Позовите, пожалуйста, мистера Константа или мистера Банбери.

— Их обоих сейчас нет. А с кем я разговариваю?

— Это Роберт Маккей. — Женщине это имя ничего не говорило, потому что Том не сообщил его Джеффу. Но Том понимал, что Джефф с Эдом должны были оставить в студии человека, который знал его. — Это Цинтия?

— Д-да, — неуверенно прозвучал голос. Том решил рискнуть.

— Это Том. А когда вернется Джефф?

— Том! Я не была уверена, что это ты. Они должны придти через полчаса. Может быть, ты пока приедешь?