Из своего номера он позвонил Элоизе. Служанка сказала, что Элоиза вместе с родителями ушла в гости. Тогда Том заказал разговор с Гамбургом. Через двадцать минут его соединили. Ривз был на месте.

— Приветствую, Ривз. Это Том. Я в Париже. Как у тебя дела? Ты не мог бы соорудить мнр паспорт tout de suite [68]? Фотографии я уже выслал.

Ривз был страшно рад. Ну слава богу, наконец-то более или менее серьезная просьба! Паспорт. Ну конечно, конечно. Эти столь необходимые маленькие штучки похищались его людьми тут и там непрестанно. Том осторожно поинтересовался, во что это ему обойдется.

На это Ривз не мог ответить сразу.

— Запиши это в мой долг, — распорядился Том. — Главное, он мне нужен немедленно. Если ты получишь мои фотографии в понедельник утром, сможешь сделать его к вечеру?.. Да, так срочно. У тебя, случайно, никто из знакомых не летит в Париж в понедельник вечером? (“Если случайно никто не летит, пошли кого-нибудь”, — подумал Том.)

Да, сказал Ривз, возможно, найдется такой знакомый. Том настоятельно попросил, чтобы это не был очередной невинный “переносчик”, так как возможности обыскать его карманы или багаж у него не будет.

— Любое американское имя, — сказал Том, — и лучше бы американский паспорт, но и английский сойдет. Пока что я Дэниел Стивене, отель “Ритц”, Вандомская площадь. — На всякий случай Том дал Ривзу телефонный номер отеля и сказал, что встретит посыльного лично, только пусть Ривз сообщит, когда тот прибудет в Орли.

Элоиза тем временем уже вернулась из гостей, и Том мог поговорить с ней.

— Да-да, я в Париже. Хочешь присоединиться ко мне сегодня?

Элоиза хотела. Том был в восторге. Он представил себе, как уже через час они будут сидеть друг против друга и пить шампанское — если, конечно, Элоиза будет не против. Но обычно она не была против.

Том в нерешительности стоял на круглой Ван-домской площади. В каком направлении двинуться? Влево, к Опере, или вправо, в сторону улицы Риволи? Круги всегда раздражали Тома, он предпочитал мыслить квадратами и прямоугольниками. Интересно, где Бернард, подумал он. И на кой ляд тебе второй паспорт? — спросил он себя. Как козырь, припрятанный в рукаве? Дополнительный шанс на свободу? “Я не могу писать, как Дерватт, — сказал Бернард. — Я вообще больше не могу ничего создать, даже под своим именем”. Может быть, в этот момент Бернард перерезает себе вены в какой-нибудь парижской гостинице? Или, прислонившись к перилам моста через Сену, выжидает момент, когда никого не будет поблизости и можно будет прыгнуть?

Том пошел напрямик в сторону улицы Риволи. В этом районе после захода солнца не было ничего интересного. Витрины магазинов были закрыты ставнями со стальными брусьями или цепями, охранявшими всякую дребедень, предназначенную для туристов, — шелковые носовые платки с надписью “Париж”, шелковые галстуки и рубашки по немыслимой цене. Он подумал, не взять ли такси до шестого округа, где было оживленнее, и побродить там, выпить пива в баре “Липп”. Однако существовала опасность, что там он наткнется на Криса. Том вернулся в отель и заказал разговор со студией Джеффа.

Телефонистка предупредила, что на это потребуется минут сорок пять, так как линия перегружена. Однако спустя полчаса их уже соединили.

— Алло! Париж?.. — можно было подумать, что это не Джефф, а какой-нибудь дельфин, говорящий со дна моря.

— Да, Париж. Это Том! Ты меня слышишь?

— Плохо!

Но все-таки не настолько плохо, чтобы прерывать связь и заказывать разговор заново. Том продолжал:

— Я не знаю, где Бернард сейчас. Вы не получали от него никаких вестей?

— Почему ты звонишь из Парижа?

Объяснять это при такой слышимости вряд ли имело смысл. Спасибо, хоть удалось разобрать, что Бернард им не звонил.

— Они сбились с ног в поисках Дерватта! — прокричал Джефф. (Последовал ряд английских ругательств.) — Черт их побери! Если я не слышу тебя, вряд ли кто-нибудь на линии может понять хоть одно…

— D'accord! [69] — откликнулся Том. — Поведай мне свои печали.

— Возможно, жена Мёрчисона…

— Что?.. — О господи! Нет, все-таки телефон — дьявольское изобретение. Надо срочно возвращаться к перу с бумагой и почтовым пароходам. — Ничего не слышу!

— Мы продали “Ванну”… Они просят… за Дерватта! Том, если бы только…

Неожиданно их прервали.

Том в ярости швырнул трубку на рычаг и тут же схватил ее, чтобы высказать телефонистке все, что он по этому поводу думает, но опять положил трубку. Телефонистка не виновата. И никто не виноват — по крайней мере, из тех, до кого можно добраться.

Итак, миссис Мёрчисон приезжает, как Том и предполагал. Возможно, ей известна теория ее мужа о фиолетовых тонах. Интересно, кому продали “Ванну”? И где Бернард? В Афинах? Может быть, он решил пойти по стопам Дерватта и утопиться на каком-нибудь из греческих островов? Том уже видел мысленно, как едет в Афины. Как называется тот остров Дерватта? Икария? Где он находится? Надо будет выяснить завтра в туристическом агентстве. Том сел за стол и настрочил записку:

“Дорогой Джефф!

Если вы вдруг встретитесь с Бернардом, то учтите, что я мертв. Бернард думает, что убил меня. Объясню позже. Не говори об этом никому — я пишу это только на тот случай, если вы увидитесь с Бернардом, и он скажет, что убил меня. Притворитесь, что верите ему, и ничего не предпринимайте. Задурите Бернарду голову и постарайтесь его утихомирить, пожалуйста.

Всего наилучшего, Том”.

Том спустился в холл, купил марку за семьдесят сантимов и отправил письмо. Джефф, наверное, получит его только во вторник. Но отправлять подобное сообщение телеграммой было бы неосторожно. Или не было бы? “Для Бернарда я — под землей”. Вряд ли Джефф с Эдом поймут, что это значит. Он все еще размышлял об этом, когда в холл вошла Элоиза. Том был рад видеть, что ее чемоданчик при ней.

— Добрый вечер, мадам Стивене, — приветствовал он ее по-французски. — Сегодня ты мадам Стивене. — Том хотел проводить ее к портье, чтобы она зарегистрировалась, но потом решил, что сойдет и так, и они направились к лифту.

Три пары глаз следили за ними. Она его жена? Гм.

— Том, ты очень бледен!

— День был утомительный.

— Ой, а что это…

— Тс-с-с…

Она имела в виду рану на голове. Элоиза всегда все замечала. Кое-что ей придется объяснить, но, конечно, не все. Описывать могилу — бр-р-р… Это было бы слишком ужасно для нее. И выставило бы Бернарда убийцей, а он им не был. Том уплатил чаевые лифтеру, который настоял на том, чтобы донести вещи Элоизы до номера.

— Что у тебя с головой?

Том снял темно-зеленый с голубым шарф, которым высоко обмотал шею, чтобы не видно было кровь.

— Бернард ударил меня. Но беспокоиться не о чем. Снимай обувь, раздевайся. Устраивайся, как дома. Шампанского хочешь?

— С удовольствием.

Он заказал по телефону шампанское. Том испытывал легкое головокружение, как при высокой температуре, но он знал, что все дело лишь в слабости и потере крови. Не накапал ли он кровью дома? Нет, он вспомнил, что проверил это перед уходом.

— А где Бернард? — Элоиза скинула туфли и осталась босиком.

— Не имею понятия. Может быть, в Париже.

— Вы подрались? Он не хотел уезжать?

— Ну, настоящей дракой это не назовешь. У него расстроены нервы. Но все это ерунда, не обращай внимания.

— Но почему ты уехал в Париж? Он что, все еще у нас дома?

А может быть, и так, вдруг подумал Том. Правда, Бернард забрал все свои вещи — Том проверял. А попасть обратно в дом он мог, только разбив стеклянные двери.

— Нет, его нет у нас дома, — сказал он.

— Я хочу осмотреть твою голову. Пойдем в ванную, там светлее.

В дверь постучали. Их заказ выполнили быстро. Осанистый седовласый официант улыбнулся, когда хлопнула пробка. Бутылка с приятным хрустом вошла в ведерко со льдом.